Виталий Орлов
Не правда ли, в канут Нового Года часто вспоминается старая, но всем хорошо известная милая песенка “Пять минут” из кинофильма “Карнавальная ночь”, в исполнении Людмилы Гурченко.
12 ноября 2015 года легендарной актрисе Людмиле Марковне Гурченко исполнилось бы 80 лет. В свое время талант ее был недооценен, а творческий потенциал остался нераскрытым и наполовину. Ее называли русской Лайзой Минелли, но при всей лестности этого сравнения с американской суперзвездой, она всегда была Людмилой Гурченко. В июле 1999-го или 2000-го года (увы, запамятовал) у нее в нью-йоркском Tribeca Center был концерт «Бенефис» – по названию знаменитого музыкального фильма Евгения Гинзбурга, посвященного актрисе. Перед концертом в Нью-Йорке, мне удалось взять у нее интервью. И мне показалось уместным опубликовать его сейчас, когда отмечается ее юбилей. В интервью я ничего не изменил, только немного его сократил. В конце интервью я спросил у Людмилы Марковны: «Люся, как скоро мы увидим тебя здесь снова?». Нет, к сожалению, увидеться нам с ней больше не случилось.
«КОГДА МЫ БЫЛИ МОЛОДЫМИ И ЧУШЬ ПРЕКРАСНУЮ НЕСЛИ…»
Зимой 1959 года нас, нескольких десятиклассников, вызвали в учительскую. Особенно перепугались девчонки, но и ребята немного волновались – за хорошее в учительскую не позовут. Нас встретила почему-то растерянная старшая пионервожатая.
– Сейчас все – во Дворец пионеров! – сказала она приказным тоном, – там дочка Лели Гурченко выступает.
Долго уговаривать нас не надо было. Мы все хорошо знали Лелю и Марка Гурченко, все наше послевоенное детство, да и юность тоже, так или иначе проходили при их участии. В те годы, как и во многих других городах, в Харькове молодежь веселилась чаще всего в ЦПКиО. Собирались большими компаниями, в пионерских галстуках или с комсомольскими значками, и шли в «парк Горького», у входа в который на цементном диванчике сидел пожилой дедушка Ленин, рассказывавший стройному юноше Сталину куда вести народ. Сначала стояли в очереди за мороженым, потом, недолго поглазев на танцующих на танцплощадке, шли на аттракционы – качели и карусели. Однако веселиться неорганизованно было нельзя, да мы и не умели. Поэтому постепенно стекались к площадке, где распоряжался массовик- затейник. Им была очень энергичная, веселая и немножко более, чем было необходимо, шумная женщина. Она была неистощимым источником всевозможных забав, шарад, присказок, умела вовлечь в затеваемые игры всех, даже тех, кто скептически относился к развлечениям типа «два притопа – три прихлопа». Это была Леля Гурченко. Обычно ей помогал ее муж Марк, который играл на аккордеоне, играл хорошо, но так рьяно, что иногда казалось: растянул свой инструмент и больше никогда уже не сможет вернуть его в первоначальный вид. Иногда с ними приходила тоненькая девочка в школьной форме, их дочка Люся, которая азартно играла вместе со всеми нами.
«Гвоздем» программы обычно была музыкальная викторина. Марк исполнял какое-нибудь произведение, а Леля строгим голосом требовала угадать, что это было. Если сразу не могли ответить, Марк, стараясь, чтобы его не слышала жена, громким шепотом подсказывал тем, кто стоял поближе к нему, правильный ответ. Леля сердилась на него, все заканчивалось легкой перебранкой, не исключено, что разыгранной, но всем было очень весело…
Итак, мы во Дворце пионеров. Зрительный зал переполнен, там не только школьники, но и пионервожатые, учителя, педагоги Дворца. На сцене – стройная, изящная, коротко подстриженная Люся Гурченко в красивом черном бархатном платье. Она рассказывает о своих самых первых, в буквальном смысле слова, шагах на сцене, о том, как она учится, о том, что, зная ее склонность к комедийному жанру, ее учителя тем не менее предлагали ей почему-то серьезные, трагические роли. Люся волновалась, а рядом с ней сияло счастьем лицо ее мамы. Вечером весь Харьков был у малюсеньких экранов своих телевизоров КВН. Люся выступала по местному телевидению: в сопровождении какой-то неумелой пианистки пела песни, не вошедшие в «Карнавальную ночь», которую к тому времени мы уже по нескольку раз видели и распевали «легальные» песни из фильма… 
И вот с тех пор прошло ни много, ни мало – 40 лет. Поменялось все: история, география, даже моя физика… Но воспоминания юности живы!
