Выпуск 28
Рождественский выпуск Поэтики
София Юзефпольская-Цилосани
Предрождественское
храмов и осин….(цена – прозренья…)
Прощание с осенью
Как медленно сладок – полет у листочка.
Какая округлость в полете отважном.
Но с нами останется чистая точка:
одна геометрия в ноте опавшей.
И плача кармина за осени гранью
не станет, не будет – где вяжет сознанье
зима из углов ветровых хрусталей.
И только в дыму новогодних затей,
наполненных золотом хрупкого пота,
на окнах далеких спечется та нота
листа, – запечется в румянец кухарки,
в огонь кареглазых, декабрьских огарков
свечей, что и противень снега, как рыбку,
прожарят. И все мандарины, и рынки
вернут нам на миг золотистую радость
oт пряничных ангелов, пряничных лакомств.
Наглей же, декабрь, в ангелочка улыбке.
И пряничных домиков строй нам засады.
Натри канифолью сосновые скрипки.
О сердце листочка не помни, не надо.
Лимб
Ветки древесные стали как гнезда.
В них поселились не птички, – звезды.
Пляшут, щебечут, играют в пятнашки.
В хвостиках звезд – золотые пряжки.
В горлышках – дрожь рождества и света,
что-то еще – что прольется сверху
трелью в снегах, по-вселенски чутких
к самой туманной в мире минутке
тела во времени, струнному лиху
веток и душ в оголенном – Limbo
Стрелочник
Тулупчик, телогреечка – животное тепло,
овчинка, чайник с печечки – я в желтое окно
пустоты мира вижу, цистерны снега, пар,
наш человечий домик – из снежных ширм и рам,
и рельсы – в разны стороны, которые куда –
неведомо. Но ходит там, как стрелочник, – звезда.
Сияют ее часики, отбрасывают тень;
метельные компостеры билетиков синей.
И там же на скамеечке , на самой откидной,
семья из трех пристроилась, и с кружкой волхв простой
бредет в своем тулупчике, – и хрупко так тепло,
и щелкет и щелкает названьями табло.
Из крови быта
Наполнившись тяжелой кровью быта
и ароматами цветенья и гниенья,
я не вскричу : Карету мне, карету! –
я изучу названия для сбыта
текучей тени жизненной, впаденье
в существование я выучу, пожалуй,
события в стихи, и в вещи – ножик
как вкладывать:
вот стол – тебе:
он видим только в сети крошек,
а вот торшер – он посох для паркета .
Вот только жаль, что домик-тыква – потекла…
Как ни крахмаль судьбу, но видно – чиполлиний
наш праздник: не нашедший нам угланас посетил блаженством снежных линий…
Блажен и тот, кто в дом вошел, а там угар
и тыква льет золу, как золото, и кормят
хрустальных чиполлин сквозь окна, и пернат
весь мир, как календарь, взлетев на подоконник.
И чуждый мир – летуч. И я с тобой живу, –
лохматым птенчиком, жаднющим, черным, вещим,
желающим сюжет изъять из печи –
с протекшей тыквы на сиреневом снегу.
Атлантика
Мы просто так гуляем в рождество
по брегу океанскому, впихнув
в карманы руки,
и втянув поглубже шеи.
Атлантики зеркальное гнездо
сама самодостаточность: потерей
ничто не видится, и ни приобретением – ему.
Со звездами оно не говорит, оно жемчужно плещет.
И слабенькое сердце также веще,
прозрачный звук проник до дна, приник ко дну.
