Галина Ицкович
Департамент Эндр и Луара
Но утро сглаживает интригу, оно разочаровывающе солнечно, поэтому мы спешим попрощаться с загадочным шато и едем в Тур.
Тур. Если прогуляться не торопясь от Шато де Тур, Турской башни (здесь король принял Жанну Д’Арк через несколько дней после её похода на Орлеан, в мае 1429), до аббатства Сен-Жюльен, а там свернуть на Рю Кольбер, можно увидеть Францию моего (и вашего, думаю) воображения – фахверковые дома с пресловутыми жестяными табличками над плотно закрывающейся от чужих дверью, – вперемешку с ненавязчивыми, но осязаемыми приметами нового времени: этническими ресторанчиками, интерактивной рекламой.
Потом рекомендую свернуть на более оживлённую Рю де Клошевиль и там уж, не сворачивая, дойти до башни Шарлемана во всём её готическом великолепии. Святой Мартин Турский, также называемый Мартином Милосердным, родился в современной Венгрии в 316 году. Он стал одним из главных святых христианского мира и самым (единственным?) известным епископом Тура. Его житие наиболее известно из “Vita sancti Martini” (“Житие святого Мартина”), написанного после смерти святого одним из его учеников. Мартин известен во основном тем плащом, который он делит с лишенным наследства, замерзающим насмерть человеком. Именно вокруг его могилы и была построена Башня Шарлемана. 
А за башней буквально в нескольких шагах – рынок Grande Marche. Рынок! Тур является официальным центром виноделия долины Луары, но изобилие и великолепие рынка включает в себя не только вина, но и вкуснейшую региональную снедь, свежайшие молодые овощи, не из теплиц, а из-под весеннего солнца. А цветы как хороши! Спесивые тюльпаны, нарядные нарциссы, охапки цветов везде. Там же можно купить и готовую горячую еду. Это после вчерашних-то шпрот! И, в отличие от, скажем, испанских или восточных рынков, добрые ровно-приветливые продавцы. На одесском Привозе бытовало обращение “тётя”. Некоторым женщинам так и хотелось сказать “тётя”, “ма тант”, благо словечко помнится по пьесам Островского!
Нет, бежать, бежать от кулинарных соблазнов, иначе мы никогда отсюда не уедем! Лучше прогуляться. Я дохожу до пляс Плюмерё, и открывается нетронутый, сказочный фахверковый уголок. Сейчас здесь ресторанчики, а в готические времена жили купцы и ремесленники, умельцы и дельцы. Здесь же разбит блошиный рынок. Чего только не увидишь в куче: книги, виниловые пластинки, столовое серебро, американский ширпотреб чуть не шестидесятых, дряхлые кружева, продающиеся чуть не на вес! Жаль, я не могу отделаться от мысли о прежних владельцах. У нас, в Штатах, это или garage/yard sale, или estate sale, то есть продают либо собственную ненужную рухлядь, либо наследство от бабушки-старушки. Но в Европе это ещё и чужие вещи, еврейские. Совсем недалеко отсюда находится шато де Шамон, в котором Общество Помощи Детям, “Oeuvre de Secours aux Enfants”, спрятало около двухсот еврейских детей, А взрослые? Мемориальная плита памяти праведников, укрывших 404 евреев Тура, находится около Шато де Тур. Но на стенe Турской синагоги можно увидеть ещё одну табличку, памяти угнанных в Аушвиц. Потому и страшно вглядываться в безделушки.
Шамбор
Возвращаясь в долину Луары, мы намерены увидеть некоторые из замков: Шамбор, Амбуаз, Кло-Люсе и, конечно же, архитектурный бриллиант прекрасной огранки, Шенонсо. Замок, между прочим, это не просто архитектура. Это сцена сражений, это декорации исторических романов и драм, и нет на свете большего энтузиаста, обожателя французской драмы (во всех смыслах слова), чем русскодумающий путешественник, воспитанный на Дюма и Гюго. Довелось как-то гулять по Версалю с соотечественниками-американцами, так чуть со стыда не сгорела: и про родство Наполеона со французским двором объясни им, и Валуа от Бурбонов помоги отделить. А мы, что называется, “в теме”, и нам только покажи декорации, а мы уж сами и цитатку вставим к месту, и связь несвязуемого найдем… но это так, отступление. А если совсем серьезно, то всё в этой поездке построено на том, чтобы увидеть памятники истории и архитектуры, не соприкасаясь с толпами себе подобных. Итого: вне сезона, вдали от проторенных тропок, в ранние часы нам удается провести вектор между прочитанным и увиденным и вдобавок поглядеть на горожан и фермеров.
