Марк Серман, New Haven, 2016
Кому нужны мои рассказы в городе Чикаго?
— А здесь кому они нужны? Официантке из «Лукоморья», которая даже меню не читает?
— Всем. Просто сейчас люди об этом не догадываются.
Сергей Довлатов «Заповедник»
Критики и литературоведы до сих пор продолжают спорить о Довлатове: «Великий? – Нет, не великий», «Главный? – Нет не главный», «Самый…? – Нет не самый».
В сентябре этого года нам удалось увидеть силу любви к нему со стороны читателей, и понять, что он – писатель народный, что на мой взгляд, никак не ниже, чем «главный» и «великий». Доказательством тому и был фестиваль Довлатова в Петербурге.
Ни город, ни правительство России в организации фестиваля участия почти не принимали. Праздник был спланирован и проводился под руководством Дома Культуры Лурье – центром организации культурно-исторических событий Петербурга, ядро которого, во главе с Л. Я. Лурье, состоит из еще нескольких в прошлом выпускников первой в Петербурге гимназии, которую основал, и которой руководил и продолжает руководить Лев Яковлевич. Вот что он говорил сам о том, как все начиналось : «Я его (С. Довлатова) очень люблю, и все его очень любят, и мне кажется, что очень важна сама его интонация, а для нашего времени — может быть, особенно важна. Поэтому я придумал «День Д», встретился с друзьями. Важную роль сыграл Митя Борисов, владелец кафе «Рубинштейн». Он придал нам уверенности. И мы сделали сайт, быстро и бесплатно — с моими помощниками и товарищами — Настей Принцевой, бывшим главным редактором радио «Нева» (был такой симпатичный проект), и Денисом Рубиным, он отвечает за музыку в музее «Эрарта». И как-то действительно очень быстро пошло. Люди начали давать деньги, а еще больше появилось людей, готовых бесплатно предоставить гостиничные номера, давать скидки на авиационные билеты, на печать, бесплатно изготавливать сувениры, и в результате у нас все, вроде, получилось.». Лев Яковлевич Лурье – потомственный историк в третьем поколении, патриот Ленинграда-Петербурга, автор множества книг и документальных фильмов на различные историко-культурные темы, о Довлатове в том числе. Он сын Якова Соломоновича Лурье, историка, литературоведа и сотрудника Пушкинского дома, где двадцать лет проработал и мой отец И.З. Серман, и мы естественно, дружим со Львом с детских лет. Это, так сказать, преамбула, или как писали в наших детских книжках – присказка, объясняющая происхождение события – Фестиваля Дня Д, как его называли организаторы, а сказка – или рассказ о поразительных по массовому единодушию и любви к писателю событий этой недели – впереди.
Продолжался фестиваль всего четыре дня, но при этом он был наполнен огромным количеством событий.
В гостинице ”Англетер” и в нескольких дополнительных «культурных точках» города проводились чтения Довлатова желающими из публики. Когда я заглянул в зал Павловой «Англетера», где была моя выставка, посмотреть на то, как проходят чтения, то увидел, что он был битком-набит людьми. Читала «Заповедник» девочка, как мне показалось, восьмиклассница. В зале было то по-школьному совсем тихо, то шумно – со смешками и хихиканьем, а когда я уже закрывал снаружи дверь, чтобы не мешать, зал просто взорвался смехом и аплодисментами на характеристике героя «Заповедника» Сергея, которую Михаил Иванович дал Татьяне.
В «Буквоеде» – это книжный магазин на Невском, напротив Гостиного, были устроены чтения Довлатова писателями, его современниками. Я видел, как рассказы читал, сидя в витрине магазина, и лицом к улице, где собралась толпа слушателей, Валерий Попов. Попов это делал очень плохо, но по уважительной причине – он просто не мог удержаться от смеха во время чтения.
В программу фестиваля были включены две фотовыставки: одна с работами Нины Аловерт, и вторая – моя. Выставка Нины Аловерт была устроена в музее современного искусства «Эрарта», где она была размещена этажом выше, чем выставка «Генесис» Себастио Сальгадо, что сразу же показало, кого в России больше ценят. Моя же выставка, проходила в гостинице «Англетер», бывшей «Ленинградской», и опять-таки бывшей «Англетер».
У меня, после того, как я узнал, что выставка будет проходить в «Англетере», сперва возникли всяческие сомнения, вспомнился Сергей Есенин, чье творчество и конец жизни были связаны с «Англетером», но меня разубедил Лев Лурье, который сказал, что статистика последних девяноста лет «Англетера» вполне обнадеживающая.
Вообще мы все, гости из Нью-Йорка: Нина Аловерт, Елена и Катя Довлатовы моя жена и я жили в этой очень хорошей гостинице, и с прекрасным шведским столом и с видом на Исаакий из окон ). Наше проживание там было бесплатным в обмен за установку и проведение выставки, и как выражение любви владельцев и менеджеров гостиницы к писателю.
У нас была очень напряженная программа с большим количеством интервью и выступлений, открытием выставок, на которых в числе приглашенных присутствовал и американский консул Томас Лири. Его присутствие на чествовании американского писателя русского происхождения , как называл себя Сергей, а также поддержка выставок двух американских фотографов, которые тоже родились в России, еще раз указывало на тот факт, что только в Америке Довлатов стал известным всему миру писателем, да и мы с Ниной своими успехами многим обязаны жизни в Америке.
