Лазарь Фрейдгейм
Памяти лучших дней семьи
[quote style=”boxed”]Старые украшения… Всякие определения условны. Это украшения конца 50 – начала 80-х годов ХХ века. Для меня – совсем не старые. “Это было недавно…” Для поколений детей и внуков – старое. а то, глядишь, старинные. “…Это было давно”. Мне представляется, что для контингента читателей красивого журнала “Elegant New York” выбрано подходящее название, а может, еще точней было бы “vintage jewelry”.
Хочется, чтобы это было правдиво, но не печально, без излишнего ностальгического придыхания. Иногда самым правдивыми могут оказаться дневник или письма. Но это слишком откровенно – чрезмерно и, быть может, переносит в слишком узкую зону восприятия. Да к тому же есть четкое ограничение: таких дневников у нас не было и нет. Письма отдельные, из не богатого эпистолярного наследия жизни середины ХХ века существуют в конвертах – тех самых: с картинками в левой части и миниатюрным полем для регламентированного адреса, и в папках, конечно, обклеенных мраморной бумагой и с завязками. Письмо на бумаге. До периода интернета, до скайпа. Письмо в конверте, идущее неизведанными путями, долго и не надежно. Случалось, доходило. Можно подержать в руках, посмотреть вновь, как и украшение… Я говорю о них как о бликах своеобразного зеркала времени, как о проявляющихся во снах и в жизни моментах уже виденного, дежавю.
[quote style=”boxed”]Если в обручальном кольце – простом золотом колечке – отражается нивелированное всевременье, символ круговорота мало изменяющегося поколенческого продвижения, то каждое индивидуальное украшение в той или иной степени дань дню своего рождения – в меру вкуса и возможностей заказчика, как и в меру мастерства художника-исполнителя. Но даже при неоптимальном соотношении этих факторов, взяв в руки украшение, можно ощутить его время. Оно отражается (заключено – заколечено) в достоинствах и недостатках любого изделия (даже серийного). Впрочем, время полноголосно во множестве самых разных изделий. Даже в платьях треста ” Москвошвей ” времен Маяковского или в изделиях “Большевички” времен “развитого социализма”. Вероятно, даже армейские сапоги и ватники отражают свое, узнаваемое в них, время.
Вот эти мысли – как свидетельства времени – подтолкнули меня рассказать об истории украшений, личных “цацек” моей жены. (У меня таких не было. Даже обручального кольца). В каких-то других средах и бытах должно было звучать гордое: драгоценностей, но наш быт вряд ли мог дотянуть до такого понятия. Украшения – вполне точно и достаточно… Понятие драгоценностей-украшений тоже может сильно смещаться в ту или иную сторону. Тем более, что кое-что в момент появления воспринимаемое как драгоценность, потом может переходить в более скромно звучащее понятие украшения. Но при быстро галопировавших в советское время ценах на драгоценные металлы могло быть и обратное: некогда относительно доступное превращалось в далекую звездочку, трудно достижимую. Т.е. из случайного украшения трансформироваться в семейную драгоценность.
Мы поженились на излете студенческих лет. По нынешним представлениям – очень рано, совсем не оперившимися птенцами. Но как и с драгоценностями-украшениями – все относительно. Давно ли не безызвестная няня говорила: ” Так, видно, бог велел. Мой Ваня моложе был меня… А было мне тринадцать лет”. Доходы – соответственно. Родительские кошельки понемногу подпитывали (почти добуквенно) нас до получения первых зарплат молодого специалиста. (Нужна небольшая фантазия, чтобы транспонировать такую зарплату в возможности жизни и быта).
Если по неприветливой традиции ХХ и ХХI веков, век начинается с четырнадцатого года столетия, то датой свадьбы была точная средина века – год 1957. Процедура регистрации (“расписались”) была очень скромной. Без дворца бракосочетания, без марша Мендельсона и даже без каких-либо свидетелей. Скромный канцелярский кабинет и стол с двумя стульями перед ним – для “брачующихся”. Без прилюдного поцелуя, и обмена кольцами… К тому же в этот день я сдавал какой-то зачет последней студенческой сессии и чуть не опоздал к назначенному времени. (Как вы догадались, лимузин с переплетенными кольцами на крыше не простаивал в это время у подъезда). Старший брат моей вновь обретаемой жены посмеивался: “Не придет. “Подколесин” сбежал. Даже окна не понадобилось…” Не сбежал…
Вот так всегда: не поймешь, где правда, где блуд словесный. Сказал об украшениях, обещал зеркальное отражение жизни в них, а начинаю с обручального кольца. Какое ж это украшение – это обручальное кольцо, с волнением и дрожью в прикасающихся пальцах. Выбирали внимательно, купили в одном из самых известных ювелирных магазинов Москвы – в Столешниковом переулке, хранившем какое-то очарования старого просторного торгового дома. Самое обыкновенное кольцо…
[quote style=”boxed”]Было бы странным искать в этом кольце что-то исключительное. Простое, тоненькое, скромной 583 самой тогда распространенной в стране пробы. (В последствии в американских условиях станет более привычной другое обозначение – проба 14 карат, редко используемая для приличных изделий). Но это – обручальное кольцо и первое свое золотое изделие. (Могу отметить, что у немолодых уже в то время матерей жениха и невесты, вполне состоявшихся женщин, кандидатов наук, не было никаких золотых колец, впрочем, и других тоже. Это – о семейных наследуемых драгоценностях, о которых советское время проявило особую заботу).
