Интервью специально для ELEGANT NEW YORK
вела Ольга Третьякова
Интервью первое.
[quote style=”boxed”]Алексей Коган: Человек, который собирается слушать джаз, – свободен или хочет быть свободным.
Прежде всего, я хочу развенчать стереотип: импровизация – это то, что создается непосредственно во время исполнения музыкантов. Фигня это все!
Особенно когда сидят молодые девушки и удивленно вскидывают брови, почему такое суждение, я всегда объясняю. (Обращается ко мне – О. Т.) Девушка, я вот откровенен с Вами и надеюсь на ответную реакцию. Скажите мне, Вы хотели бы когда нибудь получить от человека, к которому Вы расположены, красивое объяснение в любви? Я не имею ввиду смс-кой, а по e-mail или от руки как-то?
О. Т. : Конечно – да!
А. К. Человек, который в своей жизни прочитал две книги: Расписание электричек на Фастов и Телефонную книгу сможет вас удовлетворить своим эпистолярным признанием в любви?
О.Т. : Нет! (Смеется)
А. К. : Ну вот вам пожалуйста, что такое импровизация. Мы с вами говорим – у нас буквы, голос для выражение нашего “я”. Кто больше слышит – тот больше знает и свободнее разговаривает. Слушая, человек вырабатывает свой собственный язык. Исходя из этого, что такое импровизация? Это – стопудовая домашняя заготовка.
Пример: интервью Чарли Паркера (Charlie Parker), данное в 1949 году журналу Down Beat, моему любимому американскому изданию. Что такое джазовый музыкант? Вначале он должен досконально изучить свой инструмент. Второе: музыкант должен послушать все, что сыграно до него на этом инструменте.
[quote style=”boxed”]А теперь внимание: после всего забыть первое и второе и просто играть. В этом и весь джаз. Третьего не дано. Настоящий джазмен никогда не сыграет одну и ту вещь два раза одинаково. И в этом, наверное, и есть кайф этой музыки. В этом свобода. Это разрушение рамок.
Мое знакомство с Алексеем Коганом произошло в теплый летний вечер в галерее “Мастер Класс” напротив Лавры. Печерск был по-киевскому гостеприимен и располагал к долгому разговору, который я решила построить в стиле мастер-класса о джазе. Получилось частично: заранее подготовленные вопросы вызывали волны рассказов о прошлом, воспоминаний о Нью-Йорке с его джазовыми клубами, о встречах с мировыми звездами джаза, с которыми Алексей был знаком. Мой собеседник сыпал именами, датами, названиями альбомов и композиций, вызывая восхищение и оставляя за мной ощущение ученицы, которая пыталась держать рот закрытым.
Алексей Коган – автор и ведущий авторской программы о джазе с более чем 5-ю тысячами выпусков от самого зарождения украинского джазового радио в 1989 году и по сегодняшний день. Продюсер и арт-директор компании Jazz in Kiev, куратор Волошинской сцены фестиваля “Джаз Коктебель”, организатор Alfa Jazz Fest во Львове, член Международной джазовой ассоциации журналистов, преподаватель в институте Глиера. Он ненавидит, когда его называют джазовым критиком, потому что любит джаз всей душой. Более того, вся его жизнь – это и есть джаз, о ней мы и говорили, чередуя домашние заготовки и импровизируя.
О.Т. : Чем джазовый музыкант отличается от остальных?
А. К. : Я считаю, все познается в сравнении. Вы посмотрите на line-ups Мадонны, Rolling Stones, не когда в студии, а когда в туре, вы там найдете очень много джазовых музыкантов, потому что джазовому гитаристу сыграть соло в рок-н-ролле или в роке – это одно, а вот роковому гитаристу джаз – это другое. Джазовый музыкант универсален. Я очень много примеров могу привести. Kirk Whalum работает у Rolling Stones, Alphonso Johnson работает у Rolling Stones,Omar Hakim, выдающийся джазовый барабанщик, работает с Мадонной, – этот список можно продолжать до бесконечности. Почему – потому что джазовые музыканты более мобильные, и не зря джаз называют классической музыкой 21-го века. Вот и весь мастер класс. Не заставляйте себя слушать ничего. Легло в ухо – ваше, не легло – подождите, будет ваше.
О. Т. : Ваши любимые джазовые направления?
