Литературные пятницы.
Рассказы из книги Дины Перепелицки “Как мы съели свою бабушку”
Иллюстрации Елены Кимелблат
Дина Перепелицки родилась и выросла в Киеве в большой и дружной семье. Появилась на свет не одна, а вместе со своей сестрой-близнецом Леной. Закончила Киевский техникум радиоэлектроники и Ивано-Франковский институт нефти и газа по специальности «Горный инженер-геофизик». Работала в геолого-разведывательной экспедиции при Министерстве геологии Украины. Вместе со всей своей семьёй эмигрировала в США в 1988 году. Работает в сфере финансового бизнеса. Вице-президент одного из крупнейших и старейших банков Америки. Замужем. Кроме мужа и дочки, заботится о собаке Аве, кошке Мурке и кролике Хапэре.
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Я родилась через десять минут после моей сестры.
Мы – близнецы – очень похожие внешне и очень разные внутренне. Мы не просто сёстры – мы друзья. Эта книга рассказов о нашем детстве написана по просьбе наших уже совсем взрослых детей. Это они, плохо читающие по-русски, знают наизусть большую часть содержания этой книжки.
“Мама, расскажи о том когда вы были маленькими девочками”, – не было и дня без этой просьбы.
И мы рассказывали – про деда Наума и бабу Розу, про глиста и сломанные штаны, про маму и папу и Марика Лошадь, про детский сад на Обсерваторной и сотрясение мозга, про зверя Цигея и зыбучие пески, про Варяг и Кобылку и о том, как мы съели свою бабушку, про Изю и о том, как мы поверили в Бога. Детям нравились наши рассказы. “Ещё, ещё! “ – просили они. Некоторые истории знают наши друзья.
Книгу «Как мы съели свою бабушку» я написала по их просьбе.
Писала я легко и быстро. Иногда плакала – чаще смеялась. Ни один из рассказов не планировала, не редактировала, не переписывала – просто писала едва успевая за рукой.
Надеюсь, что от чтения моих рассказов вы получите такое же удовольствие, как я от написания их.
И ещё…. Все истории, события и действия, описанные в мной, происходили с реальными людьми с невыдуманными именами, в реальное время, в реальном месте и в реальной семье.
Как автор, предупреждаю – ни одна из историй, событий или действий, описанных мною, не являются руководством к действию.
Два рассказа из книги «Как мы съели свою бабушку»
КАК МЫ СЪЕЛИ СВОЮ БАБУШКУ
Наши бабушки, Берта и Роза, верили в бога. Аскетичная, сдержанная бабушка Берта, относилась к богу, как к высшей инстанции. Она много молилась, соблюдала кошерность и умеренность во всём, включая еду. Баба Берта боялась бога. Она никогда никого не ругала, не судила, всегда говорила хорошо обо всех, а тем более о близких. Она всегда защищала свою семью, даже от справедливой критики. Бабушка Берта никогда не злословила, не пила, не сплетничала и не проклинала. Например, вместо обычного пожелания “нашим врагам”, баба Берта говорила: “на пустой, сухой лес”. Она жалела даже врагов. Мы её недолюбливали.
Может быть от того, что в гости она всегда приходила со своей едой и никогда ни с кем не делилась? Теперь мы понимаем, что не делилась от того, что еда была кошерной. Может быть от того, что она кормила нас маленькими порциями? Может от того, что еда была отварная и безвкусная, а на гарнир всегда гречневая каша? Может от того, что жила она в семье папиной сестры, тёти Лизы, и была очень преданна Лизыной семье?
Мы с Леной были внучки бабы Розы. У бабы Розы отношения с богом были личные. Она каждое утро молилась богу.
“ Я с богом гуляю – он хороший мальчик”, – говорила баба Роза. Баба Роза нежно называла бога “Готэню”. Баба Роза была красивая и ни в чём не знала удержу. Она любила гулять и могла выпить водку наравне с мужчинами. Её первый муж был большим партийным босом и без вести пропал в боях под Киевом в самом начале войны. 20 лет спустя она поехала в Москву, в Кремль – к Подгорному, с которым до войны вместе гуляла в одной компании, и Подгорный лично приказал дать Розе трёхкомнатную квартиру, сказав что он помнит её красивые ножки. Бабы Розыны биточки были в величину мужской ладони. Она любила сливочное масло и шоколад. Она не соблюдала кошерность. Баба Роза любила сплетничать и потому всегда всех ссорила. Из трёх её дочерей, две обязательно были в ссоре по её вине. Она расцветала в семейных скандалах, закатывала жуткие истерики, с проклятиями, криками и вырыванием волос. При этом она не забывала поглядывать в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит достаточно драматично. Баба Роза нам всегда приносила шоколад и деньги. Деньги давала в тайне от мамы. Баба Роза была обидчива. Она обижалась даже на внуков, и тогда, прощения заставляла просить на коленях.
