Фильм «Довлатов», чья мировая премьера состоялась на Берлинском кинофестивале в скором времени выйдет на экраны в США. В России ленту посмотрели уже миллионы зрителей. Фигура одного из самых популярных писателей XX века известна по обе стороны океана. Значительную часть жизни автор провел в США. О «Довлатове» нашего времени» в рецензии кинокритика Николая Кандышева

*

Казалось бы, проще, чем перенести на экран незамысловатый отрезок жизни условного исторического персонажа и нет. Их путь – готовый сценарий. А если речь о писателях, то и сценарист собственно уже не нужен. Как бы ни так! Кинематограф тем и привлекателен, что воплощает самые смелые замыслы режиссера. При этом исказить историю он может, как ему заблагорассудиться. Разве Сальери убивал Моцарта? Нет. Однако, легендарный Милош Форман с легкого пера Александра Пушкина убедил в этом ни одну тысячу зрителей. Неужели Марк Цукерберг действительно представлял собой редкого мерзавца, кинувшего своего друга и публично унизившего девушку, которая его отвергла из-за высокомерности и хамства. Смотря на то всю благотворительность и трогательную речь перед выпускниками Гарварда в подобное поверить сложно. Однако, зрители, познакомившиеся с картиной Дэвида Финчера «Социальная сеть» несколько раз подумают: «А какой портрет правдоподобнее?»

Пожалуй, для выдающихся (к коим безусловно относятся вышеперечисленные ленты) байопиков достоверность едва ли важна. Даже статьи в Википедии не особенно грешат этим. Да и историки готовы сломать ни одну указку в спорах об истине. Кинохудожник зарождает идею в известном человеке. На экране мы видим ее появления на свет. Если  это выдающаяся работа, то и замысел автора соотносится с нами сегодняшними. Форман проанализировал вопрос гения и злодейства. Финчер – успеха и инсинуаций социопата.

«Довлатов» Алексея Германа младшего пронзительный и местами обескураживающий – полиптих неприкаянного героя нашего времени. Доселе режиссер не принимался за реально существовавшие архетипы.  Герман, при значительной поддержке его супруги и по совместительству художника картины Елены Окопной создают музей советского периода. Все его экспонаты подписаны и представляют историческую ценность. Мы лишь следуем за экскурсоводом. Благодаря глазу оператора оскароносного фильма «Ида» Лукаша Зала мы оказываемся в подобии «Русского ковчега» Сокурова.  Только вместо Эрмитажа – Ленинград 70-ых. Алексей Герман водит пером, практически не отрывая его от бумаги. Ровный размеренный почерк. Стиль присущий и его отцу. От того интонация тебе кажется доселе знакомой. Узнаются и тот же хождение по мукам, как и в «Бумажном солдате» и «Под электрическими облаками». Снова в центре событий «лишние люди» среди аборигенов. Их речи незатейливы и даже примитивны. Словно заученные сценки школьного спектакля. Вот только все профессионально и идейно, начиная с художественного оформления и заканчивая сюжетом. Изобретательна и форма повествования .

Семь дней, из жизни Довлатова, накануне уезда Иосифа Бродского его соратника по «игнорированию» из Советского Союза. Каждый день писателя практически похож на предыдущий. Мы окунаемся в эту атмосферу центрифуги. Персонаж Германа-младшего можно было бы сравнить с поэтом-водителем автобуса Паттерсоном из  одноименной ленты Джима Джармуша. Самостоятельный путешественник по клетке Ленинграда 70-ых. Вот только герой Джармуша растворен словно сахар в сиропе бытовой Сансары. Довлатов же, воплощенный сербским актером Милошом Маричем – инородное тело в чужой среде. Окружающие писателя лейкоциты пытаются вывести и обеззаразить его. Поэтому он больше напоминает неудачника фолк-певца из «Внутри Льюиса Дэвиса» братьев Коэн. Застрявший в поезде закольцованной ветки «Отчаяние-Надежда-Облом». Пытается, идет, упирается в тупик, падает, снова идет. Бесконечный путь лишнего человека, пока не придет физический конец его мучений.  За эти семь, отведенных архитектором музея, дней Довлатов пытается связать между собой ускользающие между собой концы нити. Все безрезультатно. Везде критика: на работе, дома, в окружении друзей.  В заводской газете, где тот числится корреспондентом, негодуют в отношении его живых репортажей с абсурдных годовщин власти пролетариата с ряженными  пугалами великих русских писателей.  «Как же можно смеяться над ними?»: обрушивают «смотрители музея» на него вопрос.  Он недоумевает: «Ну, разве это не смешно?». «Нет! Это кощунство». Не печатают рассказы по той же причине. Слишком много там свободомыслия. Привилегии, которая никогда не была ценностью в России.

В координатах «России=СССР» все либеральные порывы терялись в пустыне единовластия и иррациональной веры в…  С тех пор ничего не изменилось. Почему же Иосиф Бродский, Довлатов не нашли себя в глобальном оазисе прав человека. Потому что закалены они были в доменной печи, а не в гончарной мастерской. Подобно мифическому царю Мидасу, получив долгожданный дар были беспомощны в его применении.  В итоге счастье в таких случаях или тем более признание вещи после-жизненные. Бродский пожалуй исключение. Герман связывает их в своем полотне. Не сравнивая их, а ставя в один ряд. Вот только почему «Довлатов», а не «Бродский»? Потому что Бродский не герой, нашего времени. Ему было наплевать на мир. Об этом упоминал и писатель в «Ремесле». Ему было важно, чтобы этот самый мир ему не мешал. Он словно доктор «Манхэттен» из «Хранителей»  Зака Снайдера при возможности улетел бы на Марс, где предавался размышлениям о вечном. Сергею Донатовичу – Бэтмен, которому не наплевать на происходящее вокруг. Вот только у него миллиардного состояния и такого легкого врага в лице обезумевшего клоуна. В жизни все гораздо сложнее устроено, чем в любом залихватском комиксе. Нет черного и белого, а есть полутона. Вот и картина Германа, может показаться серой, коей она безусловно и является. Но ярче описать то время. Узнать в нем нас сегодняшних. Не смог бы даже Ван Гог. А «Довлатов» Германа сумел. Да, он не нашел в итоге куклу для своей дочери. Но смог подарить ей и другим взрослым детям гораздо больше пластмассовой безделушки.