Начало см. Берлин-Киев-Москва (часть первая); Берлин-Киев-Москва (часть вторая);
Берлин-Киев-Москва (часть третья); Берлин-Киев-Москва (4 часть);
Берлин-Киев-Москва (5 часть);Берлин-Киев-Москва (6 часть);
Берлин-Киев-Москва (7 часть); Берлин-Киев-Москва (8 часть);
Берлин-Киев-Москва (9 часть)
МОСКВА -16 сентября
[quote style=”boxed”]«Когда склоняется день, когда розовая мгла одевает дальние части города и окрестные холмы, тогда только можно видеть нашу древнюю столицу во всем блеске, ибо, подобно красавице, показывающей только вечером свои лучшие уборы, она только в этот торжественный час может произвести на душу сильное, неизгладимое впечатление».
Так чувственно описал юный Лермонтов свою любимую Москву.
После размеренного существования на Международном фестивале имени Андрея Тарковского «Зеркало» в Иванове, где в культурном центре «Классика» профессором Евгением Борзовым и его студентами была организована выставка моих любительских фотографий со съемок «Жертвоприношения», июньская Москва ошеломляла обилием происходящего. В Москве все слишком, все через край, с лихвой – пространство, транспорт, расстояния, толпы людей. Здесь много чужих, но свои такие, каких нет нигде на свете! Бывает в путешествиях, самых непродолжительных, почему-то все складывается. Так было с Киевом, Берлином и Москвой. В течение нескольких дней мне посчастливилось увидеть две замечательных выставки: Юрия Норштейна «Большие глаза войны», в Галерее на Солянке, посвященную тридцатилетию фильма «Сказка сказок» (критики назвали его «лучшей сказкой всех времен и народов»); и вторую – Тонино Гуэрра в Нащокинском музее. Благодаря Юрию Норштейну, мы попали на премьеру спектакля «Мёд», поставленного Юрием Любимовым к 90-летию известного итальянского писателя, сценариста и художника.
В час «небывалого жаркого заката, в Москве…» мы оказались с Александром Гордоном – моим бессменным спутником в театре на Таганке. Этим вечером опять же сошлись: и «жаркий закат», и город, производивший «на душу сильное, неизгладимое впечатление», и наша дружная компания, и театр, и встреча с автором пьесы-поэмы «Мёд», и с самим маэстро. С Любимовым я работала в Стокгольме в Королевском драматическом театре («Мастер и Маргарита», «Пир во время чумы») и в лондонском Ковент-Гардене («Енуфа» и пролог цикла «Кольца Нибелунгов» – «Золото Рейна»). Из «шумного» немецкого гения Любимов хотел сотворить нечто эпатажное, что привело дирекцию оперного театра с их болезненным пиететом к Вагнеру в состояние столбняка. В Стокгольм прилетела телеграмма, в которой сообщалось, что режиссер отстраняется от постановок следующих опер цикла – «Валькирия» (др.-исл. «выбирающая убитых»), «Зигфрид» и «Гибель богов». А жаль, Любимов бы насочинял таких полетов дев-воительниц!
[quote style=”boxed”]В фойе Таганки зрителя встречал говорящий козел, вернее коза, с внушительным выменем из воздушного шара. Коза вежливо блеяла голосом Юрия Петровича, приглашая публику проходить в зал через сцену, предварительно вытерев ноги. Знакомые любимовские проделки – Юрий Петрович ненавидит скуку и другим не дает скучать.
В зале я увидела тех, кого регулярно показывает российское телевидение: «Тут был однако цвет столицы…/ Везде встречаемые лицы…» Во вступительном слове Любимов признался, что в сумме возраст Тонино Гуэрра и его собственный составляет почти двести лет! Можно позавидовать их любви к жизни и к искусству! На Западе от Любимова я часто слышала ностальгически-восторженные описания своего кабинета (особенно его удручало, что советские закрасят его летописные стены).
