Татьяна Шереметева
Если вы идете в театр смотреть пьесу, в аннотации к которой упоминается, что это – фантасмагория, пытаться узнать о ней что-то заранее не рекомендуется. То есть даже если у вас есть программка в руках с пояснениями для непосвященных, читать или даже заглядывать в текст не нужно. Ибо сей жанр предполагает, чтобы было и интересно, и непонятно. Потому как, по словам постановщика спектакля Льва Шехтмана, если с самого начала все будет понятно, то это уже неинтересно. Но б этом я узнала уже после нового спектакля театра ТРАКТ «Чехов, Williams и черт knows что».
Итак, вечер, морозище, хочется есть и немного спать. Но я иду в театр. По дороге – кафе, остановка на десять минут и двойной эспрессо (ах, ну почему нельзя вставить в это слово букву «к»? Это было бы так красиво…) Спать уже не хочется, мороз тоже уже не ощущается. Двойной эспрессо в такой вечер – это, считай, как боевые сто грамм.
Небольшое волнение и любопытство: интересно, сумею ли я разгадать эту загадку, когда знаю только название спектакля и что это – фантасмагория. Место и время те же, что и раньше, когда играли «Раскольникова и Процентщицу»: город Нью-Йорк, Манхэттен, ресторан Samovar, второй этаж, Tolstoy Lounge, семь часов вечера.
Про эспрессо я очень скоро пожалела. Я и без него пребывала в растрепанных чувствах: вот-вот что-то должно было произойти. И этим «что-то» была пропитана атмосфера этого давно уже «намоленного» места.
Как это назвать? Наверное, предвкушение. Люди вокруг опытные, знали куда и зачем пришли. Поэтому мы смирно сидели, тихо переговаривались и предвкушали.
Между маленьким зрительным залом и маленькой площадкой, где и будет сыгран спектакль, ничего нет. Кроме невидимой линии, по которой, собственно, проходит один из главных водоразделов мироздания: по одну сторону реальная жизнь, по другую – жизнь придуманная, но иногда еще более настоящая, чем та, реальная.
А.Ноткин, И.Есилевская, С.Кифа. Фото Нины Аловерт
В нашем случае, казалось, протяни руку, и попадешь в тот заповедный мир, о котором все знают, что он есть, но попасть куда так непросто. Вернее, невозможно. Потому что мир этот соткан из нашего воображения, которое заправлено, как самолет горючим, мастерством актеров. Чтобы мы могли вместе взлететь и с высоты полета посмотреть на себя и на нашу жизнь. Как это бывает.
… Они выходят прямо к нам – те, кто будет сегодня играть этот спектакль, – бесстрашно глядя в наши лица. Они не боятся ничего, это мы начинаем стесняться, ежиться и отводить глаза. Потому что это экзамен не для них, это с нас сейчас будут спрашивать.
С.Кифа. Г.Коростышевский, Фото Нины Аловерт
…Что-то разбросанное, неубранное и, наверное, плохо пахнущее. Так пахнет бедность, а вернее, нищета. Это когда нет денег. Ни на что. И на этом фоне мы видим битву: почти в рукопашном бою сошлись «Труд» и «Капитал». Хотя обе оппонирующие стороны очень так себе, плохонькие, если уж говорить начистоту.
«Капитал» представлен хозяйкой «нумеров», крошечных каморок, где живут ее незадачливые постояльцы, – это такая замученная жизнью американская тетка с зычным голосом и хамскими манерами. А как еще можно с ними? С волками жить, знаете ли…
Да она и сама недалеко ушла по части своих капиталов от своих жильцов. Платить никто не хочет, потому что не может. Но все-таки она, в отличие от них, у себя дома. Это ее «property». Это ее каморки. И это ее тараканы. Нет, не те, что в голове, хотя и те тоже…
«Труд» представлен много пьющим и мало пишущим Писателем и Дамой. Ах, эта Дама… Вот знаете, «бывают женщины, созданные только для того, чтобы носить на безымянном пальчике обручальное колечко». (Цитирую саму себя. Горжусь.) А если такого колечка, а к нему и состоятельного супруга нет, то это полномасштабная катастрофа.
