Берлин-Киев-Москва (6 часть)

Продолжение, начало см. Берлин-Киев-Москва (часть первая); Берлин-Киев-Москва (часть вторая);

Берлин-Киев-Москва (часть третья); Берлин-Киев-Москва (4 часть); Берлин-Киев-Москва (5 часть)

 

КИЕВ

[quote style=”boxed”]Утром следующего дня Александр Крыжановский вызвался сопровождать нас в святыню православного мира Киево-Печерскую лавру и в Дом-музей Михаила Булгакова, ставшего после «Мастера и Маргариты» культовой фигурой во всем мире.

Лавра (греч. «городская улица, многолюдный монастырь») – первый мужской монастырь на Руси, основанный в 1051 году, во время правления Ярослава Мудрого, монахом Антонием. В Ближних пещерах покоятся мощи древнерусского летописца, историка, автора «Повести временных лет» Нестора, принявшего монашеский постриг в семидесятых годах XI века, писавшего: «Великая бывает польза от учения книжного. Ибо от книжных слов обретаем мудрость и воздержание». Из этой бесценной книги нам стали известны события жизни Рюриков, княгини Ольги, князя Владимира, крестившего в 988 году, в Днепре, Киевскую Русь и положившего начало истории Русской церкви. До крещения князь Владимир проходил «испытание вер», о чем свидетельствует «Повесть временных лет». Трудно представить развитие нашей истории, если бы выбор князя пал на другую религию, а выбор был богат: ислам (мусульманство от булгар), хазарский иудаизм, латинство (папский католицизм).

В Киево-Печерской лавре похоронен Петр Столыпин – известный российский политик-реформатор, застреленный 1 сентября 1911 года в киевском Оперном театре, где, вместе с российским императором Николаем II слушал оперу Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». В завещании Столыпина, написанном задолго до смерти, есть странное распоряжение: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Такое мрачное предчувствие конца объясняется тем, что на Столыпина было совершено более десяти покушений. «Опасайся предсказаний,/ Смерти лучше не зови…» – предостерегает Арсений Тарковский в стихотворении «Слово». Волю Столыпина исполнили, но в период хрущевской оттепели могилу заасфальтировали, а надгробие спрятали на колокольне. Ныне могила восстановлена. Памятник Столыпину, с любовью возведенный киевлянами на Крещатике, был снесен после Февральской революции 1917 года. Такова наша «любовь к родному пепелищу,/ любовь к отеческим гробам».

С 19 сентября 1941 по 6 ноября 1943 года Киев был оккупирован немцами. Когда немецкие войска вошли в Киев, многие жители столицы встречали их хлебом-солью. По одной из версий Успенский собор был уничтожен советским командованием 3 ноября 1941 года, во что трудно поверить, так как взрыв был снят немцами на пленку и попал в немецкий киноархив, следовательно, немцы готовились к нему заранее. За несколько дней до взрыва немцы вывезли из лавры огромное количество церковных реликвий. В нижней части лавры были расквартированы отряды СС. В советское время на территории лавры находился Киевский государственный институт театрального искусства имени Карпенко-Карого, в котором учился Роман Балаян. Еще одно странное «сцепление»: классик украинской драматургии, актер Иван Карпенко-Карый (сценический псевдоним Ивана Тобилевича) был женат на Надежде Тарковской, он воспитал рано осиротевшего отца Арсения Тарковского, Александра Карловича, и приходился поэту дядей. Арсений Тарковский родился 25 июня 1907 года, Карпенко-Карый умер в Берлине, в сентябре того же года. «Бывают странные сближенья…» – как сказал  Пушкин.

В Доме-музее Булгакова, что на Андреевском спуске, нас встретила научный руководитель музея Кира Николаевна Питоева-Лидер.  «Музейные работники – это последние святые на Руси», – говорил академик Дмитрий Лихачев. Тому мы были свидетелями в Лавре и в музее Булгакова – везде нас приветствовали одухотворенные, влюбленные в свое дело, в историю и культуру своей страны люди. Таких преданных музейных работников я встретила в Палехе, в Плесе, в Доме-музее Цветаевых в Талицах, в Завражье, в Юрьевце, в Иванове.