Все дни фестиваля в кинотеатре Стаса Елисеева при «Англетере» шли фильмы о Довлатове, в Фонтанном доме был устроен вечер воспоминаний с участием друзей и знакомых Сергея, в Александринке на новой сцене выступали писатели с обсуждением творчества Довлатова.
В программу торжества входили и театральные постановки на нескольких площадках одновременно, и парад фокстерьеров в честь воспетой автором Глаши, и народное гулянье во дворе дома Довлатова с концертами джазменов 80-х годов, квестами и аттракционами на тему рассказов Довлатова, и продажа книг. Но гвоздем программы фестиваля было, конечно, открытие памятника. Автор памятника известный скульптор В.Б. Бухаев рассказал о том, как он познакомился с Довлатовым. Сергей, как известно из его биографии, работал младшим резчиком по камню на строительстве станции метро «Ломоносовская». Руководил этим проектом В.Б. Бухаев, который вспомнил, как во время работы бригада скульпторов-резчиков собралась выпить, а работали они на большой глубине, эскалаторы не работали – и, конечно за выпивкой послали самого молодого. Им оказался Сергей. «Я не знал ничего про него тогда»- сказал Бухаев – «Но, помню что прибежал он быстро – молодой, ноги длинные».
Не надо забывать, что за всеми этими торжествами была еще и неявная, но всем известная сторона: самого Довлатова на празднике не было, и была жива память о его смерти 26 лет назад. Это для меня, и наверняка для многих других вносило грустную ноту во все эти праздничные мероприятия, почти как в прозе писателя, где неудержимый смех прорывается сквозь меланхолию и грусть. У меня лично, из-за того, что все происходило в России были еще и опасения того, что торжество окажется фарсом, привезут не тот памятник, как в «прощании с Ильвесом», или произойдет еще что нибудь гротескное, из Довлатовской прозы. Он ведь восхитительно описал различные виды советских торжеств и их нелепости, а вот теперь, я опасался, он и сам может стать героем чего-то похожего.
То, что происходило с памятником почти дотягивает до одного из таллинских сюжетов. Памятник был готов давно, но городское начальство не разрешало его ставить, так как по закону города нельзя ставить памятник до прошествия тридцати лет со дня смерти того, кому ставится памятник. Люди из Дома Культуры Лурье решили памятник привезти на грузовике и устроить публичное шествие за ним.
Вдруг, за два дня до открытия, приходит депеша с сообщением, что городская администрация разрешила установить памятник. По слухам, в городской администрации, где все в это время готовились к выборам, произошло следующее: выступил депутат, представитель одной из реакционных партий и сказал: «Мы, тут с вами очень обидели петербуржцев, назвав новый мост именем Кадырова» – а против этого в Петербурге была целая кампания, сбор подписей и т.д., но мост все рано назвали именем Кадырова, «Нам надо искупить свою вину перед людьми и разрешить поставить памятник Довлатову». Так как это безусловно могло повлиять на исход выборов и отношение к партии, решение «разрешить» было принято.
Памятник поставили на временной площадке, он был прикрыт белым материалом, а вокруг собиралась сначала небольшая, а потом и многотысячная толпа народа, многие были с букетами цветов, телевизионные камеры, фотографы. Даже в домах напротив, несмотря на прохладную погоду, открылись окна, и в них появились люди с детьми, с телефонами и фотоаппаратами, а вокруг шумела, ставшая огромной толпа.(Вставить снимок толпы) Это было настоящее проявление народной любви и популярности, о которой только может мечтать писатель. И конечно, тут как тут оказалось и городское начальство с заготовленными речами и полной готовностью присвоить себе лавры за прекрасное дело, к которому оно имело только косвенное отношение.
Звучали речи, вспыхивали вспышки, а людей становилось все больше и больше. И вот,наконец, было снято покрывало. Толпа, и я вместе с ней, затихли – было, как в «прощании с Ильвесом», но подмены не произошло: перед толпой стоял Довлатов, опираясь на косяк двери, возвышаясь над всеми, но не так, как возвышаются все остальные памятники, а так как возвышался он, живой, когда шел по Рубинштейна или по Невскому. Раздались аплодисменты, перешедшие в овацию с выкриками. Я в этот момент взглянул на Катю Довлатову – она медленно сделала один шаг, который отделил ее от всех кто был рядом, от матери, от представителей губернатора и выдвинулась ближе к памятнику – и тут я заметил блеск слез у нее на лице. И это не были капли дождя, который шел весь день накануне и все утро.
Прогноз привычно обещал, что «характер погоды сохранится», и с утра казалось, что так и будет, и весь праздник сорвется, даже телевидение пряталось от дождя в палатке, поставленной тут же. Однако, в момент открытия памятника дождь неожиданно прекратился, выглянуло солнце и осветило из-за каких-то особенностей улицы Рубинштейна, только усыпанный цветами памятник Сергею Довлатову, теперь уже навсегда поставленный рядом со входом в его двор.
Но, как во всех сказках – это было не все. Когда уже поздно вечером мы ввалились к себе в гостиницу, изнемогая от усталости, за окнами « Англетера» раздался грохот: стрельба из пушек, взрывы, и вся Исаакиевская площадь осветилась вспышками салюта. Нам потом сказали, что салюты в Петербурге устраивают часто, по разным поводам и что этот салют был по поводу чего-то, что происходило на Дворцовой площади. Но мы-то с вами знаем, что это город так праздновал юбилей своего писателя.
