ЭПИГРАФ:
— Три хайбола? — осведомился старший официант.
— Милое здесь местечко, — сказал мистер Вольфсхайм, разглядывая пресвитерианских дев на потолке. — Но помнится, через дорогу — еще лучше.
— Да, хайболы, — подтвердил Гэтсби и повернулся к еврею, — там страшное пекло.
— Душно и еще тесно, согласен, — сказал мистер Вольфсхайм. — Но сколько воспоминаний!
— А что там за ресторан? — поинтересовался я.
— Старый «Метрополь».
— Старый «Метрополь», — ностальгически повторил мистер Вольфсхайм. — Там навсегда остались милые лица моих друзей, которые уже никогда не вернутся.
© Ф. С. Фицджеральд, “Великий Гэтсби”
Мой Город любит покушать на всех языках мира.
Кухня любого другого города мира при визите в Нью-Йорк падает ниц, принося обет Столице мира и клятву бывать здесь ещё.
Даже очень космополитичная кухня моей родной Одессы – в ней намешано, максимум, десять, – ок, пусть будет даже тридцать гастрономических стилей, хотя их, конечно, меньше.
В огромной Москве вы найдёте пятьдесят стилей.
В Нью-Йорке количество стилей и кухонь не поддаётся описанию – одних мишленовских ресторанов здесь под семьдесят, из них трехзвездочных – аж три.
Можно быть уверенным, что, если где-то существует поразительный народ прбмсапонайцев, от которого осталось в нашем жестоком мире целых два человека – то один из них живет на родине и иногда приезжает в Нью-Йорк защитить интересы уникальной нации в ООН и заодно навестить брата, который держит ресторан подлинной прбмсапонайской кухни где-нибудь в северном Квинсе, во Флашинге.
По крайней мере, после того, как я увидел вывеску ‘Authentic cousinе of São Tomé and Príncipе’ на Чёрч-авеню – вы вот, например, знаете, что такое “аутентичная кухня” Сан-Томе и особенно Принсипи, до которого не в любую-то погоду и доплывешь 140 километров по океану из этого самого Сан-Томе?
Вот и там, на островах это явно не знают.
Но в Нью-Йорке она уже ярко представлена рестораном аж на четыре столика.
Слово “ресторан”, кстати, вас не должно смущать пафосом – это не наше понимание, а американское. Этот термин с одинаковым успехом будет (и, кстати, с вполне сравнимым потоком клиентов) написан и на “Мишлене” и на несчастной китайской забегаловке, где за $6,99 вы получите обед такого размера, что съесть вы его не сможете никогда.
– Do you have pork with garlick? – спросил я как-то интеллигентного китайца.
Он ответил невообразимым набором звуков и жестами, из которых следовало, что yes, он do.
Прошло минуты четыре и, судя по возрасту, его правнучка принесла мне рис с курицей. Я многого не знаю о китайской кухне, но я немного знаю за курицу – но на всякий случай попробовал, чтоб не ошибиться.
Обидевшись, я отнес нашему человеку из Сезуана тарелку и жестами, при моем знании мандаринского, попытался объяснить – что я пару раз в жизни видел pork, и у неё, сука, не бывает крыльев.
Слово “сука” было лишним. Потому что по жестам (не по словам!) наследника императоров я понял, что суку они мне тоже, сэр, с удовольствием пожарят, но (сегодня?) её нет в меню.
Я ещё раз повторил сентенцию о pork и крыльях, держа в руках именно его, но уже без “суки”.
Мой китайский друг очень расстроился.
– Да, сэр. Действительно у свиньи не бывает крыльев, – сказал он. И по его сокрушённому цоканью языком я понял, каким образом родились основные аспекты китайской философии. Я таки привёл его к этой глобальной мысли, переворачивающей основные каноны Лао Цзы и Конфуция.
– Так что мы будем делать? – ощущая себя практически Мастером Ворот, спросил я.
– Сэра, – с чувством сказал племянник Мао. – Ай промизи, сэра, зет ола вила би окея афтера ту минетс.
Про “ту минетс” мне очень понравилось (я надеюсь, моя жена сейчас этого не читает) и я сел ждать.
Прошло реально минуты три, вряд ли больше, и мне, как сильно скандальному клиенту, но при этом явно отягощенному Просветлением на своём Дао, Тому, Знающему-что-у-свиньи-нет-крыльев, принесли …(барабанная дробь!) …жареные тигровые креветки на овощах.
У них не было крыльев, и крыть мне в этот момент было больше нечем.
Кроме того, в этот момент моё Просветление и моя любовь к зоологии дали сбой, а возобладал аппетит, несвойственный странствующему Далай-Ламе типа меня. И я, урча, сожрал всё.
В
следующий раз, друзья, я вам расскажу Легенду об Обычном Мексиканском Ресторане в Нью-Йорке, куда я зашёл, несмотря на духовное завещание одного моего друга – “все двери открывать, а эту не трогать”.
Я расскажу вам, как мальчик Хосе – “Но ты, друг, можешь называть меня “Тако”” – в ответ на ‘Not very spicy, buddy’, положил не привычные четыре сантиметра слоя халапеньо, а всего один, но посмотрел на меня с сожалением, как на очень тяжело больного друга…
Я расскажу, как он с недоверием спрашивал меня, принеся уже готовое мясо: “Мой друг, ты действительно собираешься это есть? Ты же не почувствуешь вкуса!”…
Наконец, я расскажу вам, как Папа Саша, после танца-тарантеллы с вытекшими глазами, промокшей рубашкой и изящно-бордовым цветом лица – после съедения первого кусочка и заливания его примерно двумя литрами пива “Корона”, решил заесть это десертом.
На десерт я заказал пудинг. Не надо смеяться – я заранее уточнил, что это десерт и он сладкий. Я люблю пудинг. Да, я местами догадывался, что это вряд ли аутентичное мексиканское блюдо, но тогда неопытность возобладала над разумом.
Нечто очень похожее внешне на классическое крем-брюле было сверху щедро посыпано чем-то типа обычной в крем-брюле корицы.
Я вам непременно расскажу в следующий раз, как мне следовало насторожиться еще тогда, когда Хосе-Зовите-Меня-Тако с пытливым интересом застыл возле моего столика, глядя, как я беру ложку.
…Через пятнадцать минут и еще два литра пива, когда вместе с остатками Драконьего Огня я смог выдохнуть вопрос: “Тако, какого хрена тут этот fucking перец?”, он услужливо ответил: “Май френд Sasha, ты же сам ask keep out jalapenjo фром your meat. Я же не могу, – по-кастанедовски сказал он, – мэйк ит гарбидж?”…
Мне нечего было ему возразить – я вливал в себя очередные четыре литра “Короны”. И я обязательно вам всё это расскажу в следующий раз…
Тогда, когда отдышусь – прошло всего четыре месяца.
Это обычная Америка, детка. Just America.
Об авторе или автор о себе: Александр Осташко – журналист, писатель, Близнец, Кот, рядовой запаса. Зачем-то родился в Одессе 26 мая 1975 года. Умудрился поработать в огромном количестве СМИ (в основном, газет – что и считает своим предназначением). Заслуженный журналист Украины. Автор первого официального “Самоучителя полуживого одесского языка” и ряда других книг. С 2014 года живет в Нью-Йорке, США. Женат. Двое детей.