Накануне моего отъезда в Киев мы с дочерью посмотрели спектакль «Белая гвардия» в лондонском Национальном театре. И вот я стою на пороге квартиры Алексеевского спуска, дом №13  – это адрес героев романа, семьи Турбиных! Мхатовцы окрестили «Дни Турбиных» «Чайкой» нового поколения; к 1938 году спектакль выдержал более восьмисот представлений! Сталин смотрел его пятнадцать раз, чем, возможно, спас жизнь писателю, но, он же и закрывал спектакль, лишая Булгакова средств к существованию. С какой  пророческой силой звучали последние слова пьесы для представителей «уходящего мира». «Господа, сегодняшний вечер – великий пролог к новой исторической пьесе», – восклицал Николка. «Кому – пролог, а кому – эпилог», – заключал бывалый офицер белой гвардии капитан Студзинский.

В Киеве Булгаков не написал ни одного произведения, но в Москве его не оставляли воспоминания о родном городе, о людях, «которых уже нет на свете», о доме, который чудом сохранился до наших дней, хоть и устроили в нем в советское время общежитие. Крутые ступени, ведущие на второй этаж квартиры, небольшие семь комнат. Предметы, принадлежавшие героям «Белой гвардии», выкрашены в белый цвет снега – они переносят посетителя в мир романа, зародившегося «однажды ночью, когда я проснулся после грустного сна. Мне снился родной город, снег, зима, гражданская война… Во сне прошла передо мною беззвучная вьюга, а затем появился старенький рояль и возле него люди, которых уже нет на свете. Во сне меня поразило мое одиночество, мне стало жаль себя. И проснулся я в слезах».

Автор книги «Алмазный мой венец» вспоминал: «Хотя синеглазый был по образованию медик… однажды он признался мне, что всегда мыслил себя писателем вроде Гоголя…» Катаев называл «синеглазым» Михаила Булгакова, а «синеглазкой» – сестру писателя Елену, в которою был влюблен. «Синева его глаз казалась несколько выцветшей, и лишь изредка в ней вспыхивали дьявольские огоньки горящей серы, что придавало его умному лицу нечто сатанинское… В его надменном выражении присутствовало нечто актерское, а временами даже и лисье». Еще одно проницательное наблюдение, касающееся будущей славы Булгакова: «Создавалось впечатление, что лишь одному ему открыты высшие истины не только искусства, но и вообще человеческой жизни».

Подлинников в квартире немного, что немудрено: Булгаков пережил, по крайней мере, десять смен власти, а в действительности их было гораздо больше. Разорение, обрушившееся на мирную жизнь киевлян, можно представить лишь в страшном сне.

В угловой комнате, в кабинете молодого Булгакова, на столе, покоились небезызвестная лампа с зеленым абажуром, символ уюта и спокойной мирной жизни, аккуратно разложенные инструменты, склянки молодого врача, фотографии в рамках. Открыта форточка, через которую герои романа прятали оружие. В гостиной на пианино раскрыта партитура «Фауста» Гуно, любимой оперы Булгакова и его героев. В одну из комнат нужно проходить через шкаф – в вымышленный мир писателя и реальный его героев. Есть в музее комната – столовая с мистическим зеркалом. В столовой мирно тикают часы. Внезапно в комнате гаснет свет, в темноте кружится вьюга, и ты невольно попадаешь в иное измерение. В этой комнате умирал старший брат Алексей Турбин, а в действительности – отец Булгакова, Афанасий Иванович Булгаков.

