Александр Осташко

 

kubrick-subway-newspapersДвери вагона чавкнули, и его проглотил самый большой в мире кишечник — метро Нью-Йорка. Обыденная пожилая итальянка Шейла сидела возле меня и очень сосредоточенно, нервными движениями рвала «Нью-Йорк Пост» на мелкие клочки. Сейчас она уже перешла к странице Metro, что, в целом, совпадало с окружающей действительностью.

— Ит’с фор сноу? — пошутил я.

— Ноу, мальчик. Ит’с фор май бёрдз. Пэрротс, ю ноу? Шейла хэз пэрротс — Биби энд Боби.

По моим подсчетам, Биби и Боби уже нарванных «конфетти» хватило бы месяца на полтора, но Шейла методично перешла к странице Entertainment. Движения стали быстрее — похоже, Entertainment она любила ещё меньше, чем Metro.

— A это уилл би later? — я показал на лежащий в кульке журнал New Yorker.

— No, хани. Это мы с Биби и Боби will read. Это же good magazin, not this джанк…

Биби и Боби стремительно приобретали в моей голове человеческие черты.

— Энд уот из the дифференс фор пэрротс? — не удержался я. Меня всегда интересовала читательская оценка изданий.

— Биг, вери биг дифференс, — сказала Шейла. — Шейла гив зем only всё самое лучшее.

— Ин май previous country thirty years эгоу все used newspapers as a bathroom tissue… — поделился я воспоминаниями детства.

— Oh, no! — Шейла почему-то приняла это очень близко к сердцу. — You can not do it! Your butt will be dirty! It’s not healthy!

Похоже было, что продвинутые Биби энд Боби тоже возмущённо чирикают на весь пустой вагон, нервно подрагивая своими волнистыми попами.

— Бат otherwise… — утихомирилась обыденная итальянка Шейла и сказала очень задумчиво, — Ит’с беттер smudge свою butt, than свои мозги?..

Я не стал признаваться ни Шейле, ни Биби, ни Боби, что уже 28 лет работаю журналистом…

* * *

ddb58ceca3776b2a45fd5d80e01e1b63

 

 

 

Под нашими окнами восемнадцать часов в сутки завывали молодые газетчики. Особенно выделялся один, пронзительный и полнозвучный. С таким голосом пропасть на земле нельзя. Он, несомненно, принадлежал будущему миллионеру. Мы даже высунулись однажды из окна, чтобы увидеть это молодое дарование. Дарование стояло без шапки. На нем были «вечные» парусиновые штаны и кожаная голливудская курточка. Продавая газеты, дарование вопило так, что хотелось умереть, чтобы не слышать этих страшных звуков.

И. Ильф, Е. Петров

image066

 

 

 

 

«Классический нью-йоркский завтрак — горячий кофе, теплый бублик и свежая «Нью-Йорк таймс»» — писал Александр Генис в «Американской азбуке».

Существует интересная статистика: в одном воскресном номере «Нью-Йорк таймс» содержится в два с половиной раза больше информации, чем в среднем получал англичанин XVIII века за всю жизнь.

Вся эта информация стоит пять долларов (в будни дешевле). Если оценивать стоимость всей компании, то в момент написания этой статьи The New York Times Company стоила 2,31 миллиарда долларов. В общем-то, согласитесь, неплохо для издания, которое когда-то было продано своими основателями за один пенни — причем, это вся газета, а не один экземпляр. Если пересчитать цены середины XIX века в сегодняшние — покупка корпорации The New York Times обошлась бы покупателю примерно в 32 цента.

Кстати, об основателях — основателем нелюбимой газеты Шейлы — New York Post (вначале она называлась New York Evening Post) был тоже, извините за тавтологию, отец-основатель. Только отец-основатель США — Александр Гамильтон. Его вы можете увидеть на 10-долларовой купюре — сравните с тридцатью двумя центами и вы поймёте, что печататься выгоднее, всё же, на банкнотах. Наверное, именно поэтому будущий газетчик Гамильтон ранее стал основателем Казначейства США и первым министром финансов.

В Америке прессу ненавидят, её обожают, её боятся и ею восхищаются. Нью-Йоркская же пресса — это флагман американской.

