Елена Бухарева

Взгляд на современный Нью-Йорк через призму творчества О’Генри

 

 

 

 

 

[quote style=”boxed”]Еще с детства в моем воображении образ Нью-Йорка складывался на основе новелл любимого писателя О’Генри (настоящее имя – Уильям Сидней Портер).  Под его ироничным и в то же время лирическим и тонким пером «Большое Яблоко» предстает необъятным, многогранным и неоднозначным явлением.

 


С одной стороны, «волчий город на Гудзоне», «острые и жесткие углы» которого готовы «сомкнуться вокруг сердца и мозга», населенный «странными людьми», «таинственными чужестранцами», где «приезжему человеку с непривычки страшновато».

«С другой стороны, «большой, красивый город… Багдад-над-Подземкой» полон неожиданностей и чудес, в нем какие-то волшебные джинны вытаскивают маленьких ньюйоркцев из передряг и обеспечивают им «хэппи энд». Ведь новеллы О’Генри, как правило, заканчиваются счастливо.

В одном нью-йоркском квартале больше поэзии, чем в двадцати усыпанных ромашками полянах», – пишет бывший провинциал О’Генри, проникнувшийся за 8 лет жизни в мегаполисе столь свойственным его жителям ньюйорко-центризмом. А ведь писатель до того поколесил по Штатам и повидал множество мест: Северная Каролина, Техас, Нью-Орлеан, Гондурас, Огайо, Питсбург. Недаром один из его героев отмечает: «Наиболее видной и особенной чертой ньюйоркца является любовь к Нью-Йорку. У большинства из них в голове Нью-Йорк. Они слышали о других местностях, как, например, Вако, Париж или Горячие Ключи, или Лондон, но они в них не верят. Они думают, что их город это – все!» («Нью-Йорк при свете костра»)

И когда я попала в Нью-Йорк, как говорится, живьём, то, гуляя по городу, сверяла свои впечатления с некой невидимой книгой, сложенной из многочисленных произведений О’Генри, посвященных этому огромному «нежному и ласковому зверю». Что изменило время, а что в нем осталось в неприкосновенности с той далекой эпохи?

«Нью-Йорк – город зевак… целое племя, очень своеобразное, состоящее, наподобие марсиан, единственно из глаз и средств передвижения» («Комедия любопытства»). Средств передвижения, конечно, стало неизмеримо больше, машин на улицах невероятное количество – всех марок и размеров. Насчет зевак – это изменилось: в Манхэттене, центре Нью-Йорка, за пределы которого О’Генри практически не выезжал, теперь большинство людей спешит по делу, не отвлекаясь на посторонние факторы. А глаза у них тоже такие разные: по цвету, разрезу, выражению. Ведь это самое «племя» жителей Нью-Йорка стало невероятно разнообразным в этническом отношении. Сегодня на улицах города – корейцы и японцы, индусы и китайцы, египтяне, гаитяне, евреи, кубинцы, пуэрториканцы, которые довольно уверенно себя тут чувствуют (торгуют овощами, продают газеты, наряжаются во всевозможные костюмы и предлагают с ними сфотографироваться, управляют желтенькими нью-йоркскими такси, правда, не всегда со знанием дела). В Нью-Йорке сегодня проживает приблизительно 400 национальностей, а население по разным данным около 8 млн. человек. Здесь сформировался некий многообразный и многокрасочный суперэтнос, прекрасно уживающийся вместе в «Большом Яблоке», где Чайна-таун мирно соседствует с Маленькой Италией, Брайтон-Бич –  польским Гринпойнтом и арабской Атлантик авеню.

«… на бирже в этот день были ураганы, обвалы и метели, землетрясения и извержения вулканов» («Роман биржевого маклера»). Эти «стихийные бедствия» на биржах мирового финансового центра Нью-Йорка бушуют и сегодня. Разве что покрой и фасон костюмов суетящихся на бирже финансовых игроков неузнаваемо изменился, компьютерами опять же вооружились. И называют их теперь не «маклерами», а «брокерами». Через стеклянную стену одного из офисных центров я увидела словно ожившие слова О’Генри: вулкан не вулкан, а пятибалльный шторм на море это напоминало. А ведь известно: штормит нью-йоркские биржи – жди в мире финансовой бури.