В том ли радость?.. Радости и нерадости молодых лет складывались из других составляющих. Да и не было потребности в подобных красивостях, это не входило в ранг особо желанного. (Что мечтать о недостижимом? Проще такой мечты не иметь). Украшения в жизни не обязательно материализуются в драгоценных металлах и самоцветных камнях. Фестиваль французского кино с Жераром Филипом, выставка с картиной Роберта Фалька «Красная мебель», книги, фильмы, спектакли… Отдых на Кавказе и вечер в Гагрипше с милыми вновь обретенными приятелями в Гагре, бесконечно звучащие песни сестер Берри в соседнем доме… В активной жажде впечатлений. Говоря словами упомянутого Р. Фалька,: «Не знаю какое событие, но я жду, а вдруг что-нибудь замечательное случится”.
Молодые специалисты становились специалистами, появлялись некоторые дополнительные возможности, особенно при неожиданных премиях или авторских вознаграждениях за изобретения и рационализаторские предложения. (Если кто не знает о чем идет речь, он молодой и счастливый человек. Обременять ненужными деталями советской жизни не буду). К моменту защиты моей женой диплома в вечернем институте я припас золотое кольцо с бриллиантом. Это было для меня самой дорогой покупкой к тому времени. Золото и бриллиант. Не шутка! (О подарке своей жене примерно такой стоимости когда-то вспоминал известнейший режиссер советского кино и замечательный артист Ролан Быков – камень размером 0,2 карата! – все семейные накопления. Без всяких шуток. Скорее, жизненный анекдот). Но я тогда (да и сейчас) не был обременен величием, славой и толстым кошельком.
Кольцо мне, как вы понимает, нравилось. И я ожидал соответствующей реакции. С ощущением завершения большого дела я, стоя сзади, преподнес только что ставшей полноправным инженером коробочку. Повернувшись в пол-оборота, последовал вопросительный взгляд… Что это? – говорил этот взгляд. Полный достоинства, я открыл коробочку. Реакция превзошла ожидания. Вдруг, вдруг, вдруг… глаза наполнились слезами. Не в силах сдержаться от полного несчастья обманутых надежд она проплакала: “Я хотела норку на воротник…” Женское несчастье – это событие трудно выражаемого формата, особенно в такой ситуации неосуществленных желаний.
Правда, мои беды на этот раз продолжались только одни сутки. На следующий день жена, сопровождаемая ощущением предстоящих насмешек подружек, вселенского позора и стыда за мужа, понесла кольцо на работу. (Естественно, в коробочке, а не на руке). Сопроводив дарителя некоторым запасом неуслышанных мной слов, покраснев, она показала кольцо сослуживцам…
Через несколько минут, освоив реакцию подруг, она уже звонила мне на работу и (о, редкость!) каялась в своей глупости. Но эта радость была началом конца семейного бюджета… Здесь уже мне пришлось сожалеть о содеянном. Ящик Пандоры достаточно только приоткрыть. Достаточно, чтобы появилась хотя бы маленькая щелка. Пробужденная тяга к воспринимаемым подругами украшениям постепенно вырвалась на мало обузданную свободу.
[quote style=”boxed”]Ювелирные магазины предлагали россыпи золотых колец с камнями, прилично именуемыми рубинами, сапфирами, александритами. Размеры могли превзойти некоторые вставки изделий алмазного фонда. Красные “рубины”, à la цвета советского флага, ослепляли блеском. На руках советских женщин они массово оттеняли небогатую гамму столь же массового гардероба. Ёмким не звучным именем тому было: ширпотреб. (Унификация проникала везде. В парке играют двое малышей. Проходя мимо, спрашиваем девочку: “Тебя как зовут, Лена или Таня?” “Таня”, – отвечает она. “А тебя, Миша или Саша?” Кто бы сомневался: “Миша”). Названия камней в витринах звучали эффектно и драгоценно, но все это было по-сути бижутерией – синтетическими корундовыми вставками, которые только опрощали золотые изделия.
