Катря Кот
Музыкальные руки и Старомиська площадь, Прага.
[quote style=”boxed”]Bohemia Jazz Fest — девять лет в ароматном июле, девять городов в теплой Чехии, мировые звезды джаза и молодые чешские таланты. В жизни стоит позаботиться о важном: должно быть достаточно свободы, любви и джаза.
Проникнуть на территорию пражского джаза возможно, преодолев туристическое и историческое ополчение. Оно имеет несколько прослоек, бинарных пар: личное – публичное, собственно историческое – современное. Сама же Староместская площадь похожа на блин, взятый в плен архитектурно-окаменелым временем – как на сковородке. На площади – сцена. Несуразная на фоне окружения, хлипкая конструкция, время от времени проявляющая себя, как черный ящик в интерпретации Даниила Лидера. Вспышка – и в коробке становится светло, окаменелое время оживает, примиряя толпу туристов, продавцов, экскурсоводов со спокойной и уверенной красотой вокруг, добавляя времени новые оттенки.
Danilo Perez
Барабанные тарелки сияют под ритмичными палочками Брайана как полные луны. Серьёзный и бескомпромиссный Данило Перез никак не мог наладить диалог с роялем. Он извинился за ненастроенный инструмент и начал играть так, словно рояля и вовсе не существовало. Касался клавиш легко, будто избегая контакта, или прижимал их косточками кулаков – и у инструмента не оставалось другого выбора, как только отдать правильный звук. Этой легкости и скорости музыка отнюдь не смущалась, наоборот, она вырастала из самой сути фортепиано, из его идеи, места в мире звуков.
[quote style=”boxed”]Панамский мастер клавиш и владелец удивительно чутких рук путешествовал из традиционного джаза в классическую Европу, из латиноамериканского фолька в бибоп, как опытный музыкальный космополит – легко и незаметно.
Перез касается клавиш и представляет следующую композицию: посвящение Чарли Хейдену, который оставил нас всего несколько дней назад. В горле сжимается, вспоминаю львовский Альфа Джаз Фест 2013, Чарли Хейден говорил тогда о расизме, понимании, равенстве всех людей, любви как единственной ценности, и джазе как музыке свободы и равенства. Запомнилась удивительно проникновенная импровизация Джона Патитуччи – преданная, изысканная, честная, – возможно, похожая на Чарли.
[quote style=”boxed”]А справа от сцены собирал последнее солнце памятник Яну Гусу. На скульптурной композиции прописаны слова о главенстве каждой жизни над любой властью, о первенстве свобод человека. Длинный плащ первого в мире религиозного реформатора, как и большинство старых чудес Праги, покрыт флером бирюзовой патины, которая меняет свои оттенки при малейшем колебании света. От этого кажется, что Ян Гус восстал то ли из песка, то ли из снега, то ли из пепла, а в вечерних огнях – скорее из морских глубин, обросший бирюзовыми кораллами. Кто он? Пророк? Феникс? Бог?
Скульптура импровизировала цветами, как Патитуччи моим сердцем. Сказать, что я благодарна Праге за этот вечер, – более чем скупо.
Гуманистического пафоса после концерта добавляла мысль о Данило Перезе, создателе уникальной, насыщенной музыкальной программы для детей, живущих в условиях экстремальной бедности в Панаме. За эту деятельность пианист-филантроп стал Художником за Мир от ЮНЭСКО. Вечер был теплый и свободный. Я не могла избавиться от мыслей об Украине.
В завершение «Children of the Light Trio» исполнили американский стандарт «Everything Happens to Me». Эта замечательная версия хорошо известного произведения стала лейтмотивом моей маленькой жизни в Праге и провела меня в её каменный эклектический стиль. Закончив играть, пианист сгрыз хрустящее зеленое яблоко прямо на сцене, и площадь тут же стала домашней.
Доктор Лонни Смит
19-летним Руди оставляет Чехию и отправляется на поиски тех особенных людей, которые действительно могли бы научить его играть джаз. В Швеции он встречает свою будущую жену, которая становится менеджером Руди и сегодня занимается организацией фестиваля на равных с мужем. «Я только газеты читаю, все делает Анна», — шутит музыкант. Через пять лет Линка получает стипендию в колледже музыки в Беркли, дальше – стипендию в Новой школе музыки в Нью-Йорке. Этот город становится его домом и остается таковым вот уже 28 лет.