[quote style=”boxed”]Погрузившись в литературные воспоминания, я потеряла ощущение пространства и испугалась, что заблудилась. Стоп! Успокоила себя, заблудиться в центре Нью-Йорке практически невозможно: ходишь по квадратам и прямоугольникам, на которые разбит Манхэттен. 12 улиц, которые идут с севера на юг, называются «авеню», а те, что пересекают их с запада на восток – «стриты». Удобно! Жизнь героев новелл О’Генри проходила на пересечении этих стритов и авеню. «Художник, миллионер и автомобилист» Ирвинг Картер и продавщица Мэйзи договариваются о свидании на «углу Восьмой авеню и 49 улицы…» («Грошовый поклонник»).  Два заклятых врага из Кэмберленда, единственные оставшиеся в живых представители враждующих родов, мирятся после долгих лет непонимания и желания мести «на углу Бродвея, 5 авеню и 23 улицы» («Квадратура круга»). Они вдруг почувствовали себя родными и близкими в нью-йоркской толчее тысяч и тысяч чужих и таких далеких и равнодушных людей. Спешащий на свидание Ричард («Золото и любовь») попадает в неимоверную пробку там, «где Бродвей перекрещивается с Шестой авеню и 34-ой улицей».

В упомянутой новелле «Квадратура круга» О’Генри говорит, что все естественное движется кругами, а все искусственное, в том числе цивилизация – прямыми линиями: «Круглые глаза ребенка служат типичным примером невинности; прищуренные, суженные до прямой линии глаза кокетки свидетельствуют о вторжении Искусства». Вот вам, и цивилизация с ее прямыми линиями, авеню и стритами! А на одной из авеню вокруг отца-афроамериканца и белой мамы наматывал круг за кругом, издавая восторженные вопли, очаровательный мулатик. Он был очень естественным среди этих острых цивилизационных углов.

Пройдя не одну улицу и дойдя до Нижнего Манхэттена, ареала обитания О’Генри, понимаю, что многое выглядит совершенно так же, как в новеллах писателя, несмотря на соседство небоскребов: кирпичные дома в несколько этажей, во дворах небольшие палисадники, ступеньки перед парадной дверью. Бросаются в глаза пожарные лестницы на фасадах, выкрашенные, наверное, уже в наше время в светлый цвет: «… на улице звонко распевали дети…их родители сидели на порогах и крылечках, покуривая и болтая на досуге. Как это ни странно, пожарные лестницы давали приют влюбленным парочкам, которые раздували начинающийся пожар, вместо того, чтобы потушить его в самом начале» («Один час полной жизни»). Говорят, что как во времена О’Генри, так и сегодня эти лестницы – предмет живейшей тревоги нью-йоркской полиции, поскольку по ним можно легко забраться на любой этаж. Но разве можно представить без них этот чудесный уголок старого Нью-Йорка?

 

 

В «Романе биржевого маклера» О’Генри описывает «маленькую церковь за углом», в которой обвенчались герои новеллы Гарви и Лесли. Сегодня это тихое, спокойное место на пересечении 5-ой авеню и 29 улицы, а «маленькая церковь за углом» (церковь Преображения – кстати, не такая уж маленькая!) превосходит другие церкви города по количеству венчаний. Находясь в церкви, я почувствовала волнение, ведь именно тут в 1910 году прощались с О’Генри. Именно тут произошла последняя невероятная история, связанная с писателем. На одно время по ошибке было назначено два обряда: отпевание О’Генри и… свадьба. Вот уж точно – финал в духе историй из моего заветного виртуального томика… А церковь осталась прежней только внешне. Как пишет Петр Вайль («Гений места»), «то, что теперь правая часть красно-коричневого храма отдана корейско-американской епископальной церкви, — удивило бы: в его нью-йоркских рассказах разместились ирландцы, итальянцы, евреи, но азиаты в то время селились на западе, в Калифорнии».