– Люся, надеюсь, что после этих воспоминаний обращение на «ты» не покажется фамильярным? Все так и было? Ведь нам очень нравилась «Карнавальная ночь», мы были влюблены в Леночку Крылову, но никак не могли взять в толк, что актриса, игравшая эту роль, и наша Люська – это та же самая девочка…
– Так и было. Мама недавно, в мае, умерла…Эти воспоминания дороги и для меня. Не все оказалось правдой, но тогда мы были исренними, честными и преданными: семье, друзьям, родине, наконец. Пообещать и забыть – это невозможно было себе представить. Может быть, поэтому самые большие страдания потом были от предательства.
– В Харькове, откуда я эмигрировал два года назад, я собрал довольно много статей о тебе из разных газет и журналов, несколько разных изданий твоей книги «Мое взрослое детство», фотографии, конечно, все пластинки, звукозаписи всех музыкальных фильмов и т.д. Очень многое из любимых книг, пластинок, картин мне пришлось оставить в Харькове, но твою книгу и книгу Валерия Кичина о тебе я привез с собой среди самых дорогих для меня. Кстати, как ты относишься к этой книге?
– Книга написана, кажется, в 1987 году. В ней все правда, но не вся правда. Она помогла мне взглянуть на себя со стороны, трезво оценить причины своих успехов и провалов. Жаль, конечно, только, что появилась она через 30 лет после «Карнавальной ночи»…
– Видит Бог, я любил и верил в тебя всегда, с первых шагов в кино и до сегодняшнего дня, даже тогда, когда в трудное для тебя время «доброжелатели» открыто издевались над тобой. Сейчас многие могут сказать то же самое, но я далек от богемных кругов (пока ты стала кинозвездой, я стал физиком), и мне не за чем кривить душой. Я понимал, что данные от природы музыкальный талант и чувство современной пластики и ритма могли бы сделать тебя звездой прежде всего музыкального театра (слова «мюзикл» я тогда не знал). Но если это видел я, дилетант, то неужели этого никто не видел из профессионалов?
– Видели, конечно. В театре режиссер, как правило, заинтересован в творческом росте актеров. А кто поможет молодому актеру в кино? Пока я собирала осколки после обрушившейся на меня славы, кинорежиссеры и кинокритики блуждали уже по другим галактикам в поисках новых звезд.
В харьковской газете «Красное знамя» за 1957 год земляк -журналист ликовал: «Еще недавно Людмила Гурченко была ученицей 6-й средней школы. Она часто сидела в этом же зале Дворца пионеров, с волнением слушала выступления артистов и думала, что, наверное, очень трудно быть настоящей артисткой. Она сама любила петь, танцевать, играть на рояле, аккордеоне. Девочка училась в музыкальной школе. И когда перед нею встал вопрос «кем быть?», у нее готов был твердый ответ – «артисткой». Но вскоре после того самого выступления по харьковскому телевидению, когда у нее один за другим было несколько неудачных, по масштабам «Карнавальной ночи», фильмов, родной город ее не поддержал в трудное для нее время.
– Это была большая обида, и очень долго после этого я туда не приезжала.