Кусты вдоль дорог разноцветны, как штандарты неведомых государств. Ехать до Шамбора меньше часа, и, если нигде не останавливаться, мы успеем осмотреть крутую эту достопримечательность. До этого мы так, разминались. Мысленно готовимся к встрече с туристическим мейнстримом, и даже страшно покидать такую настоящую и такую обаятельную непарадную Францию. Но Шамбор слишком уж важен для понимания динамики региона. И тут повезло: толпы оказались вполне умеренными (маленькая хитрость — это по возможности не совпасть со школьными праздниками, когда родители всего мира срочно приобщают разновозрастных детей к прекрасному).
Шамбор начинал скромным охотничьим домиком. Но граф де Блуа передал эстафету герцогу Орлеанскому, Луи Орлеанский стал Луи XII. A его юный зять Франциск I начал перестройку, и уж взялся за дело всерьёз. Спрашивается, зачем ему простой охотничий домик, когда в моде роскошные шато, особенно с учётом того, что ему удалось заманить во Францию знаменитость, самого Леонардо да Винчи. Леонардо да Винчи был приглашён королем Франциском I во Францию в 1516 году. Королю понравилась сельская местность к югу от Парижа, и он решил перенести французскую столицу в долину Луары с дворцами в Роморантене. Репутация Леонардо да Винчи была хорошо известна в то время, и он был нанят королем, чтобы осуществить мечты об “идеальном городе”. А Леонардо уже планировал такой город, когда жил в Милане, страдающем от того же кризиса здравоохранения, который опустошил Европу в результате бесконечных эпидемий. Ах, этот просвещённый монарх, баловень военной удачи, блестящий Франциск! Ах, ежедневные беседы гения и монарха!
К несчастью, Леонардо вскоре умер, и разговоры об “идеальном городе” Роморантене так и остались планами, и от всей-то идеи осталась лишь великолепная лестница, вставленная в чужой проект. Участие Леонардо да Винчи в работе над проектом Шамборa не задокументировано надлежащим образом, но, увидев спираль лестницы, невозможно усомниться: это почерк гения. Не говоря уж о том, что Ватсону и Крику только оставалось перечертить её и тут же отправляться за Нобелевской премией. Лестница выглядит в точности как модель ДНК! Идея заключалась в том, что поднимающиеся по восходящей спирали-лестнице даже не видели спускающихся, и наоборот. Полная конфиденциальность вкладов, как сказал бы Остап Бендер.
А во время войны в Шамборе укрывали коллекцию Лувра. Если не полениться и подняться на самый верхний уровень, практически на крыше, то можно узнать детали и увидеть собственно то место, где прятали от немцев то, что так привлекало их во Франции. По одним расчетам, вывезено 650 тысяч шедевров, по другим, 100 тыс. Значительная часть никогда не вернулась и до сих пор не обнаружилась. То, что мы можем видеть сегодня в Лувре — это результат многолетнего подвига кураторов, с первых дней войны скитавшихся с картинами по Европе.
День выдался классически весенний, но камни замка сохранили зимний холод. Или это холод, унаследованный от многих поколений королей, их вассалов и фавориток, дрожавших, верно, при приближении к монархическому самодуру? Лещинский не выдержал холод и бежал в Нанси. Чувствую, что и мы вскорости побежим, но не так далеко. Ограничимся отелем в деревне Шенонсо.
***
Пока мы добираемся в Шенонсо, дорога играет с рекой в прятки. Или это река прячется подальше от дороги меж полей и виноградников? А ещё говорят, что старушка Европа якобы позабыла о земледелии. Всё вокруг свидетельствует об обратном: здесь любят и ценят час от часу укрепляющийся, расширяющий оттенки желтого и зеленого рапс, бесконечные, пустые пока виноградники. Купить вино здесь несложно, гораздо сложнее удержаться от покупки, и сама дегустация превращена в бизнес. Но есть ещё маленькие, не присоединившиеся к большим поставщикам, чудом выживающие безымянные винодельни, и их тоже можно увидеть, есть; надо только не держаться главной дороги и снова позволить себе заблудиться на въезде в деревушки.