Периодически получали распространение изделия мастеров-частников, сугубо нелегальные и для мастеров уголовно опасные. Так в 1970-х вошла в моду галтованная бирюза в золоте. Добрые приятели принесли гарнитур, включающий кольцо, кулон и серьги, чтобы по образцу заказать комплект себе. Бирюза без особых премудростей была бусинами индийских бус. Но все же это было не массовое изделие, которое заполняло бы все витрины магазинов.
Опять же “собственными руками” я открыл новую эру. К очередному дню рождения я подарил гарнитур – опять же – кольцо, кулон, серьги – с вставками полудрагоценного сердолика. Меня познакомили с мастером, изготавливавшим женские украшения в домашней мастерской. Для единичного подарка, по-моему представлению, не очень дорого, но все же около моей полумесячной зарплаты. Имя мастера в тот момент ничего мне не говорило – Рэм Куликов. В последствии его изделия демонстрировались на многих выставках. Приведу одну из его работ, хранящуюся в фондах Государственного исторического музея, – парюр, включающий колье и браслет. Отличительной чертой этой и многих других его работ является использование сложной техники витражной эмали.
Художественный фонд союза художников предоставил мастеру помещение под мастерскую в одном из переулков между улицами Герцена и Горького (ныне Большой Никитской и Тверской, – кто немного знает Москву, понимает, – не слабо!). В выделенном пространстве, первоначально представлявшем подвал-свалку, было организованно все, что могла породить фантазия художественной натуры для представительства, жизни, отдыха, в том числе и ювелирная мастерская…
[quote style=”boxed”]Гарнитур был достаточно скромным, но его нестандартность привлекала внимание. Я предполагал, что гарнитур сделан из серебра, но потом выяснилось (мастер “забыл” сказать об этом), что для изготовления использован сплав, к серебру не имеющий отношения, – нейзильбер. С драгоценными металлами частный изготовитель в то время не имел права работать. Но в работе было свое лицо вне зависимости от ценности материала. По просьбам подруг мастер сделал для новых заказчиков еще насколько гарнитуров с похожими сердоликами, но ни один из них не был копией предыдущих. “Кормильцы мои”, – шутливо приветствовал Рэм при встречах меня и мою жену.
Далее последовали, изобретенные тем же мастером дизайны с аметистом и аметистовой щеткой, янтарем и жемчугом, чароитом… Листья на изделиях с чароитом выполнены в технике витражной эмали. Цены были божескими, но когда количество множилось… Надо быть справедливым: радость восприятия в те дни компенсировала бремя финансовых издержек.
В последующие годы изделия в подобном стиле устойчиво завоевали себе место на прилавках магазинов Художественного фонда.
Здесь уже проступает не только желание увидеть в украшениях отражение некоторых сторон жизни, но и проявляется любовь автора к многоцветью натуральных камней. Гранат, хризопраз, авантюрин, сердолик, оникс да и старинные натуральные кораллы.
[quote style=”boxed”]Особое место занимают бусы и другие украшения из натурального янтаря. Покоряет солнечность их природной цветовой гаммы. Здесь же любимый мной большой белый янтарь в виде факела на хризопразовом основании.
Самое известное уральское месторождение яшмы известно как гора Полковник в Оренбургской области вблизи города Орска. Это месторождение было первоначально известно под названием Яшмовые увалы. В этом районе находились государственные конюшни, руководил которыми с начала XIX века полковник Н.В. Балк. В обиходе орчане часто говорили “еду за лошадьми на гору к полковнику”. Так название – гора Полковник – закрепилось за всей яшмовой грядой. В интернете и книгах есть множество фотографий рамочно оформленных образцов пейзажной яшмы. Я привожу свой и могу ручаться, что точно такого нет больше ни у кого. Красиво, фантазийно, Невольно придумываешь сюжет. Маленькие чудеса природы.
В чем-то перекликаются между собой гарнитуры конца 1970-х с кораллами и речным старинным жемчугом, позаимствованным из скромного ожерелья, подаренного мамой и принадлежавшего еще моей бабушке. Этакие элегантные цветки в металле.
Да, со временем украшения становились сложней и дороже, честно говоря, как и жизнь. Но самыми используемыми оставались два самых первых кольца: всегда носимое обручальное и редко снимаемое “оплаканное” кольцо с небольшим бриллиантом.
Увы, век использования украшений их первым владельцем ограничен…
[quote style=”boxed”]Странички, листочки прожитых дней, их немногих радостей. Фрагменты букета жизни, сохраняющие свежесть. Жизни, загруженной проблемами и переживаниями, очень часто нежелаемыми. Но украшения – это сторона жизненных дней, освещенная солнцем. Этакие бриллиантики дней. Они были и остаются своими, ассоциативно дорогими. Они, надеюсь, будут приятной памятью в следующем поколении, хотя, уж извините, до весомых (кроме, как по весу) фамильных ценностей они не дотягивают.