Бога просила молитвенно, раненно,
чтобы ей дали белье постирать.
Евг.ЕВТУШЕНКО. «Елабужский гвоздь»
Виталий Орлов
Ровно за 60 лет до американской трагедии 11 сентября 2001 года, 11 сентября 1941 года, сын Марины Ивановны Цветаевой Георгий (Мур) написал письмо другу Дмитрию Сеземану: «Здорово, старина Митя! Я пишу тебе, чтобы сообщить, что моя мать покончила с собой 31 августа. У меня нет желания задерживаться на этой теме. Что сделано – то сделано. Все, что я могу сказать тебе по этому поводу – это то, что она правильно поступила: у нее было достаточно поводов и это было лучшим выходом из положения, и я полностью одобряю ее поступок».
Марина Цветаева, около 1922
Восьмой день октября – это день рождения великого русского поэта Марины Цветаевой. В этом году – 125-й. В эти дни мне показалось уместным помянуть ее добрым словом. Трагична судьба многих русских поэтов, но о Цветаевой говорят: самый несчастливый человек на свете.
Удары судьбы преследовали Цветаеву при жизни, но не закончились и после смерти. Они как будто кем-то спланированы свыше, неизбежные и неотвратимые: эмиграция вслед за мужем Сергеем Эфроном, белым офицером, к которой она так и не смогла приспособиться; безумство возвращения в 1940 году в Россию, снова вслед за попавшим на крючок НКВД мужем и обманутой коммунистической властью дочерью; сознание собственного бессилия, невозможности помочь ни им, репрессированным, ни обожаемому сыну Муру, которого, как она считала, подвергает опасности либо погибнуть на войне, либо умереть от голода в елабужской глуши. Силы для борьбы за жизнь, возможно, покинули ее в тот момент, когда на свое заявление в Совет Литфонда в Чистополе: «Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда, 26 августа 1941 года» – великий русский поэт Марина Цветаева получила отказ.
Имя Цветаевой, как и ее поэзию, в России в течение многих лет пытались вычеркнуть и вытоптать. Но они неизбежно прорастали, робко, но уверенно, сначала в «Тарусских страницах» – ставшем легендой альманахе, изданном в Калуге Константином Паустовским в 1961 году, через 20 лет после смерти Марины Ивановны.
“Тарусские страницы”, Калуга, 1961
Предваряя большой цикл опубликованных в сборнике стихов Марины Цветаевой, большинство из которых советскому читателю в то время было неведомо, Всеволод Иванов писал: «Иной поэт выражает свои, – а порой и не свои мысли, – с величайшей легкостью, даже и сам удивляясь тому, как все легко и просто. Это, так сказать, первый этаж поэзии. На втором этаже, где поэт пытается выразить свои мысли и чувства глубже и в то же время яснее, откровеннее, – дело обстоит уже сложнее. Чем больше вы хотите быть откровенным, тем вам труднее; тем большее напряжение требуется вам для того, чтобы выразить себя. И чем выше этаж, тем больший отрезок жизни видит, поднявшись на него, поэт и тем труднее ему высказать себя со всей силой и красотой, с какой бы он хотел это сделать. Марина Цветаева жила на десятом, а может быть, и на пятнадцатом этаже дома поэзии»…
Марина Цветаева с Сергеем Эфроном, Муром и Алей. Вшеноры, Чехия, 1925
И вот тень поэта непостижимым образом была снова потревожена в тот черный для всех нас вторник 11 сентября 2001 года…
«От нас скрыта роль поэтов, которую они играют в мистической конструкции мира, – замечает литературный секретарь и друг другого русского поэта трудной судьбы Анны Ахматовой Анатолий Найман. – К примеру, почему в 100-летние годовщины их рождения и смерти случаются социальные катаклизмы?»
Среди множества трагических историй того дня 11 сентября 2001 года было и это, на первый взгляд, ничем особенно не примечательное: в одной из самых известных публичных библиотек Нью-Йорка Donnell Library в Манхэттене должно было состояться выступление актрисы Елены Кукловой, гостьи из Одессы. В программе выступления – литературная композиция, посвященная Марине Цветаевой. Выступление было приурочено к 60-й годовщине со дня смерти Цветаевой. Ее соотечественники в Нью-Йорке собирались вместе с Еленой Кукловой помянуть Марину Ивановну, вспомнить ее стихи, ее жизнь. Но не случилось. Случилось другое – страшное…
Стоят Сергей Эфрон и Константин Родзевич. М.Цветаева сидит слева. Прага. 1923
И все же чуть позже мы помянули Цветаеву, потому что не сделать это означало бы предать память поэта, который любил, но не смог жить, и предать тем, кто не ценит ни свою жизнь, ни тем более чужие…
С тех пор прошло много лет, но эти поминки по Цветаевой запомнились. В 2015 году в Одессе была издана книга «Свет любви», посвященная творчеству Елены Кукловой, любимицы одесситов, которая более полувека отдала сцене Одесской Филармонии. Прислав мне в подарок эту книгу, в которую включен и мой очерк, Елена Яковлевна написала, что те дни, проведенные ею в Нью-Йорке, всегда в ее памяти вместе с памятью о Цветаевой.
