Татьяна Бородина
Закончились блистательные гастроли театра им. Вахтангова, проходившие в США в рамках фестиваля «Вишневый сад». Хочется поговорить об этом событии обстоятельно, не спеша, – услышать голоса артистов, занятых в спектакле, вспомнить историю и проследить ее связь с сегодняшним днем. И повод для этого уникальный, – не часто нам предоставляется случай в нашей нью-йоркской, достаточно разнообразной и пестрой жизни, окунуться в театральную атмосферу лучших традиций русского искусства, которую подарил нам спектакль «Евгений Онегин».
Всего 100 лет назад.
История Театра имени Евгения Вахтангова началась чуть более 100 лет назад. В конце 1913 года группа молодых московских студентов организовала Студенческую драматическую студию, решив заниматься театральным искусством по системе Станиславского. Руководителем стал Евгений Багратионович Вахтангов, тридцатилетний актер и режиссер Художественного театра, имевший репутацию лучшего педагога по «системе» Станиславского.Помещения своего у Студии, конечно, не было – собирались каждый день в разных местах — на частных квартирах или в снятых на один вечер репетиционных залах. Первый спектакль «Усадьба Ланиных» сыграли 26 марта 1914 года в Охотничьем клубе. Вахтангов поставил спектакль в «сукнах» — это было модно в те годы, да и денег на специальное оформление у студийцев не было. Купили дешевую мешковину, выкрасили в серо-зеленый цвет, несколько горшков бутафорской сирени изображали террасу. Чтобы сильнее ощущалась прелесть весны, обрызгали всю сцену одеколоном «Сирень». Играли, впрочем, неуверенно, робко. Но неудачи своей счастливые актеры даже не заметили — отправились в ресторан отмечать премьеру, потом вместе с Вахтанговым всю ночь бродили по Москве, а утром, купив свежие газеты, хохотали над разгромными рецензиями.
После такого позора дирекция Художественного театра запретила Вахтангову какую-либо работу на стороне, и Студия решила «уйти в подполье». Осенью 1914 года Студия обосновалась в небольшой квартире в Мансуровском переулке на Остоженке (тогда и стали называть ее «Мансуровской»). Только с 1917 года Студия перешла на «легальное положение» и начала называться «Московская драматическая студия Е.Б.Вахтангова». Поставили новые спектакли : «Чудо святого Антония» Метерлинка и чеховскую «Свадьбу».
И вот, 13 сентября 1920 года Студия Е.Б.Вахтангова была принята в семью Художественного театра под названием Третья студия МХАТ. Ровно через год, 13 ноября 1921 года, официально открылся театр Третьей студии МХАТ по адресу: «Арбат, 26», там Театр им. Евг. Вахтангова находится и поныне. Студия выхлопотала для себя особняк Берга, где, после основательного ремонта, в честь открытия дали «Чудо святого Антония».
Но самой значимой работой нового театра стала постановка «Принцессы Турандот». Спектакль был задуман как театральный эксперимент. Актеры одновременно играли самих себя, артистов итальянской «комедии дель арте», разыгрывающих сказку Гоцци, и, наконец, персонажей сказки. Спектакль строился импровизационно, в нем были репризы на темы дня, интермедии-пантомимы, иронические «выходы из роли», сознательно разрушались сценические иллюзии, но сохранялась актерская искренность и правда переживаний.
С этим спектаклем Вахтангов вошел в мировую театральную историю, открыв новое направление театральной режиссуры. Используя персонажи-маски, он наполнил старую историю современными проблемами и злободневной тематикой. Причем, преподнёс эту современность не прямо, а в виде своеобразной игры-гротеска, полемики-фарса, забавных и мудрых диалогов героев. После первого репетиционного прогона “Принцессы Турандот” Станиславский сказал своему ученику, что тот может заснуть победителем.
Да, это была победа, большой успех, начало новой театральной эры, но, к несчастью, окрашенное трагическими событиями. В ночь с 23 на 24 февраля 1922 года шла последняя репетиция «Принцессы Турандот». Вахтангов чувствовал себя нездоровым – репетировал в меховой шубе, голова обернута мокрым полотенцем, его бил озноб. Но не прекращал репетировать. Казалось, это самый важный вечер в его жизни – он сам устанавливал свет, заставлял актеров долго работать над одной и той же мизансценой, пока не добивался задуманного. В четыре часа ночи он собрал всех и скомандовал: «Вся пьеса — от начала до конца!». Это был последний прогон. Вернувшись под утро домой, он лег и больше уже не вставал. 31 мая Вахтангова хоронили. Гроб с его телом студийцы и друзья несли на руках от театра до Новодевичьего кладбища.