И вот я в легендарном кабинете сижу между двумя Юриями – Любимовым и Норштейном, которому «Мёд» пришелся по душе своей свежестью, музыкальностью, итальянским карнавалом. Юрий Любимов вспоминал Лондон, Стокгольм, Германию, своих акул-агентов, Вагнера, над которым ему хотелось подшутить, да не дали, грудью легли на защиту святыни. У Любимова феноменальная память, но еще больше восхищает его желание поделиться всем пережитым. Однажды на репетиции «Мастера и Маргариты», когда, устав от неточного исполнения сцены, – а в музыкально-драматическую систему Любимова не все актеры, даже его собственного театра, способны включиться, – он принялся рассказывать мне анекдоты, блестяще изображая первых лиц советского государства (лишивших его гражданства, театра, дома), чем вызвал бешенство шведских актеров. Дошло до того, что Ян Бергман (Коровьев), разозлившись на режиссера, швырнул керосиновую лампу и чуть не поджег сцену Королевского драматического театра, где державно и бессменно царствовал его отец Ингмар Бергман. Однако Любимов был настолько увлечен своими байками, что даже не понял, что произошло. Зато Бергман, в тайне наблюдавший за репетициями своего театрального собрата и соперника, не раз потом вспоминал злополучную репетицию и очень гордился своим сыном. А играл Ян Бергман Коровьева отменно! Вот такого неутомимого сказителя я застала в таганковском кабинете, где глаза невольно приковывались к знаменитым надписям, а уши – к очередному рассказу.
На следующий день мой чичероне Александр Гордон показывал мне укромные уголки в самом центре Москвы, где они с Андреем Тарковским в юности проводили досуг; но, как известно, все дороги ведут в Кремль – самую большую сохранившуюся до наших дней крепость в Европе. «Что сравнить с этим Кремлем, который, окружась зубчатыми стенами, красуясь золотыми главами соборов, возлежит на высокой горе, как державный венец на челе грозного владыки?.. Нет, ни Кремля, ни его зубчатых стен, ни его темных переходов, ни пышных дворцов его описать невозможно… Надо видеть, видеть… надо чувствовать все, что они говорят сердцу и воображению!» Так восторженно описывал древнюю святыню юнкер лейб-гвардейского гусарского полка Лермантов (в ту пору Лермонтов подписывался через «а»). «Москва, Москва!.. люблю тебя, как сын, / Как русский, – сильно, пламенно и нежно!»
С середины сентября до середины октября в Галерее на Солянке проходила выставка «Андрей Тарковский. Последнее кино». На ней были уникальные документы из архива Марины Тарковской – письма, рисунки, живописные работы ее брата; мои любительские фотографии, снятые во время съемок «Жертвоприношения»; не вошедшая в фильм сцена сна, подаренного мне Андреем; отрывки из документального материала. Но главное, сама картина! Какую гордость за создателя фильма вызывали восторженные отзывы зрителей! Прошло двадцать пять лет, а фильм по-прежнему живет, волнует.
Еще одна любопытная страница из жизни Москвы. Неотъемлемой частью столицы всегда были гости, многие их которых превратились в гастарбайтеров (изменилось слово, изменилось отношение; почему-то русские позаимствовали именно это немецкое слово!) и пробки. От водителей из бывших советских республик Средней Азии, Армении и Азербайджана мне не раз пришлось выслушивать ламентации о распаде СССР. Главное, на что жаловались это люди, это упадок образования, медицинского обслуживания, потеря русского языка и, самое страшное, потеря работы, всего того, из чего складывается достойное существование человека.