А. К. : Для меня существует только два направления в джазе: хорошая музыка и нехорошая, настоящая и поддельная. Но есть предпочтения. Допустим, индийским медитациям и китайской музыке я предпочел бы афро-кубу или Бразилию, или латину, мне близка культура цыган буковинской Украины и болгар, Грузия, Армения, Азербайджан – это близко.
О. Т. : А можете назвать джазовых музыкантов, которые наиболее авторитетны для вас, мировых звезд?
А. К. : Ну это провокация чистой воды! Но, тем не менее, могу сказать. John Coltrane – потому что это и личность, и музыкант.
Справка: Джона Колтрейна называют “титаном джаза”. Тенор и сопрано саксофон, он создал новое мышление в импровизации. В 1959 году Колтрейн вместе с Майлзом Дэвисом (Miles Davis) записал самый продаваемый альбом в истории джаза “Kind of Blue”. А тема “My Favorite Things” сделала его широко известным за пределами джаза. Колтрейн умер не дожив до 41-го года от рака печени.
А. К. : Есть один музыкант, с которым я недавно говорил о телефону, я об этом говорю с таким сожалением, Тутс Тилеманс (Toots Thielemans) – исполнитель на губной гармонике. Он официально объявил, что идет на покой. Я крутил его музыку на радио 25 лет, присылал ему диски Вагифа Мустафы-Заде (Vagif Mustafazadeh), когда он попросил. Величайший музыкант. Ему 92 года, играл до последнего дня, он себя нормально чувствует, в полном здравии и уме, но сказал, что пришел тот момент, когда ему хочется слушать тишину и больше не играть на сцене.
Справка: Тутс Тилеманс — в первую очередь, безусловно, автор “Блюзетта”, одного из наиболее популярных во всем мире джазовых вальсов. Его гармошка звучит за кадром в “Midnight Cowboy”, “The Getaway”, “Sugarland Express”, “Cinderella Liberty”, в телесериале “Улица Сезам”. И в этой области он достиг мировой популярности.
Слушать Toots Thielemans – Bluesette
А. К. : Я несколько раз был в шаге от его концерта в Украине. Два года назад я еще в Киеве купил билет на его концерт в Нью-Йорке в Blue Note. Приехал на два с половиной часа раньше, чтобы успеть пообедать и занять хороший стол. Я считаю дурным тоном есть, когда музыканты на сцене, в европейских клубах это кстати уже запрещено. Счастливый, что через два часа увижу Оскара Каштру Невеша, Рона Картера, Аирто Морейра, Тутса, Кенни Вернера, который был в Киеве, прихожу и вижу лицо Ричарда – дормена, который клеит на двери объявление, что концерт отменяется, потому что Тутс себя плохо почувствовал – и все… Такой облом.
Для меня авторитетны: Антонио Карлос Жобим (Antônio Carlos Jobim), Иван Линс (Ivan Lins), Телониус Монк (Thelonious Monk)…
[quote style=”boxed”]Мои часы, кстати, называются Round Midnight. Таких всего тысяча экземпляров, я их выиграл на конкурсе за лучшую радио передачу о Телониусе Монке. Она называлась “Round About Monk”. Я очень этим дорожу.
Справка: Телониус Монк был одним из главных архитекторов современного джаза. “Round Midnight” 1944-го года – джазовый стандарт с наибольшим количеством записей в истории джазовой музыки.
О. Т. : Что вы можете сказать об украинском джазе? Чем он отличается? Что-то есть характерное?
А. К. : Для меня самое большое достижение украинской независимости за 23-летнюю историю – это то, что если вы возьмете десять последних украинских альбомов, на девяти из них вы услышите на сто процентов авторскую музыку. Не стандарты гонять известные – это хорошая школа, многие музыканты в свое время записывали, поляки например записывали американскую музыку, но просто пришло время. Я когда то был на лекции в Чикагском институте джаза, там был Марсалис (Branford Marsalis), который сказал, что он принципиально перестал играть стандарты, потому что мы сейчас должны писать свою музыку, которая станет стандартами в 21-м веке.
[quote style=”boxed”]Если бы меня в 92-м году, когда я начал работать на радио “Промінь”, попросили работать на отечественном материале два часа, за которые мне было бы не стыдно, мне бы пришлось потрудиться и покорпеть, чтобы найти такие два часа. Сейчас я могу работать неделю с этим и мне не будет стыдно ни за один трек, который я поставлю.
О.Т. : Назовите украинские имена, пожалуйста.