Музей кропотливо работает над своей коллекцией, приобретая вещи, жившие когда-то с семьей Булгаковых, а потом и с героями белогвардейской семьи Турбиных (имя по материнской линии). Здесь икона Казанской Божьей Матери с лампадкой, принадлежавшая семье Булгаковых, перед которой молилась Елена о спасении младшего брата Николки. В камине горит ненастоящий, но все же создающий атмосферу вечерних сумерек огонь. Сохранилась и изразцовая «замечательная печь», несущая «на своей ослепительной поверхности… исторические записи и рисунки…», сделанные «рукою Николки тушью и полные самого глубокого смысла и значения». На первом этаже проходят литературные и музыкальные вечера, устраиваются выставки, юбилейные торжества.  В музее есть библиотека, где собраны произведения писателя и их многочисленные переводы. Нельзя не вспомнить блестящее описание Булгаковым опереточного гетмана Скоропадского, возглавившего выдуманную немцами украинскую державу, бросившего армию, бежавшего ночью «прощелыгу», «бандита неописуемого», «прохвоста». Как это резонирует с современностью! «Если бы ваш гетман, вместо того, чтобы ломать эту чертову комедию с укранизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии». Знал бы Булгаков, что дух Петлюры ныне не только прославляется, но и возносится на постаменты.

После встречи со студентами в «Мастер Классе», Роман Балаян пригласил меня на свой день рождения в загородный ресторан «Ранчо», где собрались его близкие друзья. Торжественная и очень домашняя трапеза с душистым шашлыком сопровождалась россыпью тостов искренне любящих его людей. Талантом восхваления наделены только люди Кавказа!  Тарковский и Любимов обожали произносить велеречивые тосты с кавказским акцентом, но, хоть и звучали они эффектно, все же в них проскальзывал едва уловимый литературный налет. Как живописно одаривал гостей грузинский фотограф Юрий Мечитов после открытия его выставки в галерее Национального театра! По оценке газеты «Таймс» выставка «Сергей Параджанов глазами камеры Юрия Мечитова»  вошла в число пяти лучших в британской столице за март 2010 года; в списке – экспозиции Букингемского дворца, Генри Мора и Микеланджело, что привело бы Параджанова в феерический восторг! А в каком восторге пребывали наши английские партнеры (после Международного симпозиума, посвященного Параджанову), когда Роман Балаян, со свойственной ему иронией, наделял каждого из присутствующих хвалебными эпитетами.  Все хорошее о человеке пишется в некрологах; счастье, что есть люди, умеющие при жизни щедро и виртуозно дарить «любви счастливые моменты…»

Вечером 15 апреля в «Мастер Классе» состоялся концерт «На каждый звук есть эхо на земле…» (строчка из цикла «Степная дудка» Арсения Тарковского). В нем прозвучала музыка из фильмов Андрея Тарковского и его любимые произведения. Оркестр “New Era Orchestra” под управлением художественного руководителя и дирижера Татьяны Калиниченко исполнил произведения Баха, Перголези, Пёрселла, Мусорского, Пярта, Джона Тавернера, Леонида Десятникова. Молодой композитор Максим Абакумов, представил на суд слушателей сюиту «Сны» для камерного оркестра и электронной музыки по мотивам Эдуарда Артемьева. Во время исполнения арии “Erbarme Dich Mein Gott” из «Страстей по Матфею» Баха  многие в зале не могли сдержать слез. После концерта организаторы Дней творчества Тарковских устроили  прием на крыше «Мастер Класса», с которой открывался вид на Киево-Печерскую лавру. Описать это чувство можно только словами поэта: «Ты посмотри какая в мире тишь/ Ночь обложила небо звездной данью/ В такие вот часы встаешь и говоришь/ Векам истории и мирозданью»…

[quote style=”boxed”]В один из вечеров Евгений Уткин с женой Ирой Буданской и Франком Мак-Говерном пригласили меня во дворец «Украина» на выступление солистов «Ла Скала». Из-за исландского вулкана не всем солистам удалось добраться до Киева, но концерт состоялся назло разбушевавшейся стихии. Во время концерта я получила известие от Евгения Цымбала (режиссера-документалиста, ассистента Тарковского на «Сталкере») из Москвы, что моя книга «Андрей Тарковский: собиратель снов» получила приз Гильдии киноведов и кинокритиков России за 2010 год в номинации «Мемуары о кино». Это приятное известие сопровождалось оглушительными аплодисментами популярным оперным ариям. После бравурной музыки приятно было влиться в теплый киевский вечер и послушать уличных музыкантов, так просто и задушевно исполнявших  «Есть только миг между прошлым и будущим,/ Именно он называется жизнь…»