Фестиваль начинается на Староместской площади в Праге и после трёх дней в сердце столицы путешествует городами Чехии. «Удивительная вещь, – продолжает Руди, – в самом маленьком городке, где мы бывали, население всего десять тысяч человек, а на концерт приходит около двух тысяч. Я знаю, что это не только жители города, но и вся округа. Также многие приезжают из Германии. Мне это ужасно нравится. Думаю, независимо от размеров города, люди понимают, что такое качество. В качестве кроется огромная сила, которая не нуждается в объяснениях. Не нужно быть фаном, историком, экспертом джаза, чтобы понять игру, потому что настоящая музыка идет от сердца к сердцу. И я думаю, что так во всем: еде, вине, автомобилях. Все, что по-настоящему легко, находит свою аудиторию. Этому меня тоже научила Америка. В США, если продукт не находит свою аудиторию, он просто не существует. Там не осуществляется поддержка, скажем, государственного телевидения, если оно никому не интересно. Все должно найти свою аудиторию. И, возможно, это звучит грубо, но факт остается фактом: Луи Армстронг, Дюк Эллингтон, Чарли Паркер – все эти люди пришли из США, не из Швеции, которая поддерживает, поддерживает и поддерживает культуру все время.
Кристиан МакБрфйд
То же самое с образованием. К счастью, джазовое образование в Европе развивается: 16 джазовых университетов в Германии, в Чехии – 2 серьёзные джазовые школы. Это намного лучше, чем, к примеру, 35 лет назад. Впрочем, джаз – это музыка народная, по сути, это фольк. Обучать народной музыке очень сложно, почти невозможно. Играть джаз – это, в первую очередь, играть то, что ты чувствуешь, играть с людьми, которые чувствуют и понимают на твоем уровне и выше. Опять таки, в США джаз все время звучит везде вокруг тебя, ты в этом живешь. В нашем обществе это не так просто. Еще приведу пример Кубы, которую безумно люблю. Идешь по улице, а там человек играет на маракасах, и делает это удивительно. Рядом с ним парнишка, который выбивает простенький ритм. И я понимаю, что через пять лет этот мальчик освоит все и будет играть даже лучше своего взрослого учителя. Ведь вот оно, обучение: когда все время играешь с кем-то. В нашем обществе это почти невозможно: дела, обязательства, работа – все расписано по минутам. Это мешает обучать и учить фольклорную музыку».
[quote style=”boxed”]Себя же Руди Линка считает везунчиком. Получив хорошую базу в Беркли, молодой гитарист попадает в Нью-Йорк – в город, где каждый учитель – легенда в своем жанре. «И вот я уже беру уроки у Джима Холла, Джона Скофилда, Джона Аберкромби. Но главное, что никто из них не учил меня так, как это делали в Беркли. Это было вдохновение, а не обучение. Их вопросы, слова идут со мной через всю жизнь.
Как-то Джим сказал: «Знаешь, это могло бы звучать более мелодично. Подумай об этом». И я думаю: что значит «мелодичный», как сделать музыку такой? Проходит десять лет, и я понимаю: вот, что имел ввиду Джим. Но еще десять лет спустя я понимаю, что тогда не знал, а теперь, кажется, знаю… И так всю жизнь. Конечно, базовые вещи необходимы. Как и архитектору нужно знать, что такое цемент, а что такое кирпич. «Сделай танец», – говорит мне Скофилд. Сказано блестяще, но как сыграть? Ритмично и понятно для всех? Здесь важен еще один момент: не имеет значения, насколько сложно тебе играть. Слушатель должен танцевать от твоей работы, чувствовать твою легкость. Как этому научить? Думаю, учить творчеству трудней всего. Я бы даже не использовал слово «учить», я бы сказал «вдохновлять», инспирировать – помогать людям делать то, что они действительно хотят делать. Во время учения у Джима мы проводили вместе по пять, шесть часов. Мы слушали музыку и ели мороженое. И мороженое, кажется, научило меня играть на гитаре больше, чем любые другие уроки. Джим любил неожиданно остановиться – все равно где – и изумиться: «О Боже! Ты это слышал?» Так и проходило мое обучение».
