Интервью вела Татьяна Бородина

 

 

 

[quote style=”boxed”]Мы познакомились с Оксаной Дыкой в Метрополитен опера в Нью-Йорке. Известная украинско-итальянская певица была приглашена исполнить  партию Ярославны в опере «Князь Игорь»  в постановке известного своим новаторским подходом Дмитрия Чернякова. Спектакль  имел шумный успех у взыскательной американской публики. Вскоре после премьеры мы встретились с  Оксаной  для интервью в одном из уютных нью-йоркских кафе. Она пришла вместе со своей прелестной пятилетней дочерью Наташей, которая с интересом слушала нас, говорящих на мало понятном для нее русском языке.  Родной для Наташи итальянский, она хорошо понимает украинский, но говорит на языке своей мамы еще не очень уверенно, хотя учит его, нужно сказать, легко и непринужденно, как все дети.

 

 

 

 

 

-Оксана, Вы – оперная дива, а это звучит не только романтично, но и даже гламурно.  Скажите, не как певица, а как  женщина, Вы  получаете удовольствие от театрального антуража, костюмов, украшений, своей популярности, любви поклонников?

Сцена из спектакля “Князь Игорь”

– (смеется) Ну конечно, на тебя надевают красивые костюмы, бриллианты, грим и все такое прочее, но это же все не настоящее!

– А успех и публика – это же настоящее.

– Успех и публика – это, конечно, приятно, но это не то, что было раньше. Нас, хороших певиц теперь много и сегодня аплодируют одной, завтра другой.

– Не успеваете ощутить свой успех?

– Пожалуй, не успеваю. Я иногда вспоминаю наших знаменитых певиц: Евгению Мирошниченко, Марию Стефюк. Мы, девочки-студентки, знали, что они были настоящие дивы, приближённая к политикам элита. Они были шикарные женщины, получали от поклонников  бриллианты,  кольца. У них в жизни действительно был блеск и театральная романтика, но сейчас ничего этого почти не осталось.  Оперное искусство уже не такое популярное, как прежде. Сейчас ведь закрываются многие театры. Конечно, не в Милане, Риме или Торино, но во многих других местах Италии. И, думаю, лучших времен ждать не приходится. Вот такая я пессимистка (смеется).

 

– Ну Вам грех быть пессимисткой, Вы же певица международного уровня, востребованная во  всех театрах.  Но, скажите, какая  оперная школа Вам ближе – украинская или итальянская?

– Я училась в Украине, и у меня украинская школа. И, когда я попала в Италию, то не переучивалась, а сразу начала петь.

[quote style=”boxed”]Меня учили петь украинские певцы, но я  быстро уехала –  победила на конкурсе, и меня забрали петь в Европу. Я не стремилась уехать – пела в нашем национальном оперном театре украинские оперы «Наталку Полтавку», «Запорожец за Дунаем», пела и «Аиду», и «Паяцы», и «Мазепу». Перебравшись в Италию, я  сразу начала петь итальянские оперы, как будто у меня была итальянская школа.

Мой учитель Петр Коваль  дал мне все, что у меня есть. Я училась в его вокальной студии в хоре Веревки. И он, и Николай Кондратюк были в Ла Скала, и занимались там с итальянскими маэстро. Так что мне кажется., что нет принципиальной разницы между украинской и итальянской школой.

– Но, наверное, есть  разница между публикой в Италии, в Украине, в США. Не так ли?

– О, это огромная разница. В Италии очень строгая публика. И это было для меня страшным испытанием! У меня было несколько “бууу”, даже в Ла Скала.

– “Бууу” – это что такое?

– “Бууу” кричит публика в итальянской опере, когда ей что-то не нравится. Скорей всего, это от слова “буффоны”, это такой паяц, над которым можно смеяться. Так у них и повелось – не хотят этого певца и кричат  “Бууу”. И это  может случиться с каждым независимо от известности певца! Просто миланской публике хочется слышать  в этой партии другого исполнителя. Они и Паваротти,  и  Доминго буукали.