А. К. : Энвер Измайлов – человек, который играет так называемый воображаемый фолк (imaginary folk), у него татарские корни, но он себя считает украинцем, он из Крыма. Когда то во Франции мой друг Жан Франсуа Обер представлял его, когда он выходил на сцену в первый свой приезд: “First time in Paris, Enver Is my Love! ”
Вадик Неселовский, он сейчас в Нью-Йорке и в Германии, преподает в Berklee. Андрюша Кондаков, из Днепропетровска, Виктор Двоскин. Если говорить о наших молодых, кто выигрывает международные конкурсы: Дима Бондарев – трубач из Харькова, Фима Чупахин, Богдан Гуменюк – они уже бакалавры. Они были в Америке по специальной программе с грантами, чтобы там поучиться и вернуться сюда. Андрей Прозоров, одессит, работает в Австрии. Бандурист Рома Грынькив.
О. Т. : То есть они все пишут свою музыку, которая основана на фолке?
А. К. Абсолютно, и с ними играют музыканты. Марк Соскин, американский пианист, которого в Нью Йорке знают как человека, который написал два трека для фильма Sex in The City. Ну, это жизнь, вы понимаете, о чем я говорю. (Смеется)
О. Т. : Давайте поговорим о Нью-Йорке, тем более что наш журнал называется Elegant New Nork.
А. К. : Я много раз бывал в Америке, и меня всегда очень интересовал один вопрос. Почему-то все мои собеседники, умнейшие люди, мои кумиры по жизни, это касается и Ховарда Мандела (Howard Mandel), главного редактора журнала Down beat, и Rusty Hassan, Bill Milkowski, Jason Koransky, Nat Hentoff – никто мне честно не смог ответить на вопрос про истинные взаимоотношениях цветных-белых-черных, я так понимаю потому, что это до сих пор остается проблемой. Поэтому я отношусь к этому вопросу по-своему. Мне трудно быть толерантным, я никогда не говорю “niger”, но я вкладываю в понятие “black” совершенно иной смысл. Для меня это – “black music”. Miles Davis, кстати, страшно был недоволен термином “jazz”. Он считал, что термин “jazz” придумали белые, а джаз – это black music – музыка, которую придумали черные. Мне всегда нравилось вступление книги Юго Панасье “История подлинного джаза”, который цитировал в самом начале Бернарда Шоу: “Белый низвел черного до уровня чистильщика сапог, а потом твердил на весь мир, что черный только и годится на то, чтобы чистить сапоги”. Меня этот вопрос всегда интересовал, но американцы не любят говорить на эту тему.
О. Т. : Ваши любимые джазовые клубы Нью-Йорка.
А. К. : Их много в Нью-Йорке, назову несколько: Bar 55 на 4-й, Nuorican Poet Cafe, 3-я улица, недалеко от Blue Note, Tonic и Visions мне нравились, но их уже нет, к сожалению, Jazz Standard, Birdland , Iridium. В других городах Америки: в Новом Орлеане – Funky Bar, в Вашингтоне – Blues Alley.
[quote style=”boxed”]Для меня, что касается музыки, на первом месте – конечно же Нью-Йорк – джаз можно играть только в этом городе, нигде в мире больше. Причем я совершенно не уверен, что я смог бы там жить, хотя, для меня любой город – это люди. А в Нью -Йорке живут близкие по духу люди: Linda Goldstein , Mike Mainieri – нас часто называют двойниками с ним, он как мой старший брат. Познакомившись с совершенно безвестным радио журналистом, который только начал работать на радио и попросил прислать промо диски, в 93-м году, он передал все свои диски с моим другом, который ехал в Киев из Нью-Йорка, и сказал: “Чувак, у меня на 56-й улице офис, там есть холодильник, всегда есть свежее белье и комната, где можно спать. Чтобы на гостиницу не тратиться, приезжай!” Один раз я воспользовался, потом не захотел, потому что неудобно как-то.
Очень люблю в Нью-Йорке пойти в понедельник на 52-ю стрит в Russian Vodka Room, потому что именно там в понедельник собираются русскоязычные (бывшие советские, теперь американские) джазовые музыканты. После полуночи они играют джэм. Это Миша Цыганов, Саша Сипягин, Боря Козлов, Дима Колесник, Коля Лазарев. Нью Йорк – жесткий город, но он настоящий, я люблю Нью Йорк.