Кристиан Сендс
Душная и липкая Прага впитывала меня маленькими порциями. Между нами стояли фильтры туристов, знакомых и обязательств. Мелкими дозами мы просачивались друг в друга, местами гладко проскальзывая между щелок окон, брусчатки, мостов. Местами – с шероховатостями – там, где Тынский храм, теснота улиц. Томас Манн писал, что въезжать в Венецию по суше – все равно, что заходить во дворец с черного входа. Я вошла в Прагу с Влтавы. Скользкой, густой речки, покрытой мазутом, чёрноклювыми лебедями, белыми перьями и разнокалиберными лодками. Сам же город продолжал молчать. Мне показалось, что музыка этих стен, чёрных и бирюзовых шпилей и куполов лучше звучит в тишине, в прохладе, влажном тумане. Я тоже не звучала. Прага будто бы намекала, что и на этом инструменте никогда не играли по-настоящему.
Bohemia Jazz Fest оставлял Прагу 17-го июля и ехал дальше – Домажлице, Табор, Пльзень, Либерец, Злин, Брно, Писек, Прахатице. Мой самолет отчаливал утром. Но разве можно лететь, когда через несколько часов на сцену поднимется Кристиан МакБрайд (Christian McBride) и его трио в составе Кристиана Сэндса (Christian Sands) и Улисса Оуэнса (Ulysses Owens). МакБрайду всего 41, но он – живая энциклопедия джаза и всю жизнь играл только с легендами. «Вундеркинд джаза» – так его еще называют.
[quote style=”boxed”]“Cool jazz!” трио подогрело кровь – и она затанцевала. Площадь была заполнена и дышала общими легкими, как единый организм. Мне всегда казалось лестным, когда первоклассные музыканты хвалили украинскую джазовую публику, и я верила, что мы действительно особенные. Пражская публика – точнее микс китайцев, американцев, россиян, чехов и других туристических меньшинств – была блестящей, как и музыканты. Зеркало: что посылаешь, то и получаешь.
Все началось с «Каравана» Эллингтона, потом был Жобим, Фред Хаббарт, Оскар Питерсон. Интересные, эмоциональные аранжировки, ритм и юмор, стиль и выдержка добротного американского джаза, и вдруг – композиция Кристиана МакБрайда «I guess I’ll have to forget» из альбома 2000 года «SciFi», которая также была и в первом общем альбоме трио «Out Here» (2013). И это непревзойденное течение ассоциаций и эмоций, авангарда и ярких порций латиноамериканских ритмов. Музыка, похожая на океан – с широкими, мощными волнами и шипением пены на песке. Мне тоже не хочется, но придется забывать…
Мартин Бруннер
Скажу несколько слов о действительно талантливом Кристиане Сэндсе, 25-летнем пианисте, который, очевидно, к своим сорока станет не меньшей энциклопедией, чем МакБрайд. Как-то один хороший джазовый пианист сказал мне, что, к сожалению, талант и молодость редко имеют в спутниках хороший вкус. Это не о Кристиане. У пианиста изысканная техника, внимательное ухо и чуткое молодое сердце вместе с идеальной пропорцией выдержки и таланта.
Барабанщик Улисс Оуэнс – еще один том «джазовой энциклопедии» в трио. Украинский слушатель наверняка помнит его выступление с Чарли Хейденом и Quartet West на Альфа Джаз Фесте 2013 (Львов). Сильный и уверенный музыкант, который, похоже, стабилизирует горячего МакБрайда и полностью раскрывает себя в импровизациях. В результате – двойной выход на бис. Мое же личное послевкусие – это непреходящее звучание клавиш, луна басов, перебежки ритмов…
После концерта Кристиан спросил, слышала ли я о самолете. Я кивнула, про себя удивляясь: когда музыкант с ежедневными перелётами и концертами успевает отслеживать падения военных самолетов на украинском востоке? Только поздно ночью я прочла новости и поняла – он спрашивал о Малазийском Боинге 777, о катастрофе 17 июля. Избитый фортель: жизнь и смерть в едином времени и пространстве, плечом к плечу.
Спать было душно – не в воздухе, а так, внутри, вокруг. В воздухе висли ноты. Что-то похожее есть у Витмена: и летом, и зимой на ветках деревьев висят, ожидая, плоды; они падают на меня, стоит пройти под ними – и наполняют новыми силами, мыслями. На меня падали живые, незаученные ноты.
[quote style=”boxed”]Включаю «The Ballad of the Fallen» Чарли Хейдэна — балладу о тех, кто пали, — народную песню Сальвадора, а потом «Silence» — тишину. Такой путь. На нём не бывает лишнего – прекрасная, непредсказуемая дорога для смелых…
Фотографии bohemiajazzfest.cz.