Самая известная площадь Нью-Йорка — Таймс-сквер — названа в честь газеты The New York Times, которая несколько десятков лет находилась именно здесь. А Геральд-сквер — почему-то не в честь некогда самого большого в мире универмага Macy’s, а в честь газеты New York Herald, редакция которой находилась тут. Более того, скорее, универмаг расположился в 1902 году именно здесь, потому что с 1895 года тут работала такая серьёзная газета — продажи в Нью-Йорке слишком важное дело, чтобы доверять его случайностям и совпадениям.

SHORPY_4a23007a

31Нью-йоркская пресса в состоянии продать всё. В середине 50-х годов, один нью-йоркский бизнесмен прорекламировал в газетах спрей с запахом метро. Спрей ужасно вонял затхлостью, электромоторами и потными ногами и стоил немыслимые по тем ценам 6 долларов за флакон, но товарооборот был потрясающим. Уже в первые дни были заказаны тысячи флаконов, их заказывали люди, которые не вынесли жизни в больших городах, переехали за город и скучали по запахам мегаполиса. Необычные «духи» возвращали им ощущение родного города.

Кстати, о продажах. В известном фильме «Данди по прозвищу «Крокодил»» мужественного австралийца в Нью-Йорк привозит журналистка, дочка газетного магната, Сью Чарлтон, работающая в «Ньюздэй» (это, между прочим, реальная нью-йоркская газета, завоевавшая с 1940 года 19 самых главных журналистских премий мира — Пулитцеровских). При посещении роскошного дома ее отца Данди-Крокодил удивляется: «Ты же говорила, что твой отец продает газеты…». Ответ Сью был очень дипломатичным и звучал так: «Он продает очень много газет».

Если говорить о продажах, нельзя не вспомнить ещё одну красивую историю из жизни газетчиков Нью-Йорка. В одном из номеров журнала “Нью-Йоркер” колумнист Джо Либлинг назвал бизнесмена Ньюхауса «скупщиком второсортных газет». Бизнесмен Ньюхаус, конечно же, отомстил Либлингу. Он просто взял и… купил журнал “Нью-Йоркер”.

 

* * *

1874_Sudden_death_of_Hon._William_F._Havemeyer_of_NYC_in_his_office_in_the_City_Hall_Mon_Nov_30th_OM

 

Я четырнадцать лет работаю редактором и первый раз слышу, что человек должен что-то знать для того, чтобы редактировать газету

Марк Твен

 

 

Великий издатель Джозеф Пулитцер, которого мы вспомнили выше, известен не только премией имени себя. Именно на его деньги была основана Высшая школа журналистики Колумбийского университета. Но и это не главный его вклад в пейзаж Нью-Йорка: мы можем смело говорить, что без его стараний в Нью-Йорке никогда бы не появилась статуя Свободы. Идея возведения статуи была крайне непопулярна и государство решило её не финансировать. Чтобы довезти великий подарок французов, Джозеф развил кипучую деятельность, он начал громить в своих газетах всех: политиков — за отказ от субсидий, богачей — за то, что не дают денег, обывателей — за равнодушие. За два месяца этой кампании Фонд постройки статуи Свободы получил достаточно средств, и уже 28 октября 1886 года памятник открывал лично президент США Гровер Кливленд.

Пулитцеру, бывшему родоначальником многих законов и жанров журналистики, принадлежит красивый афоризм: «Честность для газеты то же самое, что добродетель для женщины». Злые языки говорят, что потом он часто добавлял фразу: «Но при этом газета всегда может напечатать опровержение».

Да, когда-то американская печатная пресса меняла пейзажи, вершила судьбы, смещала президентов, основывала традиции и даже вводила в обиход термины.

