Виталий Орлов
В 2016 году исполнилось 50 лет со дня смерти Анны Ахматовой.
Увидев афишу «Anna Akhmatova. The Heart is not Made of Stone» спектакля нью-йоркского театра Ensemble for the Romantic Century, человек, давно и безраздельно почитающий стихи Анны Андреевны Ахматовой, пройти мимо не может. И я не прошел. Честно говоря, особых для себя откровений в спектакле я не ждал, потому что, казалось, прочитал не только все ее стихи, но и все доступные источники, более или менее правдивые, рассказывающие о жизни и творчестве поэта. Понятие «доступные» относится также и к стихам, потому что мои сверстники хорошо помнят: даже при разных «оттепелях» купить книгу Ахматовой «Бег времени», впервые изданную в 1965 году после долгих лет измывательств над поэтом, было невозможно. И я поехал за ней из своего Харькова в Белгород, где мой друг Коля Ряполов работал в Областном радио и, благодаря своим связям, достал ее для меня. Эта книга оказалась последним прижизненным изданием Ахматовой – через год Анны Андреевны не стало.
Вот и сейчас, в Нью-Йорке, эта книга лежит передо мной, та самая, с портретом Ахматовой работы Модильяни на суперобложке.
Как заметил один литератор, к тому времени «хрущевская оттепель пока еще была жива. Точнее – еле жива», и потому посмертное издание вышло уже не скоро. Про него, про этот томик в черной обложке, Андрей Вознесенский в 1977 году писал:
Попробуйте купить Ахматову.
Вам букинисты объяснят,
Что черный том ее агатовый
Куда дороже, чем агат.
Но близилась перестройка, и появились сборники стихов и прозы Ахматовой, а в ежегоднике «День поэзии» – воспоминания о ее встрече в Париже в 1910 – 1912 годах с Амедео Модильяни. И наконец, в 1996 году в Харькове была издана книга Игоря Лосиевского «Анна всея Руси», о которой поэт Евгений Рейн, в 1960-е годы входивший в круг, как их называли, «ахматовских сирот» вместе с Иосифом Бродским, Дмитрием Бобышевым, Анатолием Найманом, написал, что это – «первое в нашей литературе научно-художественное жизнеописание Анны Ахматовой». Свою книгу Игорь Яковлевич подарил мне перед моим отъездом в 1997 году в Нью-Йорк.
Но оказалось, что и в Нью-Йорке моя «ахматовиана» не закончилась.
Стараясь освоить английский язык, я нашел в журнале «Нью-Йркер» статью о только что скончавшемся в Англии (1997) Исайе Берлине, известном философе, британском писателе, дипломате – человеке с российскими корнями.
Осенью 1945-го, после конца войны, будучи в Ленинграде, тридцатилетний сотрудник британского МИД Исайя Берлин (российский еврей, покинувший Российскую империю с родными еще ребенком в 1919-м) узнает, что знаменитая Анна Ахматова жива и находится в городе. Он дважды за день посещает ее дом — и во второй раз их беседа затягивается до утра. Во дворе ахматовского дома его громко разыскивает приятель — Рэндольф Черчилль, сын Уинстона Черчилля. Кое-кто наверняка уже осведомил кого надо, кто у кого находится, но присутствие Рэндольфа, да еще такое нескрываемое, подогревает ситуацию. Ахматова была уверена в том, что за дерзкую встречу она жестоко расплатилась постановлением ЦК партии августа 1946 года, в котором ее и Зощенко вычеркивали из реальности. Но она была уверена и в том, что результатом их встречи было установление железного занавеса — фултоновская речь Черчилля и реакция Сталина. Холодная война. Резкий поворот в мировой политике, в жизни народов, населяющих континенты. Но эта встреча повлияла на судьбу не только самой Ахматовой, но и ее сына Льва Гумилева.
В Нью-Йорке два замечательных художника подарили мне портреты Ахматовой: Семен Каплан – превосходную авторскую копию с известного портрета Юрия Анненкова, и Энгель Насибулин – побывавший здесь знаменитый питерский иллюстратор Пушкина.
В Нью-Йорке я познакомился с известным бывшим российским фотожурналистом Юрием Шаламовым. Я помнил его выдающиеся фотографии лучших советских спортсменов, но оказалось, что ему принадлежит и один из самых лучших фотопортретов Ахматовой, который он мне и презентовал. Еще один потрясающий фотопортрет Ахматовой работы старейшего российского фотографа Напельбаума я увидел совсем недавно, на выставке мастеров советской фотографии 20-30-х годов ХХ века в Еврейском музее Нью-Йорка.
Новая моя встреча с личностью великого поэта состоялась в нью-йоркском Камерном театре «Артистическая гостиная», когда появился спектакль «Анна и Амедео. История любви», основой для которого стала одноименная книга В.Носика, не отличающаяся, правда, хорошим вкусом.
И наконец, в Нью-Йорке побывал писатель, поэт, мемуарист, личный литературный секретарь Ахматовой Анатолий Найман, написавший «Рассказы о Анне Ахматовой» (1989), роман-интервью «Сэр» (2000) об Исайе Берлине и книгу «Роман с «Самоваром» (2006) об истории создания и работе русского культурного центра в США нью-йоркского ресторана «Русский самовар», владельцами которого вместе с нынешним хозяином Романом Капланом были Иосиф Бродский и Михаил Барышников. Встреча с Анатолием Генриховичем в ноябре 2008 года в «Русском самоваре» – это еще одна увлекательная история, достойная отдельного рассказа.