В чудесном ресторане «Пантагрюэль», что у Золотых ворот, мы отметили мое награждение. Это был незабываемый вечер с тем благодатным стечением обстоятельств, когда все сошлось: и место, и чудесная  компания, и разговоры без светской шелухи, и прекрасное итальянское вино.  Когда мы вышли из ресторана, в сквере мне показали памятник Ярославу Мудрому и скульптуру персидскому коту Пантелеймону, много лет служившему в ресторане мышеловом и погибшему во время пожара.

Киев невообразим без его прошлого, без его церквей и монастырей. Трудно представить себе Нью-Йорк и посещение церквей. Святыня Нью-Йорка – Бродвей, а в Киеве далеко не уйдешь, не уткнувшись в историю.

Софийский собор и Михайловская церковь словно открывают друг другу объятья и всем идущим к ним. Михайловскую церковь воздвиг в начале XII века князь Святополк, а восемьсот лет спустя советский режим, не увидев в ней «исторической ценности», разрушил до основания;  через семьдесят лет церковь заново восстановили. Собор Святой Софии Премудрости Божией называют чудом света. Здесь, под тринадцатью величественными куполами, находятся шедевры восточнохристианского искусства – подлинные фрески, мозаика XI века. Собор, основанный великим князем Владимиром и его сыном князем Ярославом Мудрым, продолжившим воздвижение святыни (в соборе покоятся его останки), – есть торжество победы христианства в Киевской Руси. У Софийской Богоматери спокойное, торжественное, бесстрастное, полное достоинства выражение лица, она – «нерушимая стена». Говорят, икона – окно в иной мир, разговор с Богом. В Софийском соборе  почти тысячелетние фрески, смотрят  внутрь тебя, словно, изучают пришельцев из будущего.

Кирилловская церковь связана с именем Врубеля. Подъезжая к ней, я увидела весенний сквер с зелеными макушками деревьев и указатель со страшной надписью «Бабий Яр». С конца сентября 1941 года глубокий овраг на окраине Киева превратился в место массовых казней мирного населения, вплоть до отступления немцев в ноябре 1943 года. Бабий Яр стал символом бесчеловечного убийства мирного еврейского населения – женщин, детей, стариков. Здесь было расстреляно почти все еврейское население Киева, уничтожено несколько цыганских таборов, растерзаны священнослужители, призывавшие к сопротивлению нацистам, и содержавшиеся в концлагерях военнопленные. Матерей расстреливали вместе с детьми, обращавшими к ним последние крики о помощи: «Мама! Мама! Мама!…» Изощренная, безжалостная бойня сопровождалась музыкой и ревом самолета, кружившего над оврагом, заглушавшего предсмертные крики. Моя мама рассказывала, как в белорусском городе Толочине, во время расстрела евреев  из толпы вырвался мальчик и бросился к молодому немцу на шею – от ужаса или в мольбе защитить его! У немца случился разрыв сердца, его увезли, а  мальчика застрелили полицаи-бандеровцы, по своей жестокости не уступавшие своим хозяевам. Мама узнала об этой расправе от родного дяди; его и других престарелых местных жителей схватили и под угрозой смерти принудили закапывать убитых, среди которых были и раненые.

Отступая, немцы, пытаясь скрыть следы преступления, заставляли заключенных-смертников сжигать трупы и рассеивать пепел вокруг Бабьего Яра. Всех не повиновавшихся расстреливали. По разным подсчетам, в Бабьем Яре были казнены от семидесяти тысяч до двухсот тысяч человек. Самыми первыми жертвами стали семьсот пятьдесят два пациента психиатрической больницы имени академика Павлова, расположенной на территории Кирилловской церкви. «И люди заставляют демонов краснеть/ Коварством и любовью к злу!..»

Лейла Александер-Гарретт

(Продолжение следует)