Нью-Йоркские зарисовки.

Галина Ицкович.

При объявлении “Bowling Green” я представляю дно казанка с пригоревшим, приставшим к нему Манхэттеном. Это самое то, первая остановка на нужном мне берегу. Bowels. Bowel movement. Так вот почему я вижу чрево моего города так ярко и отчётливо! Я уже внутри, почти переработана. Да, не всегда приглядно. Кого только не прибивало к этому берегу океана, кто только ни пробовал мыть руки в Гудзоне — или плевать в него… Ладно уж, попробуем без ехидства, просто выйти к реке и шагать. Хотя — лучше держаться ближе к Ист Ривер. География Манхэттена — это в основном геометрия, но именно здесь, в самой старой части города, линии ещё не спрямлены. Точнее, двадцатый век не выпрямил их, а уж двадцать первый отыгрывается, как может, украшая и тем самым усредняя этот лакомый кусочек риэл-естейта.

Нижний Манхэттен меняется на глазах. Точнее, только моргнул, а что-то уже сдвинулось. Оранжевые цапли за синими заборами (“Объявления не вешать!”) клюют старый кирпич — ну и чудно, значит, деньги в городе есть. Анорексичные небоскребы, стеклянные здания-переростки возникают чуть ли не за ночь, вырастают из внутренних дворов, захватывают кварталы один за другим, устанавливая рекорды красоты и уродства, но главное, самое главное, утилитарности. Нувориши, те, что еще из нулевых, не желают больше — в тесноте, да не в обиде манхэттенских доходных домов. И повсюду сносятся ужасные эти доходные доходяги с пожарными лестницами, крест-накрест перечеркивающими фасад. Почему-то их жалко, как старого родственника, какого-нибудь дядюшку со слюнявыми поцелуйчиками и неуместными шуточками. На стенах уцелевших бедных родственников — свежeутверждённое граффити, нарядное, как манто из магазина “Всё за десять долларов”. Подражания старому Манхэттену безошибочно безвкусны, и чудом уцелевшие горельефы на зданиях Арт-Деко в ужасе прикрывают глаза окаменевшими от горя пальцами.

Просто приехали другие. Другие обитатели, проектирующие здания по собственному образу и подобию. Разноцветные напитки в прозрачных пластиковых (говорят, даже до дна Марианской впадины донырнувших) стаканах бережно несутся перед собой, вплывают в разноцветныe лобби прозрачных домов. Это соки, это жидкое здоровье, предназначенное вернуть обновлённую жизнь на прозрачные от воскресной чистки организма лица (чуть не написала “фасады”…). Город соков и стекла и неустойчивых с виду стеклянных башенок — это для других. Миллениалы любят, чтобы прозрачно и эргономично.

О чем это я? Об исчезнувших заведениях и кварталах. Не только в Нижнем Манхэттене. Нет больше “Руби Фу”, не только того, первого, с огромным портретом Мау Цзе Дуна, но и того, что был в районе Таймс-Сквер, в чью витрину легко ступает Вуди Аллен в “Мелких мошенниках”. Некая легкость, флюидность бытия, присущая этому городу, стирается, как родимые пятна под стопой Фотошопa. Город становится чище, но также становится “как все”. Даже дымящиеся люки остались в киноклассике.

Жив еще дайнер на углу Вест Сто Двенадцатой, место съёмок и культурное мотто Джерри Сайнфелда, и сам Джерри жив; очередь увидеть его новое шоу опоясывает квартал, это же наш Джерри… но шутки его гораздо более стерильны и хорошо сочетаются с изменениями в его городе. Нет барахолок на Чёрч-Стрит; именно здесь можно было купить “похоронные” костюмы без спины и туфли на картонной подошве, но они же одевали бедноту — и коренную, и вновь прибывшую. Отель “W” не накормит меня больше бесплатными яблоками — а до чего они были ко времени в голодные юные дни моей нью-йоркской одиссеи! И пицца за доллар исчезла из аптеки на Восьмой Авеню — хотя долларовое мороженое ещё продается… Новый, прозрачно-стеклянный город перестал быть пристанью для оголодавших и уставших в дороге. Последние эмигранты в этом районе — это те, что застыли на бронзовых коленях в Баттери-Парке. Их украшают живые фигуры — застывшие в позе нотр-дамских химер серые городские белки и жирные растрепанные голуби.

А вот и целый переулок-призрак. Я работаю в двух кварталах от этого бедолаги. Плейс Сент-Джеймс — это парочка кварталов между дорожной развязкой при въезде на Бруклинский мост и площадью Чэтем-сквер. Большая часть попала под снос в 1933, а потом ещё раз, кажется, в 1955. Уцелело немного: церковь Сент-Джеймс (Old Church of St. James (Roman Catholic) 32 James Street, New York, N.Y. 10038), одна из самых старых католических церквей Манхэттена, a через дорогу от нее — Школа Преображения, бывшая когда-то церковной школой Сент-Джеймс, потом обычной городской, и лет десять назад ещё раз поменявшей хозяев; старейшее сефардское кладбище (1683-1833), оно же — единственный артефакт XVII века в Манхэттене; несколько многоквартирников начала XX века.