Мои публикации, так или иначе относившиеся к Анне Ахматовой, были замечены литераторами, и потому, когда в Нью-Йорке с частным визитом появилась директор Музея Ахматовой в Петербурге Нина Ивановна Попова, меня попросили сопровождать ее в Музей Еврейского наследия.
Возвращаюсь однако к спектаклю «Anna Akhmatova. The Heart is not Made of Stone», который в конце апреля 2016 года был показан в одном из залов БАМ. В основе этого спектакля события, относящиеся к встречам Анны Ахматовой и Исайи Берлина.
Сцена представляет собой просто часть пола зрительного зала, расчерченную краской на три секции. Одна секция – КГБ-шный офис, в нем находятся трое сотрудников карикатурного вида – женщина-офицер и двое мужчин, – назначенных следить абсолютно за всем, что делает Ахматова. На стене офиса портрет Николая II, плавно трансформирующийся по ходу спектакля в портреты Сталина и потом Хрущева. В правой секции диван, скупая мебель и стилизованное окно, перечеркнутое сухой веткой дерева, и на самом видном месте тот самый бесценный рисунок Модильяни – это гостиная в ленинградской квартире Ахматовой (актриса Эллен МакЛафлин), где Анна Андреевна живет вместе с сыном Львом (Томми Шрайдер) и где происходит ее встреча с Исайей Берлиным (Джереми Холм). В центре третьей секции белый рояль, и по ходу спектакля в ней появляются пианисты (Ева Вольф, Макс Баррос), скрипачка (Виктория Вольф Льюис) и виолончелист (Эндрью Дженсс), сопровождающие действие «живой» музыкой: камерными произведениями Рахманинова, Прокофьева и Шостаковича. Над сценой и на боковых стенах зала – три экрана, на которых показывают соответствующие происходящему кадры: петербургский пейзаж, заснеженная Россия, колючая проволока ГУЛАГа, куда угодил Лев Гумилев, похороны Сталина и т.д. Действие происходит также на одном из балконов зала – Лев пишет из заключения письма матери, которую он считает в определенной степени виновной в том, что его судьба оказалась такой трудной.
В
спектакле Исайя Берлин и Анна Ахматова встречаются еще раз в Лондоне в июне 1965 года, когда Ахматова приехала в Оксфордский университет в связи с присвоением ей звания почетного доктора – но уже не как близкие люди, а просто знакомые.
Спектакль, сценарий которого написала Ева Вульф, поставленный Дональдом Сандерсом, представляет собой, по сути, литературно-музыкальный концерт, в котором музыкальная часть представлена прекрасными музыкантами, а театральная – хорошими актерами. Что касается литературной части…Мне кажется, что драматизм ситуации, в первую очередь, состоит в том, что жизнь преследуемой режимом Ахматовой сложилась трагически не только как жены, матери, и даже не только как просто литератора, но прежде всего, как величайшего русского поэта.
А вот о величии Ахматовой как поэта американские зрители, думаю, представления не получили. Элен МакЛафлин читает стихи Ахматовой в таком переводе, что они, кажется, непонятны даже ей самой.
Судите сами: я сделал обратный перевод с английского на русский двух стихотворений из тех, что читает актриса.
Вот одна строфа из первого:
«Я не из тех волков, кто покинув свою страну,
Готов оторвать у нее конечности.
Их лесть не трогает меня.
Я не стану петь им свои песни».
Теперь оригинал:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
(Анна Ахматова, Anno domini, 1922)
Вот еще:
Раздался голос мне.
Он звал утешительно.
Он сказал «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда,
я смою черный стыд из твоего сердца…»
Спокойно и безучастно
я закрыла свои уши руками,
Так что мой скорбящий дух
не будет окрашен этими постыдными словами
(1918)
Оригинал:
Мне голос был. Он звал утешно.
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный.
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Кстати сказать, существует лучший перевод этого стихотворения, принадлежащий Глэдис Иванс
I heard the voice. It promised solace.
“Come here,” it seemed so softly call.
“Leave Russia, sinning, lost and graceless,
Leave your land, pray, for good and all.
I’ll cleanse your hands from blood that stains you,
And from your heart draw back black shame,
The hurts of failure, wrongs that pain you
I’ll veil with yet another name.”
With even calm deliberation
I raised my hands to stop my ears,
Lest that ignoble invitation
Defile a spirit lost in tears.
Тем не менее отношение американского Театра к поэтическому гению и трагической судьбе Ахматовой достойно уважения по меньшей мере тех, чей родной язык – русский…
Субботним утром 5 марта 1966 года в санатории в подмосковном Домодедово, куда ее направили на реабилитацию после очередного инфаркта, Анна Андреевна проснулась в прекрасном настроении. Шутила с сестрой, делавшей ей укол. Это был день смерти Сталина, умершего 13 лет тому назад, и близкие Анне Андреевне люди вспоминали, что вопреки христианскому обычаю она с радостью выпивала в этот день рюмку коньяка. Но это утро оказалось для нее последним на земле.
