Литературные пятницы
Александр Вишневецкий
Красивая китайская легенда о происхождении магнолии рассказывает, что когда-то, давным-давно, разбойники напали на мирное поселение, перебили всех мужчин, детей, стариков, уничтожили все посевы, увели весь скот, забрали 100 самых прекрасных девушек, связали их и держали на площади, убивая в день по одной девушке. Последняя девушка перед смертью кинулась на мёртвые тела подруг, лежащих на земле, и стала громко просить землю не дать молодым и прекрасным телам исчезнуть навсегда. Утром разбойники увидели лишь прекрасное дерево с готовыми распуститься розовыми цветами. Разозлённые, они срубили дерево и раскидали части растения по степи. Но там, где падал кусок дерева, вырастало новое, усыпанное сотней красивых, распускающихся каждую весну цветов. Этим деревом и была магнолия.
Но есть и другая японская легенда: цветы своим происхождением обязаны девушке Кейко. Чтобы прокормить себя, она трудилась день и ночь, делая и продавая белые бумажные цветы, которые стоили очень дёшево. Но однажды она подружилась с мудрым попугаем, который научил её оживлять цветы. Для этого нужно было каждый цветок окропить каплей своей крови, но нельзя было отдавать последнюю каплю крови. С тех пор девушка жила в достатке и ни в чём не нуждалась. Вскоре она вышла замуж, но муж оказался алчным и жадным человеком. Он заставлял бедняжку Кейко работать всё больше и больше. Однажды настал тот момент, когда девушке пришлось оживить цветок последней каплей крови, и она умерла. Этот сделанный её руками цветок, окрашенный каплей алой крови, и считают японцы прекрасной душистой магнолией.
В действительности название растения произошло от имени ботаника Пьера Маньоля. Так в честь своего друга назвал его Шарль Плюмье, нашедший этот цветок в одной из экспедиций в Америку. В русском языке растение так и называлось – маньолия, но постепенно преобразовалось в более лёгкое и привычное для произношения – магнолия.
Времена года в пригородах Нью-Йорка имеют свои особые оттенки. Весна же для Ашаса и мамы всегда была окрашена оттенками цветения магнолий, ветви которых ласкали окна загородного дома. Их деревья, разбросанные по территории городка вперемешку c вишнёвыми, украшали цветами воздушное пространство, наклоняя ветви к земле. Но быстротечная весна Нью-Джерси с её коротким периодом цветения огорчала наших героев, не давая возможности в полной мере насладиться оживающей и вскоре затухающей красотой. Из года в год они пытались оставить хоть незначительный след прекрасного, фотографируя ветви и лепестки магнолий, бутоны, слегка приоткрытые и распустившиеся, потихоньку скручивающиеся и опадающие на клумбы, покрывая их магнолиевым ковром. Годы протекали, цветения магнолий сменяли друг друга, короткие и более продолжительные, а незабываемые картины пережитого оставались в памяти, будоража и зазывая своей неповторимой розовато-фиолетовой красотой. Ветви магнолий в памяти Ашаса днём серебрились, подсвеченные ярким весенним солнцем, а вечером золотились, освещённые мудрыми горящими фонарями. Ашас не сомневался, что эта истинная красота природы рано или поздно будет отражена в двух картинах – дневных и вечерних магнолий, преломившихся в рождённую им зависимую красоту, которой он подсознательно решил посвятить своё творчество.
Возвращение домой Ашас решил отметить работой над картинами «Ночная магнолия» и «Дневная магнолия».
Ночная интерпретация продвигалась легко, без особого напряжения, картина отличалась простотой сюжета. Разнообразные по форме и размерам, закрытые и распустившиеся магнолии размещались на буро-золотых ветках, начинали потихоньку вырисовываться под плотно наложенными слоями краски, а волнистый темно-фиолетовый фон подчёркивал объёмность картины и придавал ей необходимую динамику. В лучах восходящего или заходящего солнца, пробивающихся сквозь занавески на окнах мастерской и ласкающих поверхность картины, волны краски начинали поблёскивать, словно миниатюрные гребешки морских волн. Картина оживала, ветви и бутоны магнолий приходили в движение.
«Дневная магнолия» на бирюзовом фоне с золотистыми ветвями дерева и слегка изменённым расположением бутонов составила гармоничный художественный дует ночной «сестре».
Постепенно приходило чувство удовлетворения. Было понятно, что картины получаются и ждут своего завершения, трансформируясь в нечто интересное, необычное, с ранее не встречающейся динамической объёмной трактовкой. Рельефная поверхность фона картин переливалась, световые волны перетекали по ней, создавая лёгкую вибрацию.
Мама одобрительно посматривала издалека, молча отмечая новизну и оригинальность воплощения того, что красовалось за окнами и вскоре должно было исчезнуть по крайней мере на год – до следующей весны. Деревья на ветру раскачивали своими ветвями, магнолии стали медленно раскрывать свои бутоны, наклоняя лепестки в разные стороны, исполняя музыкальные и визуальные вариации весенней поры. Всё постепенно сливалось в единую гармонию жизни и творчества.