Old Church of St. James (Roman Catholic)

Да, кстати, о здании школы. Школа как школа, девятнадцатый век, два входа, для девочек и для мальчиков (нынче лишние двери замурованы до половины и прикидываются окнами). Чёрных детей в ирландском районе, естественно, не было, поэтому третий вход не понадобился. Угловая дверь ведет в аудиторию. Но в городе моего детства, в другом переулке, стоял знаменитый “Дом-стена”, и мы гордились: это было исключительно наше, уникальное! И что бы вы думали? Школа — это тоже “дом-стена”, если пройти чуть подальше от угла (где начинается еще один интересный переулочек, улица Сент.-Джеймс, она же улица имени Древнeго Ордена Хибернианцев) и встать с противоположной стороны.

“Древний Орден” — братство ирландских католиков, призванное помогать ирландским эмигрантам на чужбине. Конечно же, это ирландские подпольщики, борющиеся за свободу от Британии, все за ту же свободу, все теми же приёмами. Когда-нибудь я напишу о другом известном мне ирландском секретном обществe… А это — исключительно для мужчин в возрасте от шестнадцати и старше. В призывном возрасте, смею уточнить… Все смешались на этой улице, как и положено в плавильном котле. Или в ирландском рагу.

St. James Street

История у каждого исчезающего с карты города места своя, а вот чувства… Давно растворившиеся в других районах жители поддерживают блог несуществующей улицы: кто женился на однокласснице, кто пробился в губернаторы. Это я для красного словца, потому что в губернаторы пробился пока что только один, Ал Смит. Вот как раз в школу Сент-Джеймс он и ходил. Эта школа дала ему достаточно образования для того, чтобы сделать политическую карьеру, ведь больше он никогда нигде не обучался. Мальчики школу не заканчивали: восьми классов было достаточно, чтобы, скажем, наняться продавцом в лавчонку на рынке Фултон, что в двух кварталах. И через много лет после окончания губернатор продолжал посещать школьные спектакли, вроде “Мeнeстрели-Пиканинни”, пьески-карикатуры на чёрных детей. Ирландцы никого не любили; правда, и своих-то не особо жаловали. Лучшим средством от уныния, безденежья и неудач была работа. Прошло каких-нибудь девяносто лет, и мировоззрение изменилось: школа, ныне Школа Преображения, теперь посещается исключительно китайскими детьми, и уж они-то учатся за всех недоучившихся.

Чэтем-сквер — это уже Чайнатаун, другой район, другая история. Но не сказать про статую Линь Цзэ-сюй было бы неправильным. Это он впервые начал борьбу с наркодилерами и с опиумом. Добропорядочный идеалист, как тебя не хватает в сегодняшнем мире!

 Может, я зря боюсь за Манхэттен.  Природа этого города такова, что его невозможно до конца умыть, причесать на детский пробор, сделать из него учителевого любимчика, мальчика-стукачика, образцовый, чистый, улыбающийся город. Улыбаются в провинции с претензиями, a Манхэттену не до улыбочек. Он — типичный диссидент, интеллигент из котельной a la “а-поговорить?”. Город-анекдот. И пусть исчезли подозрительные и обольстительные магазинчики, продающие всякую всячину, от поддельной ювелирки до антиквариата, изготавливаемого этажом выше, и швейные мастерские, где на скорую руку производилось всё, от трёхдолларовых маек до воздушных творений кутюрье. И пусть мы все играем в новые игры, и интерьеры всё больше напоминают интерфейс, всё равно здесь продолжают жить и мыслить парадоксально, передвигаться рывками. Ругаться сквозь зубы, расталкивая нахалов-понаехалов на Таймс-Сквер. Расслабленно тащиться по Вилледжу. Увидев первую же зазеленевшую лужайку, расстилать походный плед и плюхаться на него посреди чего угодно: манхэттенец ценит солнце и тепло. Танцевать, услышав музыку; бесстрашно нырять в кучи тряпья под вывеской “Продажа образцов”; останавливаться, чтобы дать непрошеный совет.

Вообще непрошеный совет или комментарий “бегущей строкой” — это блюдо каждого дня: “Нет, кто так паркуется!”, “Зачем вы одели свитер на собаку, ей жарко”.

Хаму: “Извините… себя!”

В метро: “Что вы надо мной раскачиваетесь? Хотите упасть, так уже падайте!” Сабвейные акробаты, сшибающие мелочь: “А где благодарность за то, что мы вас ни разу не пнули в лицо?!”

Верно, я зря боюсь за Манхэттен, раз жители улиц-призраков находят друг друга на интернете. Блоги и страницы в Фейсбуке — вот что осталось от прежних посиделок по-соседски, от детей, бегающих по кварталу, от скамеечек, вынесенных на обочину. Их непосредственные комменты можно легко найти и подивиться живучести и живости воспоминаний. Кажется, вот-вот раздастся прямо на улице, вслух: ”А помните?.. А помните?..”— это жители Сент-Джеймс перебивают друг друга, взахлеб припоминая одноклассников и соседей. По опустевшему переулку проходят редкие пешеходы, воробьи шлепаются пузом на мокрый асфальт.