Цикл “Знаменитые киевляне”
Все выпуски см: Признание в любви, Любовник красоты, Киев. «Серебряный век», Валентина Санина-Шлее, Такая большая жизнь, Охотник, фантазер и его дома, Тот, кому не все равно, Малевич из Киева, Выйдя в отставку…
Валентина Санина, Валентина Шлее (1 мая 1894. Киев – 14 сентября 1989. Нью-Йорк) или просто «Валентина» — имя, под которым она войдёт в историю моды — женщина по-настоящему роковая. Она кружила головы не только множеству восхищённых поклонников, но и тем, кто взялся описать её жизнь. Дело в том, что Валентина, как и Коко Шанель, создавала не только великолепные платья, но и свой собственный, не менее великолепный, образ.
И вот уже достижения модельера меркнут на фоне загадок, романов, скандалов, словом, яркой жизни красивой женщины. И тем не менее своё место в истории моды она заняла именно благодаря своим творениям, и её будут помнить, как одного из немногих кутюрье русского происхождения, добившегося настоящего, громкого, длительного успеха в эмиграции. Красавиц немало, талантливых и преуспевших благодаря своему таланту — куда меньше.
На переломе веков
Дореволюционный Киев жил одной семьей. Сказать, что все здесь знали друг друга, было бы чересчур, но… очень близко к правде. Поэтому когда прелестная гимназистка Валечка «не по уставу» короной укладывала свою золотую косу и, теребя скромный букетик, прогуливалась по Крещатику, заинтересованные наблюдатели − одни с удовлетворением, другие с сожалением − констатировали: вечером в семействе Саниных разыграется очередной скандал. Со своевольной дочкой − никакого сладу! Как-то так получалось, что у девушки на все было собственное мнение, она терпеть не могла порядков и расписаний, а главное − уравниловки и неброскости, на которых настаивали педагоги и родители. Она предпочитала пламенеть факелом.
И времена наставали яркие − Февральская революция, которая оказалась красивее и искреннее Октябрьской. Молодежь снималась с насиженных мест и уезжала куда глаза глядят в поисках новой жизни. Валентина Санина подалась в Харьков учиться на драматических курсах. Она всегда была человеком театральным и лучшего поприща для себя не видела.
Однажды, в богемном кафе Валентину познакомили с Александром Вертинским. «Российский Пьеро» был сражен с первого взгляда. Она показалась ему «пушистой ангорской кошкой», затянутой в черное платье с хрустальным крестом на груди. Ни единой фальшивой ноты, ни намека на вульгарность − со вкусом у рыжеволосой Валентины было все в порядке. Правда, с чувствами не очень. Вертинский жаловался на ее «оловянное сердце», сетовал, что из его песен «все равно не сошьешь горностаевый сак», а ей, как видно, уже тогда хотелось царственных горностаев.
Трудно сказать, вспоминала ли Валентина Николаевна своего пылкого поклонника юности, но он тридцать лет хранил ее письма и обессмертил в нескольких романсах, в частности, «Можно мне вас тихонько любить?» В одном из них, написанных десятилетия спустя, он вздыхал: «Как от вас кружилась голова…»
Валентина успешно дебютировала на харьковской сцене, но белая гвардия, воспетая ее земляком Булгаковым, отступала к теплому морю, и в этом стремительном потоке закружилась тонкая щепочка Валентининой судьбы. Она не любила вспоминать о том времени, действительность казалась ночным кошмаром, но как это часто бывает, черная полоса неожиданно оборвалась яркой вспышкой − Валентина встретила своего будущего мужа, Георгия Матвеевича Шлее. Чуть ли не на последнем уходящем из Одессы судне им удалось добраться до Турции, Греции, потом была Италия. Во Францию супруги прибыли налегке: в дороге распродали семейные драгоценности Валентины, но чемодан с нарядами остался в неприкосновенности. Платья были сшиты ею бог знает из чего: дешевого русского сатина, неизвестно откуда взятых занавесок и прочих сомнительностей, но печать вкуса и шарма виделась на каждом из них.
Жизнь с чистого листа
Георгий Матвеевич был человеком сильным и предприимчивым. Собственно, благодаря этим качествам чете Шлее и удался побег из советской России. В Париже он занимался тем, что заводил нужные знакомства, прокладывая будущую дорогу в качестве импресарио. А Валентина умудрилась в 1922-ом пройти кастинг в кабаре «Летучая мышь» и проработать на подмостках два сезона.
Поднакопив денег, супруги решили попытать счастья в Америке. Выбор оказался удачным − страна благоволила к шоу-бизнесу и едва-едва, с оглядкой на Париж, делала первые неумелые стежки на чистом полотне модной индустрии. Американские женщины тыкали пальцами в красивые журналы: они хотели быть не хуже других.
В Нью-Йорке бывшая киевлянка вернулась ко второму − после театра − любимому занятию – моде. Заказчицы инфантильными снежинками втягивались в монохромный ком, который с каждым годом становился все внушительнее. В Штатах всегда были сложные отношения с модой: здесь не умели шить и не умели носить сшитое так, чтобы казаться единственными в мире. Американкам не хватало традиций и лоска. Валентина, всегда плывущая против течения, удачно заняла пустующую нишу. Ни одна русская эмигрантка, кроме нее, не приобрела на новой родине такого авторитета и размаха в вопросах Высокой Моды. Она сама была прекрасной моделью, посещающей все светские мероприятия под руку с успешно играющим на бирже мужем. От этой пары невозможно было отвести глаз: он − с тяжелым подбородком холеного мачо, она − в чем-то невыразимо прекрасном, текучем, женственном, хотя и аристократически простом, с копной тщательно уложенных пламенеющих волос. И это в то время, когда европейки предлагали миру любоваться короткими стрижками а-ля гарсон и платьями-обрубками с заниженной талией!