– Мне писали друзья, что ты недавно выступала в Харькове, и успешно…
– Да, но теперь это уже совсем другой город, и, в большинстве своем, другие люди. Мои люди почти все уже здесь. Я хорошо помню тех людей в моей жизни, кто хотел что-то дать, а не взять, тех, от которых я узнавала о себе то, о чем сама и не догадывалась. Таким, одним из немногих, был Марк Бернес. Он говорил: «Ты сможешь! Ты будешь!» Он так меня уважал и так верил в меня! А мне было 21 или 22 года. «Зеленая ты еще, дура, но ты должна сделать то-то и то-то, в тебе есть вот это и это… Убери ужимки, прыжки, убери свое провинциальное, харьковское, я сам тоже оттуда, но вот убрал …» То есть, он мне говорил какие-то вещи грубые, обидные, но точные, и эта грубость, если она сказана в лицо человеком, который тебя уважает, полезна. Пускай, я сначала обиделась, но потом, тихонько отойдя, я все обдумала и взяла на вооружение, и в душе осталась только благодарность. Одним из таких людей был и Юрий Владимирович Никулин, которого я называла папой. Многих уже нет, а я так и не успела сказать им добрые слова. Незадолго до смерти позвонил Зиновий Ефимович Гердт. Мы с ним дружили, иногда вместе снимались, вместе пели. И вот после какого-то очередного фельетона он звонит: «Это Гердт. Я хочу тебе сказать: не обращай ни на кого внимания! Ты…» – и дальше т а к и е слова…
После паузы, длившейся фактически четыре года, первым вспомнил о Людмиле Гурченко в 1962 году замечательный мастер, живая легенда кино Эраст Гарин. В своей статье он подметил главное в даровании актрисы: «Гурченко обладает жаждой фантазирования. Она – подлинная актриса перевоплощения. Острая, яркая комедийность и глубокий сдержанный драматизм – все ей доступно…Хочется увидеть Гурченко на сцене, где ее фантазия, темперамент, графическое своеобразие, редкое ее свойство «заражать» зрителя могли бы в углубленной и сосредоточенной работе в театре дать ей возможность от начала до конца, со всеми нюансами, деталями делать роли, выверяя их до съемок для экрана!».
– Эраст Павлович как раз и был человеком «дальнозорким». Ни я, ни кто-то другой тогда и предположить не могли, что для меня найдется серьезная работа в театре. Но вот как раз в последние годы, когда наше кино пришло в упадок, я довольно много работаю в театре.
Осенью прошлого года Людмиле Гурченко удалось, наконец, сделать то, что, кажется, было ее стихией с юности – сыграть мюзикл. Прежняя ее работа с Евгением Гинзбургом в телевизионной ленте «Бенефис» была, как искрящееся шампанское, но ее нельзя считать полностью отвечающей требованиям жанра, а картина этого же режиссера «Рецепт ее молодости», поставленная по идее Людмилы Марковны, по разным причинам не удалась, хотя работа актрисы в ней безупречна. И вот ее новая идея: мюзикл «Бюро счастья».
– Журналисты, – говорю я Люсе, – писали об этом спектакле так: «Событием, а меньшего от Гурченко уже не ждут, он не стал. Газетные отзывы – деликатны и прохладны». Что ты можешь сказать об этом?
– Я не только играю в этом спектакле, я принимала участие в его создании. Было трудно, это все надо было раскрутить, привыкнуть, как говорят, обрасти. Жанра мюзикла как такового, у нас нет, пустое место. А критики… На каком -то приеме один критик заявил: «Вас никто не любит, кроме народа», на что я ответила ему, что этого мне вполне достаточно. А в конце спектакля «Бюро счастья» зал стоит. Что я еще могу сказать…
К сожалению, мне не довелось видеть Людмилу Гурченко на театральной сцене, но, как самое дорогое, я храню воспоминание о ее сольном концерте в Москве, в 1987 году, с оркестром Максима Дунаевского, в концертном зале «Россия». Тогда мне удалось пробраться за кулисы и сказать ей несколько слов.
– Вряд ли тебе это запомнилось, ты была возбуждена, но одновременно очень уставшая и почему-то немного испуганная. На вопрос, как мне понравился концерт, я ответил:
– Я – не критик, я люблю абсолютно все, что ты делаешь. Но песня «Когда мы были молодыми» – это просто маленький спектакль, который…
– Да, многим нравится, -перебила она меня и после паузы сказала:
– Слово «кохгда» ты произносишь так, как мы произносили его, «когда мы были молодыми» – по – харьковски…
Показываю Люсе автограф на московской программке, которую я храню до сих пор. Я надеюсь получить на ней автограф еще раз, но на этот раз не только для себя, но и для своих читателей.