Актриса с цветаевской прграммой объездила весь Советский Союз, включая Сибирь и Дальний Воток, а после выступления в Тарусе – месте, которое самозабвенно любили юные сестры Марина и Ася Цветаевы, где Марина мечтала быть похороненной – журналистка Лариса Ли в местной газете «Октябрь» в 1986 году писала: «В тот дивный, незабываемый вечер мы, немногие счастливцы, не отрывали взгляда от говорящей, чтобы пережить, перечувствовать и выразить так сразу всю одну Марину Цветаеву. Ее дух, так долго молчавший в этом доме, волшебным образом заговорил голосом великолепной актрисы, словно жар-птица, залетевшей в Тарусу. Ее дивный талант совершил чудо – живая Марина Цветаева через 72 года вновь была в нашем доме».
Елена Куклова, Одесса, 2014
Несколько раз Е.Куклова выступала и перед соотечественниками в Нью-Йорке. Она получила десятки восторженных отзывов и от зрителей, и от мастеров искусства и литературы. Среди них – Станислав Айдинян, сын известного в прошлом певца Артура Айдиняна, писатель, литературный секретарь А.И.Цветаевой: «Анастасия Ивановна Цветаева – наш общий с Еленой Кукловой друг – выделяла ее чтение из многих и многих. Анастасия Ивановна находила свои интонации у Кукловой. У нее с сестрой Мариной была сиамская близнецовость голосов. Поэтому, когда Елена Яковлевна читает свои цветаевские программы, то в них звучат отголоски той прижизненной манеры Марины Цветаевой, которой больше никто из чтиц до нас не может донести»…
В жизни Цветаевой было довольно много поэтов, повлиявших на ее взгляды («Литературных влияний не знаю, знаю человеческие»,- утверждала она), в том числе современников: Пастернак, Маяковский, Ахматова, Рильке. Но особую роль и в жизни, и в судьбе Марины Цветаевой как поэта сыграл Максимилиан Волошин, который утверждал: «Цветаева не думает, она в стихах – живет».
Портрет Марины Цветаевой. Марина Яндоленко, Одесса, 2008
Весной 1911 года, не окончив гимназии, Марина уехала в Крым. В Коктебеле, живя у Волошина, старшего верного друга, благословителя ее на путь поэзии, она встретилась с Сергеем Эфроном. Он был круглым сиротой, сыном революционных деятелей, близким к народническим кругам, – на год моложе ее. В январе 1912 года Цветаева вышла за него замуж и в течение пяти-шести последующих лет была, вероятно, самой счастливой по сравнению со всеми предыдущими и всеми последующими годами
– В доме Волошина в Коктебеле,- вспоминает Е.Куклова, – я познакомилась и подружилась с Анастасией Ивановной Цветаевой. Мы встречались потом в течение нескольких лет, она слушала мои композиции, дарила свои книги: «Милым Лене и Боре Кукловым на добрую память о семье Цветаевых – в самом полном издании до сих пор. С пожеланием здоровья, продолжения счастливой семейной жизни – которая так редка! – и радости соприкасания с Марининым поздним творчеством – зрелым…Когда стих жар самоутверждения, настала пора кротости и печали, задумчивости над «искусством при свете совести» – совесть подымая над искусством. Какие строки написала б она теперь, будь она жива ?.. 7 апреля, Благовещение, 1984 г».
Памятник Марине Цветаевой на Петропавловском кладбище в Елабуге. Место памятника определено приблизительно, по воспоминаниям очевидцев.
– А как вы относитесь к тому, – не утерпел спросить я, – что Анастасия Ивановна в своей книге воспоминаний написала, будем говорить прямо, много неправды о последних днях жизни сестры и особенно – о своем племяннике Муре? Известно ведь, что Анна Саакянц, очень глубокий исследователь жизни и творчества М.Цветаевой, написала Анастасии Ивановне письмо, рекомендуя ей изменить воспоминания…
– Анастасия Ивановна мне об этом говорила так: «Это мои воспоминания, и события в них я описала так, как они мне виделись. Саакянц может писать то, что она считает соответствующим действительности, это ее право».
Свой рассказ Елена Куклова завершила так: «Признаюсь, трагические сентябрьские события в Нью-Йорке, свидетелем которых я поневоле оказалась, имеют для меня, помимо прочего, еще и какой-то фатальный смысл». Жизнь это подтвердила: безвременно ушел из жизни Борис Куклов.
Виталий Орлов