Помню меня с Хосе Кура “буукали”, когда я первый раз я пела в Ла Скала Недду в «Паяцах». Было обидно. Я даже всплакнула. Это была современная постановка. Я хорошо подготовилась, не волновалась перед премьерой, была настроена на хороший спектакль. Мне казалось, что я все сделала хорошо, а они так отреагировали… Потом я поняла, что там есть несколько человек, которые всегда “буукают”. Они сами не знают, чего хотят! Есть, конечно, профессионалы, старые любители оперы, которые слушали Тебальди, Каллас и всех великих. Они сидят с нотами, разбираются в тончайших деталях и, если ты перетянул или недотянул, все – они тебе не простят!

[quote style=”boxed”]Но я  спела в Ла Скала Недду, потом – Тоску с Кауфманом, потом еще раз – с Александром Антоненко, и они успокоились. Наверно, думали: “Сейчас мы ее съедим, и она больше не вернется”. А она вернулась! (смеется). Вот недавно «Бал-маскарад» прошел очень успешно.

Ла Скала – это особенное место, такая своеобразная школа, через которую пройдешь, и тебе уже ничего не страшно.

Вот в Америке все совсем иначе. Тут, когда появляешься, то тебя просто на руках носят. И в  Лос- Анжелесе (я дважды там пела), и в Нью-Йорке в «Князе Игоре» все прошло очень хорошо. Тебя просто не отпускают со сцены, это приятно! В Украине публика похожа на американскую.

– Какие у Вас остались впечатления после Вашего выступления в Метрополитан опера в «Князе Игоре»?

– Конечно, хорошие. Но для меня, в первую очередь, это работа, причем тяжелая. У нас был шестинедельный репетиционный период, очень большой по современным меркам.

[quote style=”boxed”]«Князя Ироря» ставил очень требовательный режиссер, Дима Черняков. Я с ним первый раз работала, и мне очень понравилось. Хотя, он никогда не пойдет ни на какие уступки. Он не желает слушать, даже если я говорю: “Дима, ну  это такой огромный зал, один из самых больших залов в мире. Давай все-таки туда будем петь, лицом к зрителям?” – “Нет. ” Если он хочет, чтобы я разговаривала со своим братом (Князем Галицким), то он хочет, чтобы мы стояли лицом к лицу.  И ему неинтересно, что в зале публика – у него свои идеи. И он уверен, что публика поймет и оценит.. И он прав.

Честно скажу, мы, певцы, избалованы режиссерами более лояльными, такими, которые могут певцу  многое позволить. Если, допустим, сложная ария, то ты просто стоишь и поешь. А у него такого не может быть никогда.

Сцена из спектакля “Князь Игорь”

– То–есть, актерская игра в его постановках на первом месте?

– Да, он очень требователен к актерам и их мастерству. И это, оказывается, оправданно. В результате –  успех, причем у всех: и у актеров, и у него как режиссёра.

С ним очень интересно работать, он очень много знает, читает. Его постановки всегда очень необычны.

– Вы со всем в его интерпретации были согласны?

– В принципе да, но, может быть, я считала Ярославну немножко другой, более сильной женщиной, а он ее сделал более слабой. Но, опять, он оказался прав, и нас приняли очень хорошо. Может быть, кто-то из публики был с чем-то не согласен, но так и должно быть, когда постановка интересная, а не ординарная.

 

– Да,  в Нью-Йорке «Князь Игорь» произвел впечатление. И если русскоязычная публика вспоминала классические постановки былых годов, и с чем-то, возможно,  была не согласна, то американцы были просто в восторге. Нужно отдать должное,  в Америке залы всегда полны  и нельзя сказать, что наблюдается какой-то спад любви к оперному искусству.

Оксана, Вы говорите, опера – это работа, но все же,  Вы поете в большей степени для себя или для публики?

– Всего понемножку, Но, скорей всего, пою потому, что в меня столько труда замечательные люди вложили, и Коваль, мой первый педагог, и потом Мария Стефюк, Николай Кондратюк. Я чувствую себя обязанной им.

