Книг без опечаток не бывает, а уж статей – тем более. Когда-то наш совсем молодой Интернет-журнал Elegant New York, увы, изобиловал опечатками и лишними запятыми. Читатели забрасывали нас упрёками, кто-то упражнялся в остроумии, кто-то сердился, и только одна читательница написала вполне доброжелательно: мол, интересные материалы, присылайте мне на проверку перед публикацией. Так у нас появился добровольный и бесплатный редактор-корректор Галина Рохлина. В отличие от “автокорректора”, который не подчеркивает слова “не” и “причём” в выражении ни при чём, Галина аккуратно выправляла все опечатки по старинке, “вручную”, сверяясь с сайтом Грамота . Потом выяснилось, что она сочиняет хорошие стихи (она была участницей нескольких выпусков нашей Поэтики, например Зимней странички 2025 или Новогодней Поэтики 2024 ) – и мы предложили ей сделать авторский выпуск. Галина обрадовалась: ой, вы можете сделать авторскую страничку, как хорошо, опубликуйте тогда главу из замечательной автобиографии моей подруги! Так появилась на страницах нашего журнала интересная статья Записки эмигрантки, или автобиография на общем фоне .
А персонального выпуска поэта Галины Рохлиной так и не вышло, просто потому что она, человек очень скромный, постеснялась: вдруг читатели подумают, что это её “по блату” напечатали, как члена команды?
А 24 февраля Галины не стало. На 92-м году жизни – теперь уже можно открыть этот секрет, который она предпочитала не афишировать.За неделю до своего ухода она ещё успела “вычитать” статью Антона Сергеечева “Нью-Йорк глазами нового нью-йоркера”.
Мы сами выбрали для наших читателей её стихи, такие весёлые и по-хорошему “молодые”. А ведь это не “из раннего”, это – стихи последних лет, написанные в Нью-Йорке, куда она переехала в конце 2016-го! Не сомневаемся, что они порадуют наших читателей и поднимут им настроение.
Нью-Йорк
Америку считаешь сказкой,
Когда глядишь издалека,
Но едешь всё-таки с опаской,
Коль не витаешь в облаках.
Здесь быт чужой, чужие нравы,
А главное – чужой язык,
И сотни новых чуждых правил –
а ты – чужак, ты не привык…
Но всех Нью-Йорк гостеприимно
готов с улыбкой привечать,
И город – летний или зимний –
Разделит радость и печаль.
Впитав обычаи народов,
Он благодарен всем сполна:
Ведь даже Статуя Свободы
Издалека привезена.
Смешеньем стран, эпох и стилей
Встречает уличный парад –
Тут все, кто жили иль гостили,
Вливались в пестрый маскарад.
И пусть тоска тебя не гложет:
Чужие нравы, быт и речь…
Разноязычный город сможет
Помочь родной язык сберечь.
Старая карга
Не девчонка, а картина,
Краше не было другой –
Кареокая Карина
Стала страшною каргой.
Как певала караоке,
Заливалась соловьём!
Что с ней? Кара за пороки?
Или сглазили её?
Нет уже былого шарма,
Красоты той прежней нет…
Знать, гналась за нею карма
Девяносто с лишним лет.
Одуванчик
Заброшенный случайным ураганом,
Достичь мечтая полуночных звезд,
На архитраве храма-великана
Вдруг одуванчик маленький пророс.
Он к великану стебельком прижался,
От ветра и от робости дрожа,
Но счастлив был, что гордо отражался
В рубиновом квадрате витража.
Как часто нас захлестывает счастье,
При мысли, что к Великому причастен!
| Карантинное (ностальгическое) |
День-деньской сижу я в келье,
как монашка, взаперти.
Утро, вечер, ночь ли, день ли –
никуда мне не пойти!
Прошвырнуться по Бродвею,
заглянуть в хороший бар…
Веселиться не умею
я без джаза и гитар!
Вот, достав пакетик чая
и включая сериал,
сквозь дремоту замечаю:
он ещё скучнее стал!
Надоело… только вижу
как мелькнут случайно вдруг
то Кунсткамера, то Биржа
с Академией Наук –
виды Питера! Как в сказке!
На планете он один!
Не слетаешь… даже в маске…
Что ж поделать – карантин.
Cлово о словах
“И локоть о локоть шагнём за предел,
Чтоб ринутся в схватку с судьбою.”
(Аннете фон Дросте-Хюльсхофф.)
Вы ездили утром в набитом трамвае?
В час пик, когда все на работу спешат,
Любой пассажир, ничего не скрывая,
На вас опрокинет обсценный ушат.
Пусть не фольклорист вы, отнюдь не филолог –
В трамвае удвоится ваш лексикон.
Он вырос бы больше – жаль, путь был недолог,
Вы вышли… Но – не замолкает вагон!
Как жаль – не дослушали ценное слово
Чтоб локоть о локоть шагнуть за предел
И кинуться в схватку с судьбою… И снова –
Не зря за язык наш посконный радел!
За пять остановок освоил бы лучше,
К его многословью ещё не привык,
А он, как известно, великий, могучий,
Правдивый, свободный обсценный язык!
Девяносто-шестьдесят-девяносто ( Песочные часы)
Символом фигуры в идеале
Признаны песочные часы,
Служат сантиметры тонкой талии
Эталоном девичьей красы.