Признание таланта
Слава о русской кудеснице распространялась по стране не без помощи глянцевых журналов. Сила их в те времена была больше нынешней. Только один пример: стоило Валентине появиться на обложке Vogue в платье из тайского шелка, как Джим Томпсон, занимавшийся поставками шелка из Сиама в США, заработал свой первый миллион. Конечно, чтобы стать «девушкой с обложки», кроме красоты и таланта нужны были связи. И они, тянущиеся из прошлого, с годами только крепли. В подругах у несентиментальной Валентины ходила Татьяна Яковлева, бывшая невеста Маяковского, благополучно вышедшая вторым браком за Алекса Либермана, арт-директора Vogue. Возможно, женщин сблизило прошлое, а может, за чаем они вспоминали своих поклонников-поэтов. Татьяна, прекрасно чувствующая язык (не зря же Маяковский писал: «Ты одна мне ростом вровень»), однажды со смехом изрекла:
«Норка − только для футбола, а для леди − соболя». Валентина тут же подхватила удачную фразу и сделала одним из своих незыблемых творческих правил: «Никаких мехов, кроме благородного сибирского соболя»
Известность Саниной укрепилась после того как она открыла на Мэдисон-авеню ателье «Платья Валентины», постепенно переросшее в Модный Дом. Здесь она была не терпящей возражений королевой. Заказчицы лепетали, что хотят то-то и то-то, миссис Шлее шила им совсем другое, сказочное и вневременное.
«Шей с расчетом на целый век, позабыв, какой на дворе год!»
И еще: «Никаких жутких брошек и бантов на задницах». Безупречный вкус, женственный минимализм, благородные ткани, преимущественно черно-белая гамма отличали ее платья.
Валентина обожала тюрбаны, накидки с капюшонами, японские пояса-оби, узенькие «китайские» жакеты, балетки, «пейзанские» шляпы – словом, все, что напоминало театральные костюмы. Разве могла затронуть их скоропроходящая мода? Даже в войну Валентина не отступилась от изысканных декораций: она предлагала соотечественницам, учитывая серьезность момента, «скромные» платья из органзы, «патриотическое» плиссе, но ничего, выполненного в стиле «милитари». Женщина должна оставаться таковой, несмотря на неприветливость мира!
Свет софитов по-прежнему слепил глаза госпожи Шлее. До слез. Неудивительно, что она работала над костюмами для бродвейских постановок. И работы эти, по мнению профессионалов, внесли огромную лепту в успех мюзиклов. Большую помощь новоявленной «костюмерше» оказало знакомство с талантливейшими театральными художниками Львом Бакстом и Дмитрием Бушеном. Валентина Шлее никогда не уставала учиться, всю жизнь интересовалась искусством и еще в двадцатых начала собирать коллекцию живописи и антиквариата…
Вероломная подруга
Среди клиентов «Платьев Валентины» было много голливудских звезд. Капризные и привыкшие к повальному поклонению, дамы прикусывали язычки и молча внимали откровениям гламурной и гламур творящей дизайнерше. С некоторыми кинодивами она поддерживала приятельские отношения, но никого так не любила, как холодную и неразговорчивую Грету Гарбо. Это лицо, «слепленное из снега и одиночества», удивительно походило на лицо Валентины.
Нередко подруги забавлялись, появляясь в обществе в практически одинаковых платьях и изображая двойняшек. Говорят, что Валентина не только одевала Грету, но и «лепила» ее, выступая в роли имиджмейкера
Она настолько доверяла подруге, что летом отправляла с ней во Францию любимого мужа в качестве сопровождающего (Грета такая нелюдимая и робкая!), а сама предпочитала Венецию. Этот самый театральный из театральных городов никогда ей не надоедал.
Увы, не у всех в душе царило постоянство: муж и подруга стали любовниками, но брак, накренившись как дырявая лодка, еще держался на плаву. «Я не хочу уходить из семьи, ведь у нас так много общего! − объяснял Георгий Николаевич. И уточнял с жестокостью влюбленного: «Да Грета и не хочет замуж…»
В 1957-ом году Валентина закрыла свой Модный Дом и осталась с глазу на глаз со жгучей обидой. Устала. В свое время она «подкорректировала» документы, заменив год рождения с 1894-го на 1904-й (ей хотелось быть младше мужа), но возраст давал о себе знать. Дело усугублялось тем, что прекрасная вне зависимости от жизненных обстоятельств соперница жила в том же доме на Манхеттене − этажом ниже. История с любовным треугольником зашла в тупик, постепенно к ней приноровились.
Георгий Шлее умер в 1964-ом на руках Греты Гарбо в парижской гостинице Crillon, но это было не самое худшее, что он мог сделать. Все состояние, кроме нью-йоркской квартиры, этот успешный импресарио и бизнесмен оставил хрупкой и «беспомощной» возлюбленной, наверное, полагая, что Валентина − женщина сильная и смышленая − не пропадет. Она и не пропала, дожила до глубокой старости и при этом прекрасно выглядела, разве что ярко-голубые глаза повыцвели.
Ее работы хранятся в частных коллекциях и музеях, в них виден талант и бескомпромиссное служение красоте. Историк моды Александр Васильев заметил однажды, что Валентина Санина-Шлее обладала обаянием и магнетизмом, какие в наше время встречаются исключительно редко…