В старом выпуске «Что? Где? Когда?» был красивый вопрос: «В Иране и Индонезии его сравнивают с лягушкой, в Центральной Америке — с тараканом, в Малайзии и Болгарии — с черепахой. С кем его сравнила газета “Нью-Йорк Таймс” 3 июля 1938 года?». Ответ очень простой: с жуком. Именно NYT придумала название для этой крохотной модели «Фольксвагена», что и стало официальным названием на десятилетия.

new-york-times-newspaper_891009В 70-е годы московский корреспондент “Нью-Йорк Таймс” Хедрик Смит написал книгу «Русские», в которой обобщил свои впечатления от СССР. В 80-е годы он написал вторую книгу на ту же тему. Книга называлась «Новые русские» — и этот термин стал общеупотребительным в речи и анекдотах.

Самый первый дошедший до нас кроссворд был опубликован в 1875 году в сентябрьском номере журнала «Святой Николас» в Нью-Йорке — скорее, это была просто головоломка с пересекающимися словами. Но самый первый первый кроссворд в современном понимании, с вертикалями и горизонталями, был создан здесь же, в Нью-Йорке неким Артуром Уинном, и опубликован в воскресном номере газеты New York World 21 декабря 1913 года. Тогда и возникло простое слово «кроссворд» — скрещивающиеся слова.

Его дело не пропало даром: сегодня специальным отделом The New York Times заведует Уилл Шортц — это единственный в мире человек, обладающий научной степенью по энигматологии — науке о головоломках.

Вряд ли вы когда-то слышали имя Олдена Уитмена. А ведь это был блестящий писатель, работавший в жанре литературных портретов. Самые блестящие звёзды, богачи, учёные пытались с ним подружиться — Чарли Чаплин и Герман Миллер, Пабло Пикассо и Роберт Оппенгеймер, Гарри Трумэн и Рональд Рейган. Да и сам он ездил по всему свету в поисках материала, например, он летал к Хо Ши Мину во Вьетнам.

press_roomС 1964 по 1978 года он тоже работал в «Нью-Йорк Таймс» на специальной должности, которую специально создали в штате для него. Но даже несмотря на такую должность — часть его блестящих работ ещё не опубликована. Чего ждёт «Нью-Йорк Таймс»? Всё очень просто — смерти главных героев. Олден Уитмен заведовал… некрологами, а их в обстоятельной американской прессе принято готовить заранее. Конечно же, свой некролог мистер Уитмен тоже написал собственноручно, но, по некоторым причинам, увидеть опубликованным так и не смог.

Эх, не зря когда-то великий Марк Твен родил прелестную фразу: «Из сообщения о смерти генерала Томпсона мы, в первую очередь, узнали, что был такой генерал Томпсон».

Очень сложно назвать, кто из знаменитостей не появлялся в том или ином качестве на страницах нью-йоркской прессы — можно даже сказать, что именно это появление и делало знаменитости подлинными. Как вы думаете, кто опубликовал в 1859 году в газете «Нью-Йорк дейли трибюн», в самом сердце капитализма слова: «Должно быть, есть что-то гнилое в самой сердцевине такой социальной системы, которая увеличивает свое богатство, но при этом не уменьшает нищету»? Правильно, это был Карл Маркс. Думаю, этому талантливому автору было бы не очень приятно прочесть заголовок в газете «Нью-Йорк Таймс» от 14 мая 2004 года: «Империализм может победить в ближайшее время». Хотя тут как раз всё очень просто: Империализм — имя коня, а эта статья о скачках была опубликована в спортивном разделе.

new york post building

С угла Бродвея и Вессей стрит видно здание New York Post с огромными фигурами на фасаде под крышей, названными Четыре лика Паблысити (гласности) . Обратите на них внимание – все лики достаточно мрачные.

Впрочем, нью-йоркские заголовки — это отдельный жанр. 6 октября 1981 The New York Times вышла со статьей, которая была результатом очень длительных экспертных подсчётов: «9% людей, когда-либо живших на Земле, живут и сейчас». Это исследование в научном разделе газеты было посвящено парадоксам в Теории вероятности и математической статистике, и наделало много шума.

Здесь интересно упомянуть, что намного раньше, когда Эйнштейн опубликовал саму Теорию вероятности, та же «Нью-Йорк Таймс» отправила к нему брать интервью… своего спортивного обозревателя по гольфу. Возможно, эта одна из причин, по которой большинство людей до сих пор не понимает этой великой Теории.