Короче, «Труда» особенного нет, но зато есть противостояние «Капиталу». Которого тоже, по сути, нет.
И вообще, как выясняется, там ни у кого ничего нет. Угрозы хозяйки о выселении гроша ломаного не стоят. Хотела бы, давно уже вышвырнула своих злостных неплательщиков. Многостраничный труд писателя существует только в его воображении. Как и каучуковая плантация, доходы от которой поступают на счет «Дамы без обручального колечка».
И только тараканы, огромные летающие твари, кажется, уже носятся перед нашими лицами. А, вообще-то, это совсем неплохо, пусть себе летают. Потому что это дает Даме без колечка шанс предъявить хозяйке свои претензии. Как будто все по-настоящему, по-взрослому, как будто и вправду есть каучуковая плантация и есть доход от нее, а пока – просто небольшие финансовые затруднения, и потому – небольшая задержка с оплатой. Как будто купленный по дешевке геральдический герб на стене – настоящий, как будто все в жизни хорошо, и только лишь замучили эти ужасные тараканы: «Мадам, ну сделайте же что-нибудь, ну прекратите это безобразие. В конце концов, мы так не привыкли…» Последние слова не произносятся, но они подразумеваются.
Г.Коростышевский, А.Ноткин. Фото Нины Аловер
И ведь не хочешь, а поверишь: жесты ее томны, и поворот головы выразителен и мягок, а печаль ее светла. Она – в образе. То есть, замечательная актриса Светлана Кифа, исполнительница этой роли, – в образе Дамы, а Дама – в образе дамы. Совсем не нищей жилички трущоб Французского квартала Нового Орлеана, а той, у которой есть все, о чем она упоминает и в существование чего она верит.
Монолог Писателя (мы уже понимаем что так же, как Дама – не дама, и Писатель – совсем не писатель), пусть привычно пьяненького, – это признание в своем жизненном фиаско. Эх, все верно. Далеко не у всех получается справиться с жизнью. А хочется, так хочется уважения, признания, любви, наконец. И тогда начинаются фантазии.
А.Швецов. Фото Нины Аловер
Их нетрудно отличить от правды, а их авторов – уличить во лжи.
Но Писатель этого делать не будет. Он и себе разрешает пофантазировать, и своей соседке по номерам. И потому пусть по соседству с бразильской каучуковой плантацией плещется «Средиземное море» и белеют «меловые скалы Дувра» – совсем недалеко, «по ту сторону Ла-Манша»… Пусть, если она в это верит.
С.Кифа. Фото Нины Аловерт
Вот так, очень коротко, о том, каким увидела я начало этого удивительного, ни ни что не похожего спектакля. Теннесси Уильямс и его крошечная пьеса «The Lady of Larkspur Lotion» – первый мостик, ведущий к творчеству А.П. Чехова. Исполняется на английском языке. Так нужно.
Про действующих лиц вы уже кое-что знаете. А исполнители этой пьесы – З.а. РФ Светлана Кифа, Инна Есилевская и Александр Ноткин.
Да, таким было начало. А потом вдруг и сразу, как может быть только по ту сторону той самой невидимой линии, начинается Чехов: миниатюры по его ранним рассказам «Разговор пьяного с трезвым чертом», «Антрепренер под диваном» и «Хористка».
Светлана Кифа, Инна Есилевская, Александр Ноткин, Грегори Коростышевский и Арнольд Швецов полностью владеют настроением зала. И все зрители уже там, за той магической линией, все уже смеются, сочувствуют и соучаствуют. Потому что по-другому не получается, потому что для того все и затевалось.
И.Есилевская. Фото Нины Аловерт.
У каждого актера задача максимального и моментального, происходящего на наших глазах перевоплощения. Непишущий, но пьющий Писатель и черт-резонер Александра Ноткина, отставной секретарь Лахматов, рассуждающий о высоком, и противный трус антрепренер Индюков, прячущийся под диваном, Грегори Коростышевского, незадачливый любитель внебрачных связей и растратчик казенных денег Колпаков Арнольда Швецова.
И.Зазуля. С.Кифа. Фото Нины Аловерт
Это яркая коллекция самых разных характеров, подмеченных жестов и интонаций, когда есть точное попадание, когда все узнаваемо и потому особенно смешно. А иногда – грустно.