История возникновения театра рассказана мной не только потому, что это любимый театр, удивительное время, невероятные люди, а еще и потому, что она дает ключ к разгадке одного из наиболее успешных за последние годы спектакля – «Евгений Онегин» в постановке Римаса Туминаса.Новый художественный руководитель театра, литовский режиссер Римас Туминас, буквально за несколько лет возродил былой Театр Вахтангова. И хотя он не делал никаких радикальных преобразований, умудрился вернуть в театр подлинно вахтанговский дух, который, казалось, покинул театр много лет назад. Всем спектаклям, поставленным в театре при Туминасе, присуще все, о чем мечтал Евгений Вахтангов, выпуская в мир свою легендарную «Принцессу Турандот». В них живет необыкновенная искренность, блистательная ироничность, строго выверенный театральный гротеск, приподнятое настроение и актерский кураж.
Спектакль «Евгений Онегин» — не исключение, он восхитительно «Вахтанговский». Он смотрится на одном дыхании, игра и постановка завораживают настолько, что перестаешь задаваться вопросами: “почему, как, зачем и что?” Но то, что ты забываешь об этих вопросах во время действия, не значит, что они не возникают после спектакля. Напротив, спектакль задает их множество и поиски ответов оказываются не менее увлекательными, чем сам спектакль.
Вопросы и ответы
«Евгений Онегин» был поставлен чуть больше года назад – именно этим спектаклем театр отметил 130-летие со дня рождения его основателя Евгения Вахтангова. За короткое время своего существования спектакль получил несколько престижных премий, среди которых “Хрустальный Турандот” и театральная Премия газеты “Московский комсомолец”, Премия зрительских симпатий “Звезда театрала” и “Гвоздь сезона”, Приз Дирекции фестиваля “Балтийский дом” и Национальная театральная премия “Золотая маска”.
Мировое турне “Евгения Онегина” началось 13 ноября 2013 года в Вильнюсе. В мае-июне 2014-го театр гастролировал в США, затем отправился в Канаду и дальше с гастролями по многим странам мира.
Сказать, что спектакль имел в Америке большой успех, — все равно, что ничего не сказать. Залы в Нью-Йорке и Бостоне были переполнены, билеты раскуплены буквально мгновенно. Причем, театр заполняла как русскоязычная, так и англоязычная публика. Зрители одинаково восторженно принимали спектакль, независимо от того, знакомы они с этим великим произведением Пушкина или нет. Магия театра завораживала, и каждый находил в спектакле что-то очень близкое и понятное ему.Поэма в постановке Туминаса звучит радостно, вдохновенно и мелодично. Бережно относясь к Пушкинскому тексту, но ломая ритмическое построение фразы, режиссер находит новый смысл в характерах героев и в сюжетах сцен. Ему чужд поэтический пафос, он уводит исполнителей от избитых штампов характеров и придает своему «Онегину» такую естественность и простоту, которая нечасто встречается в спектаклях, поставленных по классической поэзии. И это делает спектакль интересным не только для своего, но и для зарубежного зрителя. В то же время режиссер иронизирует над шаблонным восприятием русской культуры, превращая его в гротеск таким образом, что стать спектаклю «а ля рус» не грозит.
«Я пытался разрушить стереотипы, стремился к полифоничности, музыкальности, эмоциям, но при этом хотелось избежать выспренности и ложной лиричности. Для меня было важно открыть новый смысл в характерах и сюжетах», — говорит Туминас о своей концепции постановки «Евгения Онегина».
Спектакль, бесспорно, покоряет сердца зрителей везде, где бы его ни показывали. Почему же постановка столь русского «романа в стихах» так восторженно принята на Западе? Об этом нам удалось поговорить с актерами театра.
Галина Коновалова. В этом году ей исполнилось 97 лет, но она колесит по миру вместе с театром и играет в «Онегине» московскую кузину Лариных.
– Как почему?! Потому что это талантливейший спектакль, великое хрестоматийное произведение, которое на сцене воспроизведено так интересно, так нестандартно, так своеобразно, что вызывает неизменный восторг!