И для кинозвёзд любого роста
Голливудский славится стандарт:
Сверху, снизу – ровно девяносто,
Талия должна быть шестьдесят.
Слишком часто поднимаем тосты,
Ждёт закусок аппетитный ряд…
Талия достигла девяноста,
Грудь и бёдра – дважды шестьдесят
Годы ощущаются так остро,
Только память возвратит назад…
На весах почти что девяносто,
И тебе уже за шестьдесят.
Юность и восторженные взгляды
Завершили свой победный срок…
Где часы песочные? Не надо!
Твой не весь просыпался песок…
Причуды моды
Жил старик совсем один,
Так и дожил до седин,
И на хуторе на дальнем
Сам себе был господин.
Дел всегда невпроворот:
Есть изба и огород,
Постоянно просят кушать
Гуси, куры, пёс и кот.
Вот случилось как-то раз
Собрался старик в магаз:
Прикупить продуктов надо,
Звери ж сделали заказ.
Сел на старый лисапед
(Старше деда на пять лет) –
Джинсы сразу затрещали:
Стали ситом на просвет!
Два километра – не крюк,
Но других-то нету брюк!
Деревенские увидят,
Репутации каюк!
А в магазе молодёжь:
“Деда, джинсы продаёшь?
Вот наличными три тыщи,
Или, может, больше хошь?
Супермодные сейчас,
Да и впору мне как раз!
А взамен вот брюки с биркой,
Из магаза, высший класс!”
И дедуля очень рад
Брюки – будто на парад!
Что б еще бы из обносков
Отвезти в торговый ряд?
Склероз
Был случай: как-то в городе одном…
Когда и где – не помню… помню – случай!
Я встретил Фею в платье голубом,
Красавицу! С тех пор не видел лучше.
Ну, как цветок! Изысканнее роз!
Когда и где – не помню… Вот склероз!
Мечтал я к ней поближе подойти,
Чтоб красотой такою насладиться,
Но наши не пересеклись пути:
Робел я познакомиться с девицей…
С годами я терзаюсь все сильней:
Зачем не закрутил романа с ней?
Я не признался ей, как поражён
Такою неземною красотою.
Имел любовниц я и восемь жён,
Но ни одна не шла в сравненье с тою!
Ведь та была – прекрасней сотни роз!
Когда и где – не помню… Вот склероз!
Гастрономическое
Седло молодого барашка нежнее,
Чем самый изысканный деликатес!
На древнем Кавказе секретом владеют,
Как жарить барашка, чтоб дух не исчез:
Имбирь и душица, и прочие травы,
Кинза и ткемали, томат, базилик,
Под Киндзмараули, Чегем, Саперави…
Традиции предков – их опыт велик.
И я не лишён кулинарных умений,
Искусство моё возбудит аппетит:
Сегодня купил пару пачек пельменей.
В кастрюльке вода. Жду, пока закипит…
Потолок и пол (два монолога)
(1)
Я — потолок! Я белоснежно чист:
Ни пятнышка, ни трещинки, ни кляксы.
Не то что пол, заляпанный метаксой,
Где пыль в углу, следы вонючей ваксы,
А у дверей пожухлый рыжий лист.
Я так высок! О, я достиг бы звёзд,
Когда бы стены крепко не держали.
Упрямые твердыни, как скрижали,
Стоят четыре дуры (прямо жаль их!)
И не дают подняться в полный рост.
Презренный пол к тому ж ещё ворчит:
Мол, это я его водой закапал,
Да там воды полчашки, кот наплакал,
Не облупилось ни полдюйма лака,
А он готов судиться, паразит!
(2)
Я — пол! В хорошем смысле. Я — не без
Изящества: паркет, покрытый лаком.
(Всем половой вопрос особо лаком).
А потолок — лишь потолок… Что ж так он
Возвысился? Там гонор до небес,
А высоты — три метра с небольшим…
Как хорошо, что между нами стены.
Что белизна? Всё временно и бренно,
Уж я-то знаю истинную цену
Белилам… Нет! Паркет — вот высший шик!
Но каждый в жизни убедиться мог:
В карьере пол — для многих потолок!
Радость творчества
Угас обычный день, и вымыта посуда,
По телику опять убогий сериал…
И как-то жизнь пресна… развлечься бы не худо,
Домашний мой мирок невыносимо мал.
Тут, словно старый друг, мне улыбнётся Муза,
Пегасы прилетят, как вешние грачи,
И счастьем я дышу: ведь крепче нет союза,
Способного рождать фантазии в ночи.
Днём сколько ни пыхчу, не сочиню ни строчки,
А ночь откроет мне Галактики простор.
Не смогут помешать ни рёв соседской дочки,
Ни громкий за стеной нетрезвый разговор.
“Кому нужны стихи?! Толчёте рифмы в ступе,
А толку ни на грош! – опять ворчит жена, –
Ведь сколько ни пиши, а ни строки не купят,
Союзпечать и та не примет ни рожна…”
Но к ночи я опять в оковах вечной страсти!
Слагаются стихи, и счастлив я вполне
От мысли, что они кому-то дарят счастье,
Хотя бы одному! Хотя бы только мне…
