Поэтика Нью-Йорка.

Выпуск 11

Михаил Бриф

Кто подскажет мне простые
безыскусные слова?
Никого вокруг. Пустыня.
Называется Москва.

Надо рвать, крушить и мчаться
в край тот, где поймут меня.
Прощевайте, домочадцы,
покатил судьбу менять!..

Отчего же сердце стынет?
Почему душой продрог?
Никого вокруг. Пустыня.
Называется Нью-Йорк.

Людмила Лурье

На кухонном полу, когда-то чистом,
Томатный сок оранжевым верблюдом…
По радио грустит соната Листа,
И грудится вчерашняя посуда.

В пыли зеркальной, безысходность множа,
Как бык, в свое уперлась отраженье.
Ну на кого я,черт возьми, похожа –
Тоска в глазах и в голове броженье.

В аквариумных окнах злое небо
Вот-вот раздавит детскую площадку…
На завтрак нет ни колбасы ни хлеба,
А на душе невыносимо гадко.

Тупой асфальт истерзан каблуками,
Глазницею зияет плешь в газоне,
Старик- овца из мира Мураками –
Спит на траве в сыром комбинезоне.

Автобус дышит холодом могильным,
Дверь открывает лысым и лохматым…
Тинейджер  с телефончиком мобильным
Кого-то кроет англо-русским матом.

Путь бесконечен, остановки нудны;
Салон пустеет, словно поле боя…
У входа на работу пес приблудный
Скулит и молит взять его с собою.

Я мимо прохожу, как лик иконы,
Показываю пропуск чернокожей,
Смотрю в лицо блюстителю закона
И думаю по-русски: «ну и рожа».

Я на седьмой тащусь, как плод в утробе
Спрессована снаружи животами
Беременных мамашек из Найроби
И турка, изможденного глистами.

Иду по коридору торопливо,
Улыбку примеряю ближе к двери.
День начался: несчастный ли счастливый,-
Но следующий день, по крайней мере.

Борис Юдин

Бруклинское утро

Лежит роса на местных древесах.
Гусь на пролёте радостно гогочет.
Сосед с утра выгуливает пса,
Держа в руке пакетик и совочек.

Пострижена газонная трава.
Пёс молчалив, вальяжен и ухожен.
Он понимает все свои права
И знает о правах гусей и кошек.

А мне бы без ошейника – стремглав!
Но от пустых желаний мало проку,
Хоть у меня ничуть не меньше прав.
Но, думаю, не больше, чем у дога.

Ну что ж? Прочту «Другие берега»,
Перетасую старых карт колоду.
Свобода правил, догм и поводка
Скучна.
Но это всё- таки, свобода.

Лиана Алавердова

Бруклин

Однообразная архитектура,
простодушная, словно курица.
Небоскребы, блажь помпадурья
чужды бюргерской благоразумности.
Потому их не встретишь средь
бруклинского булькающего бульона.
Они избыточны в мире, где
лишь океан, как положено, огромен.
Если б не машины, не грохот сабвеевый –
все напоминает времена Марк Твена.
К лицу глуповатому, слащаво-кукольному,
мирному, ныне обжитому Бруклину
я привыкаю. Люблю, как будто.