Ирина Купченко (исполняет монолог «Сон Татьяны»):
– В спектакле созданы настолько удивительные образы, причем, чисто визуальные, что даже если зритель не знает произведения, и даже не слышал о Пушкине, ему все равно будет все понятно и интересно, его это тронет даже и без текста. Конечно, текст необходим, он безумно красив, но спектакль сделан так, что зритель проникается содержанием пьесы, она становится ему доступной из общей совокупности всего: игры актеров, их пластики, графики мизансцен, музыки и самого настроения спектакля. Это такое потрясающее театральное зрелище! У вас, в Америке, это называют шоу, где все понятно без слов.
Юрий Шлыков (исполняет роль мужа Татьяны):
– Но у нас есть перевод – титры. Хотя, конечно, я согласен с мнением профессиональных переводчиков: “Перевод, как жена, бывает либо красивым, либо правильным».
А насчет того, почему спектакль столь интересен и принят публикой, я скажу: Спектакль очень современный. Как говорил Анатоль Франс, жизнь развивается по спирали, то есть мы снова проходим над теми же самыми точками, только на другом уровне. Повторяется все то же самое, но в другом времени, в другом преломлении.
Виктор Добронравов (Онегин в молодости)
– Согласен, времена меняются, а суть людская остается той же. Подумайте, ведь и сейчас люди в массе своей не хотят служить – они хотят получить «все сразу и сейчас». Онегин, он такой же. Он, молодой совсем человек, но уже стар душой, пресыщен жизнью, он пуст, или, скорей, наполнен самим собой. И это тоже удивительно соответствует нашим дням. Посмотрите, сколько Онегиных вокруг!
В спектакле два Онегина, они разные и они схожи, и один на другого взирает с сожалением. Мне жаль моего героя, мне жаль упущенного им: «Ведь счастье было так близко, так возможно!».
Алексей Гуськов (Онегин в зрелом возрасте):
– «Евгений Онегин» — это история простая, как жизнь, и такая же вечная, как жизнь. Девочка полюбила, а ее отвергли. И вот мы в спектакле три с половиной часа об этой истории говорим, и это могут понять все и во всем мире. (Смеется)
Евгения Крежде (Татьяна):
– Мне кажется, что не стоит зацикливаться на том, что «Евгений Онегин» — это наша национальная культура. Думаю, дело в том, что в этом спектакле мы говорим о человеке — не о русском или американце, а о каждом человеке, который делает свой выбор. Это о человеке, который встречается со страхом смерти, о человеке, у которого были потери в жизни, и он может потерять еще многое, и плачет об этом. Я думаю, у каждого из нас есть такая история. И это объединяет всех людей.
«Туминас разыграл по Пушкину блестящую шахматную партию со множеством фигур и неожиданными ходами. О людях, с их чувствами, страстями, ценностями, которые со времен Пушкина, в общем-то, мало изменились. Это партия, управляемая невероятной фантазией художника.» – Марина Райкина.
«La musique!»
Это правда, «всё в «Онегине» Туминаса мило, изящно и остроумно», как у Пушкина, но все же немного иначе, как будто подернуто флером театрального фарса и гротеска. Место действия спектакля – зазеркалье русской жизни, где все вещи становятся нереальными и приобретают иное значение. Герои, казалось бы, реалистичны, но жизнь их не настоящая, а, скорее, театральная. Не зря в спектакле постоянным рефреном звучит тема балетного класса, потому что балет — один из «русских» стереотипов, которые автор использует с иронией, доводя до гротеска. Танцмейстер в исполнении Людмилы Максаковой то и дело постукивает по полу изящной палочкой, повелительно объявляя: «La musique!».
Это метроном спектакля, который отбивает ритм и создает настроение. Максакова, аристократичная и эксцентричная, с безукоризненными манерами и в то же время взрывным темпераментом, олицетворяет собой образ спектакля, его метафору и его атмосферу.
Ее героиня — один из ключиков к пониманию постановки Туминаса. Ее можно назвать живым воплощением идеи не только спектакля, но и самого Театра Вахтангова.