О. Т. : В чем главная разница джазовых клубов Киева и Нью-Йорка?
А. К. : Когда в Киев приезжают американцы на фестиваль, и я вожу их по нашим джазовым местам, они говорят “у нас клубы строят, а у вас подвалы осваивают.” Я в Нью-Йорке в самый страшный клуб джазовый когда захожу, я вижу, что происходит на сцене, я вижу сколько это стоит, я вижу уровень заведения, я слышу кто играет. А в Киеве места – там где слышно, там не видно, а где видно, там не слышно. А почему? Потому что профессионалов нет. Первая ошибка – вход, человек должен зайти в одну дверь, а выйти в другую. И никто не будет как у нас под дурочка работать “а концерт в девять часов, билет сорок долларов, нет, я прийду в пять, закажу чаек копеечный, посижу до восьми, а там и концерт”. Гнусно, но факт.
[quote style=”boxed”]В джазе ничего не может быть специально, в джазе все может развиваться только step by step. Сейчас носители музыкальные снивелированы. Нет смысла выпускать альбомы, человек выкидывает в YouTube свою какую-то вещь и считает количество постов. Это грустно немножко. Моя кличка – Analog Man. Я аналоговый человек абсолютно, я не пользуясь своим iPhone два года уже, я своих внуков на него фотографирую, и мне хватает этого.
О. Т. : Повлияла ли ситуация в Украине на джаз?
А. К. : Для меня Украина неделимая. Язык должен быть один – украинский. На джаз все это повлияло. Понял, что не могу разговаривать с очень многими музыкантами, которые не хотят слышать.
На самом деле, это очень плохо. Музыкант должен играть. С другой стороны, когда мой студент приехал оттуда, где стреляют, у него своя правда, как и у людей, которые не могут вывезти ребенка из зоны конфликта . Самое страшное, что на войне одной правды не бывает, на войне правд всегда две. Я за то, чтобы был мир, но я одного только не могу понять, и пусть меня кто-то в этом переубедит. Я хочу посмотреть на одного человека с Юго-востока, который очень много кричит, что его притесняют за то, что он говорит по-русски, я хочу его увидеть просто. На русском у нас говорят везде, и с этим не было никогда проблем.
[quote style=”boxed”]Но я не понимаю, почему люди, которые уже 23 года живут в стране, которая называется Украина, не хотят говорить на украинском языке. Пример Польши, где живет огромное количество цыган, русинов, русских, украинцев, греков, но в Польше государственный язык – польский, и если ты хочешь преподавать, ты должен знать этот язык.
Почему у нас это называется притеснением – я этого не могу понять и, наверное, никогда не пойму. Это субъективно, и если кто-то со мной не согласен, тысячу раз имеет право.
Мы не могли провести последний день фестиваля во Львове. Нас пытались пикетировать, потому что это – пир во время чумы. Чарльз Ллойд (Charles Lloyd) изменил свою программу на сто процентов, чтобы сыграть реквием, но нам сказали, что ничего вообще играть нельзя. Мы отменили джемы, зато по всему Львову играла русская музыка, “Дискотека Авария” и так далее, несмотря на траур в стране. И вот таких несовпадений очень много.
Я не хочу говорить о своих политических взглядах, Украину я всегда любил. Но считаю, что в Украине никогда не была популярна джазовая музыка на государственном уровне. И на поддержку рассчитывать не приходится. Когда-то в интервью я сказал, что если мне государство на проведение моего фестиваля даст тысячу гривен, я готов постричься налысо, одеть семейные трусы и пройтись от площади Толстого, где я живу на Крещатике, до филармонии и вернуться обратно. Почему я такой смелый? Потому что я не собираюсь никогда и ничего просить у государства. Самая большая помощь от государства – это когда оно мне не мешает.
[quote style=”boxed”]О.Т. : Чтобы не заканчивать на грустной ноте, что бы Вы хотели сказать нашим читателям?
А. К. : Дам совет от джазмена: Если у Вас нет иронии и самоиронии – до свидания… В этом весь джаз: смех сквозь слезы и наоборот.
P. S. После интервью был полуторачасовой джазовый дуэтный концерт, организованный Алексеем Коганом. Композицию “Be My Love” посвятили мне, и в моем лице нью-йоркским любителям джаза и читателям журнала Elegant New York.
Спасибо Вам, Алексей, за интересное интервью и теплый вечер.
Продолжение следует.