 

[quote style=”boxed”]На страницах моей воображаемой книги часто упоминается Флэтайрон (так называемый «Дом-Утюг»).  «Вы свалились с небоскреба «Утюг», причем два раза», – говорит аптекарь посетителю, попросившему посмотреть его ушибы. («Персики»). В новелле «Квадратура круга» у подножия «Дома-Утюга» два заклятых врага, собиравшихся довести вендетту до конца, «просто пожали друг другу руки». Молодой архитектор («Мишурный блеск») «считал архитектуру настоящим искусством и был искренне убежден, – хотя не рискнул бы заявить об этом в Нью-Йорке, – что небоскреб «Утюг» по своим архитектурным формам уступает Миланскому собору». Сегодня и ньюйоркцы, и туристы очень любят это творение архитектора Дэниэла Бернхэма, находящееся на пересечении Бродвея, 5-ой авеню и 23 улицы. Наверное, нет такого туриста, который не «сфоткался» бы с белозубой улыбкой на фоне «Утюга». Там постоянно стоит очередь желающих запечатлеться. Подозреваю, что этих желающих не на много меньше было и во времена О’Генри. Вот только аппараты были громоздкими и вспышки магниевые сверкали – не чета теперешним «флешам».

Рядом с Флэтайроном  – Мэдисон-сквер парк. Из своей воображаемой книги я знала, что здесь обитают люди без места жительства: «Желтый лист упал на колени Сопи. То была визитная карточка Деда Мороза; этот старик добр к постоянным обитателям Мэдисон-сквера и честно предупреждает их о своем близком приходе» («Фараон и хорал»).  Я увидела очень людное место, без людей, похожих на Сопи, в основном это туристы, рекламные агенты, спешащие ньюйоркцы. Впрочем, как и в любом месте Нью-Йорка, здесь можно увидеть просящих милостыню. А в упомянутом «Гении места» Петр Вайль утверждает, что бомжи в Мэдисон-сквере по-прежнему бывают и, как Сопи, используют для утепления газеты, подкладывая их под одежду. Мне таковых увидеть не повезло (или повезло не увидеть, не знаю). Увидела и не названную «по имени» в «Фараоне и хорале» церковь – храм Св. Креста на углу 21-й стрит и Парк авеню.

А вот известный парк Вашингтон-сквер. К западу от него, в богемных кварталах Гринвич-Вилледж, обитала маленькая, смертельно больная туберкулезом девушка из трогательного рассказа «Последний лист». Она внушила себе, что умрет, когда холодный осенний ветер сорвет последний листок со старого плюща на стенке напротив ее окна. И тогда ее сосед, старый неудачливый художник, создал шедевр, о котором мечтал всю жизнь, – ночью, под дождем, нарисовал лист на месте упавшего. Совсем как настоящий, «тёмно-зелёный у стебелька, но тронутый по зубчатым краям желтизной тления и распада». Умирающая девушка, глядя на стойкий и не желающий падать листок, решила: буду жить, не стану сдаваться! И выжила. А старый художник умер от воспаления легких. В парке и сегодня присутствует волшебная сила искусства. Вокруг красавца-фонтана собирается рекордное в Нью-Йорке количество уличных музыкантов со своей многочисленной армией поклонников.

Одна из самых, наверное, известных новелл О’Генри «Дары волхвов» была написана в «Таверне Пита». Сегодня это заведение очень популярно. Все детали интерьера напоминают о временах, когда О’Генри писал свои истории: черная дощечка «Как прожить на 15 долларов в неделю» (сегодня столько стоит фирменная маечка с логотипом таверны), на стенах в рамочках страницы из газет с рассказами писателя, в кабинке – его любимый столик в первой будке. Там нет окна, она почти изолирована от зала, ничто не отвлекало великого писателя от работы. Ведь по контракту с газетой он должен был выдавать как минимум один рассказ в неделю о Нью-Йорке. О’Генри утверждал, что в работе ему очень помогает хороший шотландский виски – и выпивал изрядные порции любимого напитка, смешивая его с имбирным лимонадом или апельсиновым соком. В результате умер в 48 лет от цирроза печени. Посещали Таверну Брюс Уиллис, Натали Портман, Джонни Депп, Том Круз, Брэд Питт, Анджелина Джоли, о чем свидетельствуют множественные фото на стенах. Неподалеку отсюда, сидя на скамейке в Юнион-сквере, «три мушкетера» составляли заговор, как завладеть долларом, имевшимся у миссис Питерс, жены Д’Артаньяна, их вожака». Понятно, зачем им нужен был «целый, настоящий, имеющий законное хождение доллар», – для того, чтобы опрокинуть по стаканчику (“Предвестник весны”).