Людмила Максакова (исполняет роль Танцмейстера и няни Татьяны):
– Каждый театр имеет свой почерк, свое лицо. Если все будут одинаковые, то нужно оставить один театр. Каждый большой художник видит театр под определённым углом зрения. Для Вахтангова и его последователей важно создавать на сцене метафоры и художественные образы. Для вахтанговского театра характерно отсутствие натурализма, бытовщины. Жизнь – это жизнь, а в театре – своя правда. Театральная. Она ничего общего не имеет с жизненной, наоборот, даже противоречит ей…
Я считаю «Евгений Онегин» в постановке Римаса Туминаса большой удачей режиссёра. Мне близко то, как язык романа переведен на язык театра. У меня нет никаких внутренних «но», связанных с этой постановкой.
«Любите самого себя!»
Другим ключиком к разгадке спектакля, стала «двойственность» героев. Режиссёр «расщепил» образы героев. В постановке два Онегиных и два Ленских. Онегин-Алексей Гуськов воплощает «резкий, охлажденный ум», разочарованность и отвращение к жизни. Онегин-Виктор Добронравов – светский щёголь, «как денди лондонский одет», надменен, холоден и пуст. Один Ленский (Василий Симонов)— пасторальный, кудрявый, наивный юнец, другой (Олег Макаров) — постаревший, каким он мог бы стать, если бы не погиб на дуэли, – добропорядочный и скучный скептик.
За счет этой двойственности героев спектакль получается многослойным — одновременно и обращенным к собеседникам разной степени посвященности и просвещенности, и, вместе с тем, необыкновенно современным.
Алексей Кузнецов (отец Татьяны и Ольги Лариных):
– Это всегда проблема для режиссера — найти такие болевые точки времени, которые должны быть отражены в спектакле. Скажу вам, что еще несколько лет назад я не мог себе представить, чтобы вокруг моего дома в Москве, было три ресторана с названием “Эгоист”, причем, один из них «Золотой эгоист» . Это некое веяние времени. И наш Онегин – это «золотой» эгоист, очень современный типаж, очень точно угаданный нашим режиссером, Римасом Туминасом.
Спектакль живет на сцене чуть больше года. В Москве было сыграно 10 спектаклей, и во всех, кроме последнего, Онегина играл Сергей Маковецкий. Алексей Гуськов сыграл лишь в одном, последнем, перед поездкой в Америку. Вопрос к Виктору Добронравову:
– Существует некая связь, эмоциональное, безмолвное взаимодействие между двумя Онегиными. Вам, наверное, непросто было перестроиться, когда заменили одного вашего партнера на другого?
Виктор Добронравов:
– Эти изменения, наверное, вижу и чувствую только я, и только внутри себя. Существуют некие маленькие струнки, и они начинают звучать иначе, мелодия меняется, я перестраиваюсь. Волей-неволей я ощущаю себя обезьянкой, – я, играя Онегина в молодом возрасте, должен быть похож на человека, который играет Онегина в старшем возрасте. И «обезьянка» внутри меня старается подстроиться под партнера, быть на него похожей. Должен вам сказать, что мы с Алексеем (Гуськовым) больше похожи друг на друга, чем мы с Маковецким, хотя меня выбрали и потому, что внешне я похож на молодого Маковецкого.
Алексей Гуськов:
– Я люблю партнеров и стараюсь понимать каждого и чувствовать. Меня так воспитали. И вообще, «”Я” – последняя буква в алфавите», – так мама говорила. А наше искусство как таковое без партнера вообще невозможно. Поэтому я люблю работать с партнерами над разными ролями. Химия, которую мы создаем на сцене, очень важна.
К слову, я стал частью этого спектакля не так давно (да и в Театре Вахтангова я не старожил). Я опасался каким-нибудь образом разрушить сложившийся настрой спектакля, был очень осторожен, но мне кажется, все получилось очень хорошо.
Мой Онегин — это, безусловно, версия. Когда мне Римас Владимирович сказал, что я буду играть Онегина, я спросил его, хорошо ли он подумал, потому что это будет другой спектакль, другой Онегин, чем у Маковецкого. Мой герой резче, у Маковецкого более лиричный, мой — более циничен, хотя и у Маковецкого этого хватает, но подано иначе. Я сказал Римасу Владимировичу, что это будет другая версия. И он сказал: “Да, я хочу версию”.И наши Онегины получились разные хотя бы потому, что мы совершенно разные актеры. Как вы знаете, Станиславский говорил: «Идите от себя, и как можно дальше». Римас Владимирович дал мне установку, которую Алексей Глебович (Кузнецов) озвучил: Онегин – золотой эгоист. Мой Онегин – это человек, который не изменился, как в песне, знаете: «Каким ты был, таким ты и остался”. Он с самого начала до самого конца эгоистичен до предела, поэтому и в финале, когда он объясняется с Татьяной, он ни в коем случае не меняется, он все так же холоден с ней, возможно, он сожалеет, но он остается самим собой – золотым эгоистом и самое непостижимое, — что она, которая мечтала быть счастлива с ним, вдруг отказывает ему, Онегину!