В деревне при замке, в пансионе Le Bonne Laboreur нас оправляют в очередную мансарду. Не только мы не приспособлены к жизни в этой стране лилипутов; наш чемодан, оказывается, не вписывается ни в один проём. Втискиваем его на лестницу боком, боясь завалить всё здание. Зато там есть волшебный сад через дорогу от основного здания (“Не волнуйтесь, водители снижают скорость, проезжая мимо нас, знают, что мы расположились с трёх сторон, на трёх углах этого перекрестка”). Мы, как утята, шлёпаем через дорогу в гостиничных тапках и махровых халатах, слегка не по погоде; но сад с хаммамом и джакузи в сени прекрасных местных буков и экзотических пальм компенсирует всё. Мы здесь совершенно одни, ни дать ни взять Адам и Ева. Тропические и местные растения сплетаются в удивительном сочетании, в умиротворении.
Амбуаз
В Амбуазе, в городе то есть, хочется просто быть: даже не исследовать прекрасные замки, а есть, гулять, вдыхать хрусткий запах свежей выпечки у дверей кондитерских и булочных, покупать и прицениваться, знакомиться с владельцами собак и с местными умельцами, подглядывать сквозь кованые ворота и дегустировать вина. Самые будничные действия превращаются в чудесный ритуал. Леонардо Да Винчи, проведший здесь последние 2 года жизни, тоже полюбил Амбуаз (справедливости ради, для этого сделал немало король Франциск I). Амбуаз хорош для жизни, как, впрочем, и Тур. Но Тур попроще, ближе к реальности и к веку. А Амбуаз — это город полусказочный, невзирая на хорошие продажи вин и сыров. И, конечно же, он тоже лежал на пути Жанны к Орлеану.
Ощущение жизни и расстояния совсем другое. Попробуйте путешествовать на машине по какой-нибудь Колумбии, замучаетесь. А тут пространство и время растягиваются. Путешествие в город, находящийся в получасе езды, занимает день. “Когда мы были в Руане…” — это Лара из Эльбёфа (двадцать минут езды до центра города, тридцать с учётом парковки). “Подальше от городской суеты,” — вторит пенсионер, переехавший из Тура в Меттре (десять минут езды!). Даже не стану упоминать г-жу Бовари, полжизни промечтавшую о поездке в Руан (около получаса на машине, проверено). Франция любимых книг, вот что такое Амбуаз.
На коллекцию дуэльных пистолетов, одним из которых был смертельно ранен А. С. Пушкин, смотреть мы не стали, неохота тащиться ради этого в мэрию. Но они есть. Те самые. Но лучше сходить в возвышающийся над городом, прекрасно видный с реки замок Амбуаз. В разное время замок являлся домом для различных монархов и фаворитов, в том числе для Марии Стюарт. Её привезли сюда по приказу Катерины Медичи в возрасте шести лет, а уехала отсюда в девятнадцать. С почтением разглядываем ложе опальной шотландской королевы.
Генрих Восьмой ударился здесь головой о косяк и умер почти немедленно. Здесь в часовне похоронен также Леонардо. Самое место для привидений, этот замок! Замок пострадал немало; его разграбили и забросили, а потом начали восстанавливать и восстанавливают до сих пор, но живет в нем грустный дух невозвратимого, как детские сны, мира и радостные мгновения, проблески живой, неугасимой жизни на каких-нибудь гобеленах или в пламени продолжающего чадить камина.