– Приходи в субботу на концерт…
Зал Tribeca Performing Arts Center в Манхэттене переполнен. На сцену выходит великолепно выглядящая в белом ослепительном наряде ЛюдмилаГурченко и с первых же шагов, нот и слов полностью овладевает залом. Она поет свою «классику» – «Московские окна»- всякий раз по новому; она показывает свои новые и очень своеобразные работы на эстраде: песню Беранже «Нищая» и песню из репертуара знаменитой в прошлом в России певицы Вари Паниной в джазовой аранжировке. Потом она рассказывает о новом фильме Эльдара Рязанова («Старые клячи», 2000- Авт.), только неделю назад законченном, в котором играет одну из главных ролей. И во всем потрясающее умение двигаться на сцене, мгновенно перевоплотиться в рассказчика, незаурядные музыкальные и хореографические способности и то самое чувство меры, лучше сказать – баланса, отсутствие которого в прошлом нередко было объектом критики. И не верьте актрисе, когда она говорит «У меня лишь один изъян – мои годы», потому что ее годы –это приобретенный и выстраданный высший пилотаж мастерства. Кстати, если уж пользоваться авиационными терминами, то своим исполнением «Тумбалалайки» – одной из двух исполненных песен из фильма Рязанова – она вводит зал в «в стуопор», чтобы ему не выйти из него уже до самого конца концерта.
– Сами актеры смеются, – говорит Людмила Марковна, – а это уже характеристика. Но как всегда у Рязанова, картина еще и немного грустная.
Жаль, мы увидели только несколько слайдов из этой ( и из многих других) картины. Но зато услышали еще одну песню из фильма (композитор Андрей Петров) «Мчатся годы».
А потом была ария из мюзикла «Бюро счастья» – «Жизнь как дым» – и рассказ об этом спектакле.
– Я прочла рассказ Агаты Кристи, о том, как пожилая женщина боится умереть от одиночества, хотя у нее есть муж, который в открытую изменяет ей. Она обращается в «бюро счастья», где ее знакомят с молодым человеком, который вселяет в нее веру в то, как она на самом деле прекрасна. Поверив в это, женщина и вправду расцветает. Это видит и ее муж, и в рассказе Кристи это приводит к тому, что муж возвращается к ней. В мюзикле же она не остается ни с мужем, ни с молодым человеком. Она поняла, что она сама по себе – личность. Музыку написал петербургский композитор Лебедев, мы играем под «живую» музыку большого джаз – оркестра, и мне приходится танцевать с Гидеминасом Таранда . Это очень трудно, потому что он думает, я могу сгибаться, как Уланова…
Первое отделение заканчивается песней (танцем, куплетом, драматическим монологом, джазовым каскадом – все есть в этом четырехминутном спектакле) «Когда мы были молодыми …»), но об этом бессмысленно писать, это надо слышать и видеть.
Почти все второе отделение Людмила Гурченко проводит в зале. Изящная, как девочка, в коротеньком сверкающем платье («Да, я забыла сказать, это платье у меня от Юдашкина, оно одно, на нем все ручками, ручками сделано…») она поет всеми любимые песни, но по- новому, по- своему, танцует со зрителями, признается в любви землякам («Аня, это ты??? – и к зрителям: Это моя соседка по Харькову, Аня Гликина!»). Юмор и непосредственность Люси покоряют. Полицейские, охраняющие вход на сцену от тех зрителей, кто хотел подарить своей любимице цветы, мало что понимая, смотрели на русскую звезду, а когда Людмила подошла к двум темнокожим амбалам – полицейским и пела как бы только для них: «Пусть вам улыбнется, как своей знакомой с вами вовсе незнакомый встречный паренек», зал взорвался хохотом и аплодисментами, а громадный «встречный паренек» моргал и смущенно улыбался… В конце концерта тот, кто танцевал с ней вальс «В городском саду», получил на память только что сделанную фотографию, представитель спонсора прочел стихотворное объяснение в любви: «На том «вокзале для двоих» готов я провести пять лучших вечеров», а я, уже после концерта, получил обещанный автограф. Он перед вами, читатель.
– Мои прежние пожелания тебе удачи, в конце концов, сбывались. Надеюсь, что так будет и всегда. Как скоро мы увидим тебя здесь снова?
– В воскресенье у меня концерт в Чикаго. Там уже давно живет моя подруга детства. Недавно она гостила у меня в Москве, а теперь я немного побуду у них, меня там уже ждут. Ее мама, тетя Соня, когда я приезжала раньше, бывало, говорит: «Я приготовила борщ и котлеты, но без чеснока – у тебя же, Люся, будет встреча с народом…». Потом еще два концерта на Западе…
Встреча Людмилы Гурченко с народом в Tribeca Center прошла во взаимной любви. А этого, как мы уже знаем, для нее вполне достаточно.