«И снится чудный сон Татьяне».
«Спектакль похож на сновидение, в котором герои распадаются на части и соединяются снова, в котором кошмар соседствует со сладкими эротическими грезами. В спектакле хочется остаться, как в волшебном сне: мир, выстроенный авторами, щемящий, хрупкий, неслышный – притягивает, как фигурки из музыкальной шкатулки.» – Ксения Ларина.
Любопытный факт, что в разгар репетиций Туминас едва не переименовал спектакль из «Онегина» в «Татьяну». Может быть, к этому подтолкнуло режиссёра человеколюбие. Возможно, он настолько разочаровался в Онегине, что Татьяна, «милый идеал», возникла для него как притягательный источник подлинного чувства в царстве хандры и эгоизма не только Онегина, но, пожалуй, и всех мужских образов постановки.
Правда, режиссер от идеи переименования спектакля отказался, зато подарил Татьяне более жизнерадостную и активную жизненную позицию, в отличие от той, что мы привыкли находить в Пушкинских стихах, сохранив Пушкинский образ Татьяны в неприкосновенности только в ее сне. Этот чудный сон крещенской ночи существует в постановке как отдельный моноспектакль, блистательно исполненный Ириной Купченко. Ее монолог, перекликаясь с голосом Иннокентия Смоктуновского, превращает небольшой эпизод в незабываемую театральную мистерию, придавая особенный смысл всему, что будет происходить на сцене в дальнейшем.
В сцене Сна на мгновение встречаются две Татьяны: элегантная аристократка — Ирина Купченко, и дерзкая девочка-подросток — Евгения Крежде. Создается ощущение, что лицом к лицу стоят две эпохи, 19 и 21 век, прошлое и будущее не только Пушкинской героини, но женщины как таковой.
Ирина Купченко:
– Татьяна в нашем спектакле гораздо более открытая, чем у Пушкина. В романе она тиха, скромна, сидит с книжкой у окна. Римас Туминас создал другую Татьяну — современную, свободную в своих чувствах, непосредственную в поведении, необузданную и очень юную. Самое главное происходит в финале. Финал очень важен, потому что вся жизнь человеческая существует под знаком финала. Каков финал, такова была и жизнь . Также и в спектакле — поведение Татьяны в финале выявляет, какова Татьяна на самом деле.
В начале спектакля она абсолютно современная девочка – открытая и свободная в изъявлении своих чувств. В финале – оставаясь современной, становится совсем иной – взрослой, владеющей собой, своими чувствами женщиной, аристократичной и твердой в своих принципах.
Сон Татьяны очень важен в контексте постановки. Ей снится медведь-Онегин, она подвластна ему, затем ей на именинах дарят медведя, и она рада ему, хоть и озадачена, и затем гениальный, на мой взгляд, финал, когда она танцует с муляжом медведя. Она с этим медведем танцует и как бы умирает на его груди, но это умирает прежняя Татьяна. Этот танец и есть ее освобождение от Онегина. Прежняя Татьяна-девочка умерла, но появилась новая, свободная и сильная Татьяна.
Может быть, поэтому Туминас и хотел назвать спектакль «Татьяна» — ее образ для него оказался самым важным в спектакле, и это тоже веянье времени.
«Римас не изменил Пушкину нигде, но зато он изменил все те окаменелости, которые приросли к Пушкину, как раковины ко дну корабля, – он своими магическими действиями эти ракушки просто снял, и перед нами появился Пушкин, по поводу которого можно и всплакнуть, и посмеяться. Я думаю, если бы Пушкин сидел в зрительном зале в первом ряду, он бы восторженно аплодировал. Там и юмор, и настоящая драма, и еще та Россия, которую было жалко потерять.» – Виктор Ерофеев.
Несценические фотографии актёров: Татьяна Бородина.
Фотографии сцен из спектакля: интернет ресурсы.
Любая перепечатка текста или использование авторских фотографий возможны только с письменного разрешения автора проекта.