***
На набережной стоит прекрасный дворец — отель? Ну да, вон написано “Hotel de ville”. Так вот, оказалось, “Hotel de ville” и есть мэрия. Ладно, проехали, будет без дуэльных пистолетов, вместо них можно купить местные конфетки “Пушкин”. Но и конфетки не покупаем, потому что в магазине отвлекают удивительные региональные сыры. Продавец рассказывает о каждом, как если бы он сплетничал о соседе — тут и характер, и проблемы, и способ обращения для каждого. Выхожу с целой связкой пакетов, и когда же всё это съесть, если впереди ужин в ресторане при Le Bonne Laboreur. Он, оказывается, обладает мишелиновскими звёздами. Еда едой, но оформление, но подача!.. Hors d’oeuvres oт повара, ритуалы вокруг вина, белые перчатки…
Но с собой мы повезём не региональные, каюсь. Победили у нас морбье с пепельным пояском и реклетт де Савой, оба альпийские мягкие сыры (и узнала много интересного в связи с этой самой полоской золы: оказывается, зола традиционно используется для защиты сыворотки от насекомых и пыли. При изготовлении морбье слой творога посыпают золой, чтобы защитить его до следующего утра, когда будет готова следующая порция).
“Ну, дело вкуса, прожили бы подольше у нас, полюбили бы, скажем, Сент-Море-де-Туррейн. Просто приезжать надо надолго. Тут пожить надо,” — назидательно говорит мой сырный Вергилий. —” Вы (игристое) Вувре распробовали? Ну тот-то. К нему как раз Сент-Море-де-Туррейн».
Кло-Люсе
Кло-Люсе требует отдельного времени, а у нас, к сожалению, всё наоборот: пока я болтала с кружевницей на полюбившейся мне Рю де ля Конкорд, времени на паркинге осталось всего на полтора часа. Для Кло-Люсе мало, очень мало! Всё там заслуживает любования, а точнее, размышления, внимательного изучения и чтения, чтения: “…для планирования города необходимы два или три основных инструмента: цепь землемера, а ещё лучше, одометр [обозное колесо, прикрепленное к “милеметру”, инструменту, несколько прототипов которого были разработаны Леонардо), и буссола, инструмент с намагниченной иглой и приспособлением для аккуратного измерения углов направления. Леонардо использовал эти инструменты для создания карты Милана, обозначая ворота и главные дороги.” Или вот: “…позже он начал применять технику музыкальных ребусов для создания всевозможных “невидимых вещей” в своих полотнах. В восемнадцати полотнах, загадки в которых удалось расшифровать, обнаружены музыкальные знаки.”
В саду, разбитом при жизни Леонардо, посажены исключительно растения, изображённые на его полотнах и рисунках, также там построен двухуровневый разводной мост. Да и все макеты, построенные по чертежам гениального Леонардо, поражают: тут и эскалатор, и баллистическая пушка, и самолёт с вертолётом, и прообразы автомобиля, танка, парашюта. Сохранились также капелла, построенная Карлом VIII, и секретный подземный ход, ведущий в замок Амбуаз, который находится в 400 метрах от Кло-Люсе: Франциск начинал день с учёной беседы с гением. Леонардо был, очевидно, увлечен не только посулами должностей “первого живописца, архитектора и механика короля”, но и личностью Франциска, и, возможно, именно это заставило его в 1516 году перебраться во Францию. Так, например, Джорджо Вазари подтверждает, что король пришел по зову умирающего Леонардо и, видя признаки приближающейся смерти, придерживал ему голову, чтобы облегчить страдания во время припадка. Таком образом, “божественнейшая его душа, сознавая, что большей чести удостоиться не может, отлетела в объятиях этого короля на 75 году жизни”. Вместо новоселья Леонардо устроил приём для монархической четы, застелив поляну картой звёздного неба. Блюда играли роль звёзд. Гости тоже занимали позиции, соответствующие их положению на французском монархическом “небосклоне”. Именно через Франциска в Лувр попала Мона Лиза.
А ещё здесь находится спальня знаменитой Марго Наваррской, именно вокруг неё образовалась некая интеллектуальная лакуна, от Рабле до да Винчи. Она жила здесь девочкой. Сохранилась и другая спальня, могущественной королевы Анны Бретонской. Это всё-таки королевские владения, Леонардо был там всего лишь временным жильцом.
По дому бродит кот учёный, забирается в части, огороженные ввиду их исключительной исторической ценности, важно восседает за хозяйским столом. Кто знает, может, он и потомок кота да Винчи, время здесь медленное и последовательное, без разрывов и резких разворотов—или это только кажется?