Во многих историях воображаемой сводной книги «О’Генри о Нью-Йорке» есть страна чудес – парк Кони-Айленд – единственная место в Нью-Йорке кроме Манхэттена, которое часто упоминает писатель. Мисс Дорн постоянно говорит с гордостью: «…  в тире от моих выстрелов упали девять уток и один кролик из десяти». («Комната на чердаке»). А героиня новеллы «Золото и любовь» при своей бедности только «два раза была в Кони-Айленде и каталась на карусели», чем, впрочем, и горда неимоверно. Верный друг из рассказа «Линии судьбы» готов потратить последние центы на горки, колесо, да еще «запах жареной кукурузы», чтобы поднять настроение товарищу, попавшему в беду. Герой другой истории вспоминает свое посещение парка: «Было очень красиво. Вавилонские башни и висячие сады на крышах горели тысячами электрических огней, а улицы были полны народа…Правду говорят, что Кони равняет людей всех положений. Я видел миллионеров, лузгающих кукурузу и толкущихся среди народа. Я видел приказчиков из магазина готового платья, получающих восемь долларов в месяц, в красных автомобилях, ссорящихся теперь из-за того, кто нажмет гудок, когда доедут до поворота». В новелле «Грошовый поклонник» парк развлечений, выступающий средоточием всех чудес света в миниатюре, озадачивает читателя совершенно неожиданной развязкой (что характерно для новелл О’Генри).

[quote style=”boxed”]Простой продавщице Мэйзи сделал предложение богатый человек: «Мы забудем о всяких делах и работе, и жизнь станет для нас нескончаемым праздником…Я увезу вас в город, где множество великолепных старинных дворцов и башен и повсюду изумительные картины и статуи. Там вместо улиц каналы, люди разъезжают…».  Девушка перебила его: «Знаю, в гондолах». А утром сказала подруге: «Я дала ему отставку… Он предложил мне выйти за него замуж и, вместо свадебного путешествия, прокатиться с ним на Кони – Айленд»…

Персонажи моей воображаемой книги (жители Нью-Йорка времен О’Генри) даже и представить не  могли что-либо лучше парка Кони-Айленд,  для них он – предел мечтаний, рай на земле! К сожалению, аттракцион «Страна грез», куда, как подумала Мейзи, приглашал ее кавалер, сгорел в 1911 году. О.Генри этого уже не видел. Сегодня жители города не считают парк пределом мечтаний (что и понятно при наличии суперсовременной индустрии развлечений), но на Кони-Айленд большое количество аттракционов, масса детворы. Желающие отдохнуть, могут прийти на широкий пляж, растянувшийся вдоль Атлантического океана на 4 км, а набережная приведет посетителей к аквариуму Нью-Йорка. А вот известная закусочная Nathan’s Famous, где проводятся всемирные чемпионаты по поеданию хот-догов, появилась уже в 1916 году, после смерти писателя.

 

Незаметно пролетел день. А вечером нужно обязательно побывать на Бродвее, о котором я тоже читала на страничках своей воображаемой книги.  Тауэрс Чендлер («Мишурный блеск»), оказавшись среди «блеска и шика» Бродвея… заболел: в него вселилось «бешенство суеты и тщеславия, бацилла хвастовства, чума дешевенького позерства».  «Улицы, как всегда в этот час, были залиты потоками людей. Электрические огни на Бродвее сияли, привлекая из темноты ночных бабочек; они прилетели сюда за десятки, за сотни миль, чтобы научиться обжигать себе крылья… Манхэттен, ночной кактус, начинал раскрывать свои мертвенно-белые, с тяжелым запахом лепестки» («Неоконченный рассказ»). Действительно, такого количества людей и света неоновых огней в одном месте я нигде не видела.  Казалось, «племя зевак», населяющее город, с наступлением вечера готово к очередному бродвейскому шоу. «Эти фанатики любопытства, словно мухи, целым роем слетаются на место всякого необычного происшествия и, затаив дыхание, проталкиваются как можно ближе» («Комедия любопытства»).  Оказавшись в толпе «зевак», я не чувствовала никакой тревоги, помня слова героя одной из новелл, который утверждает: «…если говорить о нашей столице, то надо заметить, что одна из величайших отличительных черт ее – это прекрасная полицейская часть, с которой никакая другая полиция в мире не может сравниться» («Своеобразная гордость»).