Или взять, например, чудесный заголовок в «Нью-Йорк Таймс» от 19 января 1968 года: «Темпы японского роста замедлились до галопа» — согласитесь, эта ирония дорогого стоит. Почти как в статье этой же газеты: «Советский иллюзионист Кио напоминает покойного Сталина. И у того, и у другого всё время исчезают люди»…

 

* * *

Что же происходит с этой страной, когда любой жополиз может спокойно слинять, наколов доктора журналистики, как последнего болвана? 

Хантер С. Томпсон “Страх и отвращение в Лас-Вегасе”

Неоднократно нью-йоркская пресса служила причиной паники и слухов. После невинной шутки в статье «Нью-Йоркера» о начале строительства в Сан-Диего института мозга при Калифорнийском университете США — журнал пошутил, что, видимо, всем придется носить шапочки из фольги, чтоб защититься от исследований зловредных учёных, — в стране моментально выросли продажи фольги. Более того, эта легенда жива до сих пор.

Также в Нью-Йорке было придумано «проклятие фараонов», которого на самом деле никогда не существовало. Именно не вполне честный репортер «Нью-Йорк Таймс» написал слух о том, что в гробнице Тутанхамона есть надпись, что покойник убьёт всякого, кто войдёт в усыпальницу.ae94c0691688e5d4ca80c1554863b8ef

Страшилки вообще достаточно любимый жанр газетчиков Большого Яблока. Даже один из самых знаменитых комиксов мира — «Семейка Адамсов» — были созданы карикатуристом Чарльзом, что характерно, Аддамсом для журнала The New Yorker, где и печатались с перерывами на протяжении 50 лет — с 1938 до 1988 года, когда их создатель скончался.

Да что там комиксы! Однажды в далёком 1895 году издатель Уильям Хёрст переманил у издателя Пулитцера художника Ричарда Аутколта, рисовавшего лопоухого ребёнка в ночной рубашке, остроумно комментировавшего злободневные новости. Пулитцер тут же нанял нового художника, и комиксы три года выходили в двух конкурирующих газетах, постепенно вытесняя прочие материалы. Реплики мальчика были написаны не в «пузырях», как в обычных комиксах, а прямо на его ночнушке жёлтого цвета. Они и стали первыми в мире газетными комиксами, напечатанными в цвете. Вы вряд ли слышали имя художника и наверняка не знаете, что рисованного малыша в жёлтой ночнушке звали Микки Дьюган, но это и неважно. Зато выражение «Жёлтая пресса», в честь той ночнушки Микки, вы слышите регулярно.

Да, жёлтая пресса тоже была придумана здесь, в Нью-Йорке, как и другой «цветной» термин — «Белые воротнички». Так называлась статья в «Уолл-стрит джорнал» о том, что выпускники школ не очень-то хотят идти на сталелитейные заводы

9a3dbd044eda67276f9611fd1fb3cc95Ну и, чтоб закончить тему цвета, нужно вспомнить прекрасную карикатуру журнала New Yorker 1963 года. Рисунок изображал аптеку, посетители которой — араб, негр, индус, китаец, индеец и европеоид, приводят продавца в полное замешательство, требуя продать им… пластырь телесного цвета.

Эта карикатура вряд ли могла бы появиться сегодня, в эпоху политкорректности, но наверняка она бы порадовала упомянутого издателя Хёрста — расовые идеи были близки ему настолько, что статьи рейхсмаршала Геринга неоднократно появлялись в его изданиях. Да, Уильям Рэндолф Хёрст был весьма специфическим историческим персонажем — в отличие от своего заклятого врага и конкурента Джозефа Пулитцера, он весьма невысоко ставил журналистские порядочность и честность.

В 1898 году на Кубе началось освободительное движение против Испании. И газета Херста «New York Morning Journal» выступила главным обвинителем Испании и защитником Кубы. Херст не брезговал ничем, чтобы разжечь войну с Испанией. Корреспондент с Кубы телеграфировал Херсту: «Здесь все тихо, никакой войны нет». На что тот ответил: «Вы обеспечьте иллюстрации, а войну я обеспечу».

Бывало и такое.