Буквально полчаса за рулем, и мы в самом блистательном замке региона. В Амбуазе за два года Французской Революции большая часть замка была раскатана на стройматериалы и распродана, а Шенонсо повезло уцелеть во всех революциях и войнах.
Но и Шенонсо участвовал в войнах, в недавних, во всяком случае. Семья Менье, владевшая замком в XX веке, сыграла активную роль в том, чтобы история замка стала не только куртуазно-романтической, но и героической. Во время Первой Мировой в нём размещался госпиталь на сто двадцать коек, а во время Второй, поскольку он находился прямо на демаркационной линии, которая разделила замок пополам — половина на французской, половина на немецкой стороне, — с 1940 по 1942 замок действовал как переправа. Если бы кто-либо из раненых бойцов Сопротивления, еврейских детей, военнопленных, беженцев оказался пойман, замку бы не сдобровать. Но—уцелел! Коридор тянется над рекой Шер, по которой проходила “граница”. И вправду что-то госпитальное есть в белых рамах бесконечного коридора и в длинных анфиладах комнат.
Бывшие владения фаворитки Дианы де Пуатье, перешедшие к Екатерине Медичи, в народе прозвали “дамский замок”. Шенонсо радует различными регулярными садами, “диснейностью” общего вида и неподдельностью драм, разворачивавшихся здесь. Взять только спальню пяти королев! Или спальню вдовствующей королевы Лоррейн (Луизы Лотарингской в русскоязычной литературе). “Никуда не двигайся,” – напутствовал её любящий (у королей редкость!) муж прямо накануне его убийства. Медичи немедленно отобрала у вдовствующей невестки всё, оставив Шенонсо, и Лоррейн велела затянуть стены и даже потолок комнаты, которая служила ей спальней, чёрным крепом. В Шенонсо она прожила последующие 11 лет, погружённая в глубокий траур, то есть надевая исключительно белые платья, именно так выглядел королевский траур. И надо признать, что трудно развеселиться, бесконечно глядя на чёрный потолок… Но всё остальное совершенно парадно-блистательно.
Параден, приятен, вылощен, оснащён. И, как и в Версале, рядом находятся оранжереи, теплицы и лужки для овечек и осликов, обеспечивающих замок. Во времена королев, очевидно, были и коровки. И радуют красками и непохожестью друг на друга два сада, Дианы и Медичи.
***
Вчера я тебя дожидался с утра,
Они догадались, что ты не придешь.
Ты помнишь, какая погода была?
Как в праздник, и я выходил без пальто.
(Арсений Тарковский)
А всё-таки Франция “явилась” на свидание. “Праздничная погода” нашего последнего дня в долине Луары — это моросящий мелкий дождик, какое-то неутолимое “сейчас, вот-вот ещё одна тайна откроется за поворотом”. Как я уже сказала, в Амбуазе хочется быть, и потому тяну с отъездом: ещё минутку поговорю со вчерашним знакомым, продавцом в магазине сыров, ещё одну ограду исследую, и вот в ту церковь не забежала… Никто не живёт так в реальности, вне отпускного благодушия — но наблюдаю французов — идущих с работы, выгуливающих бесчисленных собак и покупающих зелень, и приходится согласиться, что они отличаются от нас, о да. Искусство ничегонеделания неведомо в этом регионе, но есть некая размеренность, несуетливость во всем, добротность, что ли. Это страна людей, делающих своё дело. Даже странно, что Париж принадлежит ей же (Франции то есть). Хотя — все большие города давно уже стали городами-государствами, как точно подметил П. Вайль в “Гении места”. Но прекрасно, что есть ещё во Франции потомки тех самых французов, которые населяют любимые книги.
А захотим вернуться, можно посещать совсем другие замки и пробыть ещё девять дней в долине Луары, ни разу не повторив маршрут, ведь есть ещё десятки замков побольше и сотни поменьше, есть Блуа, Фандетт, Орлеан, есть Фонтенбло и Живерни. Никаких Минотавров, никаких ужасных секретов здесь нет, разве что не зажившие до сих пор раны, старые шрамы войн, восстаний, революций, едва замытые следы кровопролития. Всё прямо здесь, открыто для обозрения. Покупай билетик, начинай исследовать.