 

Наблюдая за дежурством на Бродвее конной полиции, я понимала значимость этих слов. Полицейские подъезжают к людям, рассказывают о своих помощниках (лошадках), разрешают их гладить. Но в тоже время, как быстро они реагируют на происшествия! А если в городе вы обратитесь к полицейскому, будьте уверенны, он всегда вам поможет, и сделает это с большой доброжелательностью.

[quote style=”boxed”]Невольно ловлю себя на мысли, что много о Нью-Йорке я узнала из своей воображаемой книги, несмотря на то, что писал ее автор, так сказать, с натуры, больше полутора веков тому назад. Многое изменилось, но многое осталось узнаваемым и сегодня.  И я подумала, как хорошо, что они – человек и город – однажды встретились. Первый биограф писателя Альфонсо Смит говорил: «Если когда-либо в американской литературе произошла встреча человека с местом – это когда О’Генри впервые прошел улицами Нью-Йорка». Человек и Город однажды    встретились и приняли друг друга, такими, какими они есть.  Эта встреча стала судьбоносной: Человек стал Гением литературы, известнейшим Писателем, а Город получил замечательного летописца.

Я благодарна О’Генри за знакомство с одним из самых интересных городов мира. А Нью -Йорку «спасибо» за то, что помог мне, филологу, преподавателю мировой литературы, осознать, я бы сказала – почувствовать особенности новелл писателя. Блуждая улицами Нью-Йорка, ощущала себя его частичкой. Разве не так и с новеллами О’Генри: их порой обыденный, порой яркий и сказочный мир незаметно затягивал, делал меня частью сюжета. Проходя одни и те же места в городе, каждый раз видела их по-разному и понимала, что, перечитывая новеллы, так же все время находила что-то новое: при первом прочтении меня захватывал сюжет, типичная авторская развязка с сюрпризом, при следующих – погружалась в яркий, насыщенный всевозможными тропами, различными фигурами речи язык, в необычный стиль писателя. Как яркая, непредсказуемая жизнь города поражала воображение, так и увлекало соседство, казалось бы, несовместимого в новеллах.  Думаю, что в Нью-Йорке нельзя прожить без здравого смысла и хорошего юмора. Без этого не могу представить и новеллы О’Генри.

P.S. «Советую посмотреть» – экранизации по теме:

«Вождь краснокожих и другие…» (1952) – кинолента была снята пятью режиссерами по пяти рассказам О. Генри: «Фараон и хорал», «Трубный глас», «Вождь краснокожих», «Последний лист», «Дары волхвов» (в эпизодической роли – Мэрилин Монро).

«Деловые люди» (1962) – трилогия Леонида Гайдая по рассказам «Дороги, которые мы выбираем», «Родственные души», «Вождь краснокожих» (актеры: Юрий Никулин, Георгий Вицин, Георгий Милляр, Ростислав Плятт).

«Джентльмены, которым не повезло» (1977) – прекрасное воплощение на экране рассказов «В антракте», «Без вымысла», «Негодное правило», «Предвестник весны», «Фараон и хорал», «Дебют Тильди».

«Безжалостные люди» (1986) – история похищения жены миллионера с очень неожиданным финалом, поставленная режиссерами Джими Абрахамом, Дэвидом и Джаджем Цукенами.

«Встреча под дождем» (2004) – экранизация рассказа О’Генри индийским режиссером Ритупарно Гошем

«Две пары и одиночество» (1984) – режиссер Тынис Каск, драма

«Не буду гангстером, дорогая» (1978) –  события в телефильме, снятом по мотивам  рассказов О’Генри  «Персики», «Дары волхвов», «Фараон и хорал», «Русские соболя» , разворачиваются в Америке в начале ХХ века

«Коловращение жизни» (1958) – короткометражный филь режиссера Иосифа Шапиро по одноименному рассказу О’Генри.

В материале использованы фотографии Елены Бухаревой  и Татьяны Бородиной.

Любая перепечатка текста или использование авторских фотографий возможны только с письменного разрешения автора проекта.