“Я для вас подарок”, – говорила баба Роза.
Бабу Розу мы очень любили. Она называла нас “дети”.
Песах в нашей семье праздновали всегда. Баба Берта пекла дома мацу. Она подгоняла свою невестку поскорее раскатывать тесто. Нам это не нравилось. Было обидно за маму. Мы тогда не знали, что для того чтобы маца была кошерная нужно чтобы время от замеса до выхода мацы из печки не превысило 18 минут. Вот баба Берта и поторапливала. На Седере баба Берта мацы много не давала. Она берeгла мацу для еды на всю пасхальную неделю. Сладкого на Седере у неё не было.
Мы любили Седер в доме у бабы Розы. Она покупала мацу в синагоге. Рано утром дед Наум надевал кепку и шёл вниз к реке, на Подол, в синагогу. Дед шёл с пустым чемоданом. Назад он возвращался с чемоданом полным мацы. Мацы на Седере всегда было много. Бабушка Роза даже делала бабку из мацы и яиц. Дед Наум и дядя Шура молились в кепках. За столом они тоже сидели в кепках. Седер у бабы Розы очень отличался от Седера у бабы Берты. Роднило их одно – отсутствие торта на десерт. Бабу Розу это огорчало – ведь дети должны закусить сладким. И хоть кошерность она не соблюдала, но на Песах строго придерживалась правил и торт из обычной муки не пекла.
У бабы Розы в Америке была сестра Хана. С Ханой бабушка переписывалась на идиш. В одном из писем к Хане баба Роза попросила сестру выслать пасхальной муки для тортика на Седер. Коробочка с американской мукой пришла к Песаху. Баба Роза восторгалась красивой упаковкой. Дед Наум с удовлетворением отметил, что мука смолота из мацы шмуры – ржанной мацы ручной работы. Дед определил это по цвету муки – она была чуть сероватой и пахла горько. Муки было не много – хватило ровно на небольшой тортик. Баба Роза хорошо пекла, но как она не старалась – этот торт не получился. Так и остался плоской темноватой лепёшкой, хоть и американской. Из уважения к Ханыным стараниям, торт было решено всё равно подать к столу. Для предания съедобного вида, тортик густо намазали нашим любимым кремом, взбитым из сахара и яичных белков. С этим кремом можно было съесть что угодно. Каждому из сидящих за столом достался небольщой кусочек. Несмотря на белковый крем, американский тортик был не вкусный. Тортик сильно горчил. Баба Роза лично проследила, чтобы все съели его без остатка. Седер прошёл хорошо.
Через неделю бабушка получила письмо из Америки от своего племянника. Прочитав письмо, баба Роза поняла, что оно посылалось вместе с посылочкой, но было изъято цензорами на границе, и пришло на неделю позже. Баба Роза срочно решила собрать всех, кто были на Седере. Причину сбора баба говорить отказалась.
Когда все собрались, баба Роза сказала, что хочет прочитать нам письмо из Америки, но прежде каждый из нас должен поклясться, что сказанное за столом НИКОГДА не станет известно НИКОМУ. Почему-то все сразу поняли важность момента.
Дед Наум сказал: “Клянусь!”
Папа сказал: “Клянусь!”
Мама сказала: “Клянусь!”
Ева и Толик сказали: “Клянёмся!” – они всегда говорили хором.
Даже Люба и Марик поклялись молчать.
Мы, Кукалэ и Нукалэ, клясться наотрез отказались, сказав, что евреи не клянуться. Так нас, перед Йом Кипур, учил дед Наум. Тогда дедушка Наум, ласково и твёрдо, попросил нас прото постараться держать язык за зубами как можно дольше, хотя бы пока бабушка не умрёт. Мысль о бабушкиной смерти нас испугала. Мы пообещали молчать долго – пока не станем взрослыми. Баба начала читать.
Письмо написал сын Ханы. Он с горечью сообщал, что его мама Хана скоропостижно умерла накануне Песаха. Последним желанием Ханы было быть похороненной в Киеве. Американская семья не посмела ослушаться. Тело Ханы, вопреки еврейским обычаям, было кремировано, и прах выслан в Киев в красивой коробочке. В посылочку вложили письмо с просьбой похоронить Хану по еврейским обрядам и прислать фотографию могилы. Благодаря пограничной цензуре, посылка пришла первой, наверное долго искали переводчика с идиш. Посылка разминулась с письмом. Над столом нависла не хорошая тишина. Все поняли всё. Даже дети. Пауза затягивалась. Её прервали мы с Леной, хором сказав, громко и весело:
“Мы съели свою бабушку на Песах!”
Хохот душил нам горло. Ева, Люба и мама тоже стали хихикать. Баба Роза побледнела. Дед Наум стал у нас за спиной, готовый защищать нас, если понадобится. Пока родня пребывала в шоке, мы умничали.