 

* * *

“В США снова увеличилось число безработных”, — передает из Нью-Йорка наш бывший корреспондент. – Анекдот

new-york-times-newspaper-1159719_960_720Однако со временем журналистские нормы устоялись и журналистская ответственность стала не просто хорошим тоном, а правилом. «Нью-Йорк таймс» была подвергнута критике за работу репортера Уолтера Дюранти, который занимал должность начальника Московского бюро «Нью-Йорк Таймс» с 1922 по 1936 год. Дюранти написал серию рассказов, статей в 1931 году в Советском Союзе и получил Пулитцеровскую премию за свою работу в то время; однако, он был подвергнут критике за его отрицание массового голода, в особенности украинского голода в 1930-х годах.

В 2003 году «Нью-Йорк таймс» нанял Марка фон Хагена, профессора русской истории в Колумбийском университете, чтобы он пересмотрел работы Дюранти. Фон Хаген сделал выводы, что работы Дюранти несбалансированные и неаргументированные, и что слишком часто можно увидеть поддержку сталинской пропаганды. Газета была намерена вернуть награду, но комитет Пулитцеровской премии счёл это излишним, заявив, что не существует свидетельств преднамеренности автора.

Такие отложенные во времени опровержения — лишь свидетельства серьёзности подхода к профессии. 16 июля 1969 года в газете “Нью Йорк Таймс” появилась заметка с извинениями за ошибку, допущенную в редакционной статье, вышедшей 13 января 1920 года. В той давней заметке утверждалось… что полёты на Луну невозможны. И газета принесла немедленные (спустя 49 лет!) извинения, когда обратное было доказано.

Пулитцеровские премии зря не дают. В 1971 г. по заказу американского правительства эксперты Пентагона составили доклад обо всех американских военных операциях в Индокитае (главным образом, во Вьетнаме) начиная с 1945 года. Из-за утечки информации доклад попал в редакцию «Нью-Йорк Таймс» и был моментально опубликован. Ярости американской военщины не было предела, и они даже попытались в судебном порядке запретить газете публиковать документ, но в суде проиграли дело. Однако американцам этот доклад очень понравился, и в результате Пентагон стал в конце 1971 года единственной в своем роде государственной организацией, которая стала лауреатом Пулитцеровской премии за лучшую публицистическую статью.

201405printКонечно, можно назвать это неким прекрасным снобизмом профессии. Но разве не восхитительно ставшее легендой вежливое приветствие корреспондента «Нью-Йорк Геральд» Генри Стенли, который нашёл в глухой Африке Дэвида Ливингстона, потерявшегося за целых два года до этого: «Доктор Ливингстон, я полагаю?».

Тот же корреспондент Стенли после взятия ключевой крепости Магдала в Малой Азии первым прискакал к местной телеграфной станции в Суэце. Он передал важнейшую новость, а потом начал диктовать телеграфисту тексты из Библии. Всё это делалось с одной целью: не допустить конкурентов к телеграфу. Переместившись на 30 лет вперёд после взятия Магдалы, та же «Нью-Йорк Геральд» легко обошла конкурентов в освещении яхтенного Кубка Америки. Она пригласила для обеспечения скорости репортажей одного итальянца. Его звали Гильермо Маркони и «Геральд» стала первой газетой в мире, использовавшей для работы радио.

 

* * *

 

 

Суетливый дедушка на брайтоновском бордволке сидел на лавочке, раскрывал газету «Русский базар», шумно вздыхал, и складывал. Потом опять раскрывал. И снова складывал. На пятый раз я поинтересовался:

— Ничего интересного?

— Конечно, ничего интересного, — воодушевился общительный дедушка. — Шо они там пишут? Вот нашего Фиму, — он неопределённо кивнул куда-то назад, в сторону наливайки «Москва», — что хочешь спроси, он тебе всё по пунктам разложит. А эти…

Дедушка горестно махнул рукой.

— Ну так чего Фима не пишет в газеты — они же все жалуются, что писать некому?

— Ой, ну шо он может написать, этот долбоёб!

Ему, как и обыденной итальянке Шейле, я тоже не стал говорить, что уже 28 лет работаю журналистом…

reading_on_train