Сцена из спектакля “Князь Игорь”

Скажу вам по секрету, что когда я начинала, то Петр Андреевич просто силой заставлял меня петь. (смеется). Он говорил мне, “Ты что, хочешь на улице стоять, пирожки продавать?” Помните, у нас в Киеве тогда бабушки пирожки в переходах подземных продавали и сигареты поштучно. “Ты хочешь этим заниматься?” А я в ответ, “Да! Не хочу петь!” Он заставлял меня, а я в первый год, когда училась, хот-доги продавала! (смеется)

 

 -В основном, Вы поете на итальянском языке, а украинские песни остались только  для детей?  

– Нет, я продолжаю распеваться на українських піснях. Я пою распевки, которые мне давали мои маэстро в Киеве. Обычно я пою  «Ой у полі три криниченьки» и все песни из «Наталки Полтавки», потому что очень люблю их. Они такие лиричные и все грустные про любовь  безответную.

– Вы давно уже в Италии, скажите, похожи ли итальянцы и украинцы, скажем, в ментальном плане?

– Я замужем за итальянцем, можно сказать, живу в итальянской семье. Они большие оптимисты, чем мы. К примеру, вот я, когда радуюсь, то не могу радоваться как они – беззаботно. Смеёшься, а в душе останавливаешь себя, боишься сглазить, что ли. А они нет, ничего не боятся – сегодня хорошо, значит, смеются от души и не думают о завтрашнем дне. Пусть завтра будет беда, а сегодня они веселятся.

– Вы с вашим мужем Габриелем Вивиани  познакомились, насколько я знаю, когда пели вместе?

– Да, в Италии, мы познакомились 8 лет назад. Вот перед вами наша первая красота итальянская, зовут Наташа. (Указывает на дочь.) Совсем у нее ничего хохляцкого нет- нічого нема українського! Итальянка просто, на мужа очень похожа.

В Лос Анжелеса с дочерью Наташей

-Спасибо. (смеется). Да, с мужем у нас это было, как в сказке: познакомилась я с ним и полюбила за все вместе – любовь с первого взгляда и до сих пор, и взаимно.

Конечно, все случилось на сцене. Я поехала в Жирону петь в «Трубадуре». Он пел в этом спектакле графа Ди Луна, он баритон. И после совместного пения мы решили не расставаться. А вот петь снова в одной опере нам больше пока не привелось.

– У Вас с Гаьбриэлем трое детей? Наташа старшая и двое близнецов. Как вы назвали их?

– Лида и Таня.

-Наверное, это совсем непросто для оперной певицы петь, будучи в положении. Вы пели, когда носили своих двойняшек?

-Да, пела и достаточно долго. Когда была уже на 6 месяце, а с близнецами это достаточно заметный срок (смеется), пела в Лос-Анжелесе Батерфляй. Представляете — такая маленькая  японочка на 6 месяце. Но ничего, кимоно скрывало, да и партнер у меня был потрясающий, высокий такой, большой, я на его фоне хорошо выглядела.

– Вы всегда детей возите с собой? 

– Да, теперь я детей всегда вожу с собой.  Когда Наташа начинала говорить, она оставалась с бабушкой-итальянкой. Два-три месяца хватило, чтобы она заговорила по-итальянски. Когда я с ней начинаю говорить на украинском языке, она просит: “Мама, говори со мной по-итальянски”. Но я учу ее украинскому языку, а русский она берет у моих сценических коллег.  С младшими двумя я не сделаю такой ошибки и  буду их возить за собой, чтобы  говорили со мной на одном языке. Будут знать украинский и русский, а итальянский они и так выучат, в семье мы говорим на итальянском.

А вот Наташа с сентября уже со мной не будет колесить по свету – идет в школу!

Сцена из спектакля “Батерфля

–  Диктует ли оперная карьера определённый стиль в одежде?