В Лондоне, разговаривая с афганскими водителями, я слышала примерно то же самое: когда в Афганистане были русские, их семьи могли получить образование, особенно женщины. Сейчас они не работают из-за боязни нарушить законы Шариата (араб. – «ясно установленный путь», «источник») – совокупность правовых, морально-этических, религиозных норм поведения в исламе. После чудовищной террористической атаки 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, американское посольство в Лондоне устроило в Гровнер сквере уголок памяти, где каждый мог прийти и оставить запись в книге скорби. Статный, седовласый представитель американского посольства в разговоре со мной сдержанно гневался на «черную неблагодарность варваров»: ведь именно они – американцы «выдрессировали» бойцов Талибана; они финансировали афганских боевиков, они своими руками создали Усаму Бен-Ладена – и чем им за это отплатили!? Я смотрела на потрясенного дипломата и думала: если нация до такой степени наивна, это страшно. Красноречивая выдержка из интервью бывшего министра Германии Андреаса фон Бюлова, приписывающая ЦРУ создание исламского военно-политического движения Талибан в Афганистане: «С решающей поддержкой спецслужб США не менее тридцати тысяч мусульманских боевиков было обучено в Афганистане и Пакистане, в том числе, и группа фанатиков, которые были до сих пор готовы на что угодно. И один из них – это Усама Бен-Ладен…» Мудрая пословица: что посеешь, то и пожнешь.
[quote style=”boxed”]Много лет назад британский политический журналист Тим Ходлин предвидел «непредвиденный» результат американского вмешательства в Афганистан. В частности, он говорил, что американцам следовало бы благодарить русских за то, что они влезли в эту кашу, что, благодаря русским, там начнут появляться хоть какие-то ростки демократии. Американцам чужда история, культура и традиции этих народов, а у русских колоссальный опыт еще со времен покорения Ермоловым Кавказа. «Смирись, Кавказ, – идет Ермолов…» Уж не возмездием ли Кавказа стал для России Сталин? По той же мудрой пословице…
Тогда на Тима Ходлина обрушились упреки телеканалов всей демократической Европы (я видела эти бредовые нападки по шведскому телевидению). Европейским демократам казалось, что американские добрые парни принесут свободу и кока-колу! этим регионам. Увы, расчеты журналиста оказались верными и исходили они из глубокого знания и уважения к этим народам, так как Тим Ходлин долгие годы жил и работал в Иране, свободно владел языком, имел множество друзей среди местного населения и путешествовал по этим странам. Ни для кого не секрет, что в XXI веке, благодаря американскому стремлению «осчастливить» народы Афганистана (что уж говорить об Ираке!), страна отброшена в средневековье. «Пора понять раз и навсегда, что разные породы людей, как разные породы зверей, имеют разные характеры и не виноваты в этом…» – объяснял Герцен.
В Киеве мне тоже приходилось беседовать о новшествах независимого существования, но, как ни странно, даже многие русские, живущие в столице Украины, не хотели бы вновь стать частью России. Зато все, в один голос, уверяли, что Киев во времена Советского Союза был значительно краше. Почему-то жертвой независимости стали тополиные и каштановые аллеи, фонтаны, площади и скверы. Политические метания некоторых вождей похожи на лай моськи на слона, только зачем угар патриотизма и ущемленные амбиции вымещать на природе?! Даже, если красота не спасет мир, всем нам, живущим в этом мире, следует спасать красоту, ибо только она вносит в наши души мир. По утверждению философов мир природный есть отражение мира духовного.
Герцен полагал, что развитие человечества идет ступенями, и что каждая из них воплощается в известном народе. Хоть и много в русской жизни безобразного, зато нет закоснелой в своих формах западной пошлости. Смеясь над тем, что гегелевский бог живет в Берлине, он перенес его в Москву, веря в грядущую смену германского периода славянским; веря, что у русского племени есть «чаянье будущего века», «неизмеримый и непочатый запас жизненных сил и энергий». Донесет ли русское племя этот запас в будущие века? Не растранжирит ли в пути? Русь, как всегда, не дает ответа… Или мы ее плохо слышим…
Лейла Александер-Гарретт
Лондон, сентябрь 2011