Мы спрашивали:
“Все ли успели покакать?”
Тем, кто не успел предлагали сходить на горшок и содержимое горшка захоронить по еврейским обрядам. Успокаивали тех, кто уже сходил в туалет тем, что теперь в их жилах течёт Ханына кровь. Бабе Розе было плохо. Папа кричал:
“Рая, держи меня – я их убью!”
Дед Наум защищал нас своим телом и кричал на идиш:
“Чэ па ныт дэ киндэр!” – Не трогайте детей!
Пустую коробочку положили в Ханын гроб и похоронили на Байковом кладбище. Американским родственникам, как и просили, выслали фотографию могилы.
Мы, дети, понимали, что обет молчания нужно держать ради чести бабы Розы. Молчали мы долго. Готэню дал бабе Розе долгую жизнь. Она умерла в Америке, тихо, во сне – в 93 года – семь лет не дожив до старости. Баба Роза считала сто лет началом старости и ни за что не хотела дожить до ста лет.
Мы стали взрослыми и больше не могли молчать, тем более, что бабушку мы съели не родную, а двоюродную. Можете нас за это больше не любить.
ИГОРЬ ШЕМЕЛЬФАРБ
“Дурак, дурак – а мыла не ест.”
Народное
Игорь Шемельфарб ел мыло. Предпочтение Игорь отдавал хозяйственному. Ел Игорь мыло на даче в Пирново. Дачу в Пирново почему-то называли лагерем. Лагерь состоял из маленьких домиков, похожих на домики с детских площадок. Оцинкованное ведро служило унитазом для ночных нужд. Ведро стояло на веранде. Отапливался домик открытой спиралью, накрученной на кирпич. Это придумал папа. Никаких защитных заграждений для детей.
“Дети же не дурные, чтобы хвататься за раскаленную докрасна спираль”, – говорил папа.
Спираль в ночи светилась завораживающе.
Главный туалет состоял из маленькрго домика, разделенного пополам дощатой стеной. Под домиком была вырыта глубокая яма. Над ямой построен дощатый настил с четырьмя дырками в полу – две для мужчин и две для женщин. Каждый сезон в дырку падал еврейский мальчик. Один раз туда даже упала еврейская девочка. Ее звали Ира. Она была дочкой Изи Лазебника. Изя даже не расстроился, узнав, что Ирка провалилась в яму с говном. Изя сочинил стих:
“Ирка упала – чавкнула бездна.
Сразу решили – спасать бесполезно.”
Источником воды для умывания в домиках служили умывальники с носиками. Носики висели перпендикулярно земле и своим весом закрывали дырку. Когда носик толкали внутрь умывальника, из дырки вытекала вода. Над умывальником была прикреплена маленькая железная тарелочка-мыльница. Игорь Шемельфарб мыло ел поздно вечером прямо из этих тарелочек, если хозяева не забирали мыло на ночь в домик. Некоторые дачники забывали забирать мыло. Игорь методично обходил все умывальники и съедал кусочки залежавшегося мыла. Сначала дачники не понимали, куда девалось мыло за ночь.
Многие думали, что сами убрали мыло в домик, а потом не могли найти. Клали новый кусочек. На следующий день мыло снова исчезало.
В лагере было более ста домиков, и новость о пропадающем мыле не сразу дошла до всех дачников. Ведь Игорь не мог съесть все мыло за одну ночь. Те, у кого пропало туалетное мыло, в отчаянии заменили его на хозяйственное. В сельском магазине туалетного мыла не было. Наутро хозяйственное мыло исчезло. Туалетное мыло лежало нетронутым. История принимала таинственный оборот. Утренний пляж напоминал растревоженный улей. Всех занимала тайна исчезновения хозяйственного мыла.
Открыть тайну вызвались преферансисты. Они все равно не спали по ночам, а записывали свою “пулю”. Им для игры в карты даже дали отдельный домик. Они там всю ночь курили и играли в преферанс. На тарелочку-мыльницу преферансисты положили свежий кусок хозяйственного мыла. Это была приманка. Они выключили свет в своем игорном домике и наблюдали через окно. В полночь к домику подошел старший сын Леньки Шемельфарба – Игорь. Воровато оглянувшись, Игорь стал кусать кусок приманочного мыла. Ленька лично видел, как Игорь съел пол-куска мыла, а остаток положил в карман. И хотя, из уважения к Леньке Шемельфарбу, имя поедателя мыла решили держать в тайне, наутро об этом знал весь лагерь. Над Игорем никто не смеялся. Все были уверены, что ребенку не хватает каких-то витаминов, которые в избытке имеются в мыле, особенно в хозяйственном.
Теперь мыло на ночь прятали все. Игорь не расстроился. У него, наверное, был большой мыльный запас – до конца лета.