– Да, диктует – стиль удобной одежды. (смеется) Все просто: в репетиционный период – джинсы и удобные блузы, свитера. Потому что нечто особенное, красивое на репетиции ты не можешь одеть. К примеру, прихожу я на репетицию «Князя Игоря», вся такая расфуфыренная, на каблуках, а Дима Черняков кричит “Снять эти каблуки! Оденьте на нее балетные тапочки, а то она и так слишком высокая!” Вот вам и все наряды. (смеется)

– Вы живете в Тоскане недалеко от Лукки. Какие Ваши любимые места в Италии?

– Ой, я и не знаю, я все по театрам езжу и домой иногда возвращаюсь. Мне порой кажется, что мы как цыгане, все время в пути. Я приезжаю домой и, когда знаю, что у меня 10 дней, то это счастье – целая вечность. Но такое редко бывает, а как хорошо – десять дней я дома и  десять дней не надо за собой ни сумки никакие таскать, ни детей.

– Какой же дом у семьи оперных певцов?

Дом у нас настоящий и обыкновенный – певческий: рояль, сценические фотографии на стенах, афиши, в основном, из Ла Скала, потому что петь там для меня самое тяжелое испытание в жизни. Ла Скала – это такой этап, после которого человек меняется.

Дома в Италии

Дом у нас в Тоскане стоит  прямо в самом сердце Альп, и это немного неудобно в смысле магазинов и всяких «бюрократических» дел, за любой бумажкой нужно далеко ездить в город. (смеется). И в театр далеко. Но зато, когда приезжаешь домой, то красота, тишина, покой, воздух, горы.

Дом большой и в нем у нас все очень удобно и, главное, много места, где могут играть дети.

Здесь, в Тоскане замечательные полы в домах – мраморные. Здесь очень много используется мрамор в строительстве и для отделки: и на кухне, и в ванных комнатах полы, лестницы, подоконники и все, что можно придумать, все мраморное. Да и дома тут, в основном, каменные, кирпич почти не используется. Причем не только дома, но и ограды, заборы, дорожки, площадки перед домами, веранды – все каменное, и в этом такой приятный шарм. Много старинных домов, но и новые строятся по той же технологии, что старые  – из камня. И хотя в Тоскане придерживаются в строительстве старинного стиля, дом  у нас модерный, белый, много стекла, я его даже в шутку называю больницей, такой он весь стерильно-прозрачный. Красивый дом, не такой, как у всех вокруг.  Наверное, так вышло, потому что мы сами делали его дизайн. (смеется)

И мебель вся модерн, новая, единственный старинный шкаф, который мы оставили это Fucigliera, такой шкаф, где мой муж хранит оружие, но он его там не то, чтобы хранит, а просто любуется им вместо того, чтобы там выставить бабушкины сервизы. Мы выставили его охотничьи винтовки для красоты. (смеется) Потому что он, в первую очередь, охотник, а уж потом оперный певец. Это у него семейное,  все мужчины из поколения в поколение охотники в его семье. Это же Тоскана.

 

– Мне кажется, что модуляция украинского и итальянского языков очень похожа. Когда Вы говорите с дочерью, то на украинском, то на итальянском, это звучит очень похоже. Не пытаетесь ли Вы мужа научить говорить по-украински?

Сцена из спектакля “Евгений Онегин”

– Учим! Моя мама собралась к нам приехать в гости, и муж тут же сел учить украинский язык!  Он многое уже понимает, потому что мы много лет вместе, и он слышит, как  я говорю по телефону и научился понимать (смеется). Так что выучит обязательно. Наверное, для будущего, для девочек и для него важнее русский язык, потому что в мире, в основном, поют русские оперы, а не украинские.

[quote style=”boxed”]Но у меня есть мечта, в каком-то из европейских или американских театров поставить украинскую оперу! Вот было бы здорово! К примеру  «Назар Стодоля», потому что это замечательная опера. Там музыка не уступает Бородину или Чайковскому…но, это пока только мечта. Так что будем украинский язык учить, а потом будем вместе с мужем  петь в украинской опере.

 


Благодпарим Оксану за чудесное интервью и ждем ее снова в Нью-Йорке.

Любая перепечатка текста или использование авторских фотографий возможны только с письменного разрешения автора проекта.

Интервью было опубликовано в журнале “Натали”, Украина