В этом спектакле много разных ролей, а исполнителей – шесть.
Они создают мир, в котором есть низкое и высокое, значительное и ничтожное, серьезное и смешное. И делают это с такой отдачей, что не включиться в эту игру нельзя.
Если коротко, то З.а. РФ Светлана Кифа в этом спектакле играет Женственость. Женственность бывает разная, ею могут обладать женщины умные и глупые (а глупые – даже чаще…), удачливые и не очень, изысканные дамы и совсем простушки. Откуда она берется непонятно, почему одним выдается уже при рождении, а другим – никогда, неведомо.
И.Есилевская. Фото Нины Аловерт
Так вот Светлана Кифа играет разных женщин, которых объединяет этот загадочный дар. Совершенно беспомощная, «склонная к употреблению», жалкая и трогательная Леди «Смерть тараканам» в пьесе Т. Уильямса.
Кстати, на мой взгляд, в ней уже угадывается будущая Бланш из «Трамвая “Желание“». Ах, как бы это получилось у Светланы…
Это и ее молоденькая, наивная, «преданная высокому искусству» актриса Каучукова, и хористка Паша, незамысловатая, как белый бантик в ее золотистых локонах. Они такие разные, но всем им дано, все они женственны – каждая по-своему.
А Инна Есилевская в этом спектакле играет совсем на других регистрах. Ее задача – показать оскорбленную и взыскующую справедливости добропорядочность.
Ведь и хозяйка номеров в пьесе Т. Уильямса, и супруга подлого изменщика и растратчика Колпакова в «Хористке» Чехова, безусловно, «в своем праве».
С.Кифа, А.Ноткин
«Когда играешь злого, – ищи, где он добрый. Когда играешь старика, – ищи, где он молод»… Созданные Инной Есилевской образы объемны и достоверны. Они вызывают интерес и заставляют думать. Ищем ключик к разгадке.
Убогие номера, сброд вокруг, денег никто не платит. И еще эти двое, нищие вруны, которые почему-то особенно сильно раздражают эту простую честную женщину. У них нет ничего, кроме своих фантазий. Но они в них верят и тем спасаются от жизни. А у хозяйки номеров фантазий нет. И в тот мир, где эти двое понимают друг друга, вход для нее заказан. А ведь она –простая порядочная женщина. А они – отбросы, white trash. Несправедливо…
А.Ноткин. Фото Нины Аловерт
Рассказ Чехова “Хористка” – совершеннейший шедевр, где все три персонажа выписаны на века. И через сто, и двести лет будут, подозреваю, неверные мужья – скупердяи и растратчики, и их оскорбленные в лучших чувствах супруги. Жена в исполнении Инны – дама, леди, госпожа, синьора, почти богиня. Когда общаешься с жалкой хористкой и презренной содержанкой, демонстрировать это несложно и необременительно.
В данном случае это еще и способ нанесения точечного удара. Чем больше обозначенная женой дистанция между ней и содержанкой, тем больше шансов вернуть деньги. Отсюда и пластика жестов, и охотничий азарт в интонациях. Жертва должна быть поймана и обезглавлена здесь и сейчас.
Музыка в этом спектакле звучит почти постоянно. Актриса и певица Инна Зозуля обладает прекрасным голосом и умением создать настроение. Каждый раз разное – от американского хита «The house of Rising Sun” до русских романсов.
И.Зазуля. Фото Нины Аловерт
Да, вот такой спектакль, действительно, «черт knows что». Фантасмагория, понимаешь…
Но, надеюсь, вы сей опус не прочитаете, а если прочитаете, то ничего не поймете. А если и поймете, то не запомните.
Но даже если всего этого не произойдет, вы не будете разочарованы, потому что я так и не сумела рассказать о главном – о том, как будет вознагражден тот, кто придет на спектакль, зная о нем очень немного.
Потому что в конце вечера все это фантасмагорическое многоцветье, переплетение жизней, судеб, характеров, страстей человеческих вдруг обретет стройность и законченность шедевра.
Но как это произойдет, я описать не в силах.
Г.Коростышевский, А.Ноткин, А.Швецов