Мама наслаждалась происходящим, на её глазах рождался художник, способный создать новую красоту, рисующий оригинально, ярко, трёхмерно. Она старалась провести параллель с другими художниками, и ей казалось, что в картинах Ашаса появляется что-то необычное, ждущее анализа и определения.
Ашас присел на соседний диван, посматривая на свою работу на расстоянии. Мама лежала рядом с приготовленной стопкой книг и включённым компьютером. Оба были предрасположены к предстоящей беседе. Маме хотелось поделиться с Ашасом своими мыслями, как в старые добрые времена, когда он только начинал свой путь познания живописи. Сегодня же он – сформировавшийся художник, которого, судя по всему, ждёт большое будущее. Она заметила:
– Мне так приятно наблюдать за процессом твоей работы. Здесь, в нашей мастерской, мы поменялись местами. Сегодня ты пишешь картины, а я читаю и наблюдаю, и в этом для меня заключается творческая мудрость жизни. Мне кажется, что ты прогрессируешь очень быстро, идя по тернистой дороге творчества. Мне хочется, насколько это возможно, помочь тебе, к тому же сегодня у нас есть всё необходимое для этого.
Я наметила несколько краеугольных философских тем, на которых, с моей точки зрения, нам стоит остановиться: красота и прекрасное, творчество и свобода и, наконец, состояние современного искусства. Мы не сможем докопаться до всех философских глубин, скорее всего, лишь ретроспективно затронем их, но, тем не менее, это не должно останавливать. Давай, дорогой, попытаемся проследить, как менялись представления о красоте с древних времён до наших дней.
Понятия красоты и прекрасного в эстетике часто являются синонимами, её исходными категориями. Люди с давних времён замечали, что их привлекает, а часто и завораживает то, что касается понятия красоты. Что же является красотой и в чём заключается её сила и её влияние на человека?
Тайна красоты интриговала тем, что до конца неизвестна её природа. Очевидно, что представления о красоте и прекрасном являются динамическими эстетическими оценками, подверженными историческим изменениям. Поэтому процесс определения «новой» красоты на каждом историческом этапе является революционным процессом творческой деятельности человека, а связь эстетики о прекрасном с творчеством и, в частности, с искусством не вызывает сомнения. Нам же с тобой стоит совершить краткий философско-исторический экскурс и проследить развитие философской мысли о красоте, начиная с древних времён.
Так, античные философы видели источники прекрасного в космосе, и в греческом языке «космос» означает не только порядок, но и красоту. Древнегреческий философ и математик Фалес из Милета (Малая Азия), представитель ионической натурфилософии и основатель милетской (ионийской) школы, с которой начинается история европейской науки, утверждал, что космос прекрасен, как «творение бога». Гераклит Эфесский в словах о «прекраснейшем космосе» подразумевает господствующую гармонию, уравновешенное состояние. Пифагорейцы видели красоту в числовой пропорции, Диоген – в равновесии, Демокрит – в равенстве. Лишь Сократ смог переместить понятие прекрасного в рассмотрение человеческого аспекта, связав его с целесообразностью и полезностью. Для Сократа человек является мерой всех вещей, здесь он имеет в виду мыслящего человека, ум которого хранит связи со своим божественным началом.
Важно отметить, что у Платона мы наблюдаем первые попытки определить красоту и прекрасное как категорию, т. е. универсальное эстетическое понятие.
В то же время Аристотель, будучи далёким от субъективизма, подчёркивал, что должно быть единым «прекрасное и бытие прекрасного», утверждая, что нравственное совершенство человека лишь даёт возможность постичь объективное прекрасное.
Согласно Плотину, красота пронизывает Вселенную, весь Универсум, являясь показателем развития его составляющих. Чем выше уровень жизни, тем выше степень красоты. В связи с этим, Плотин разработал иерархию красоты, начиная с Разума и Души мира, исходящих от Бога, а дальше – красота человеческой души, знания и добродетели. Лишь после – красота, воспринимаемая чувствами, видимая красота материального мира и произведения искусства. Концепция красоты Плотина повлияли на раннюю христианскую философскую мысль, особенно на св. Августина. С этой исторической личностью мы будем неоднократно встречаться в наших рассуждениях, его философские мысли не только опередили время, вышли за рамки времени, стали универсальными. Он рассматривал вопросы взаимосвязи красоты и творческой свободы.
Если в западной философии прекрасное было связано с материальным и духовным мирами, то в восточной философии объективную ценность имела «абсолютная красота», а в природе и искусстве прекрасное приобретало субъективные оттенки. Так, в византийской эстетике наблюдался подъем психологического аспекта прекрасного, функция, влияющая на внутреннее состояние человека как средство для постижения «абсолютной красоты».
Василий Великий считал свет более общей духовной категорией, чем прекрасное, и эстетическая теория света оказала большое влияние на византийскую и древнерусскую художественную мысль. Несмотря на то, что в древнерусской живописи нет прямого источника света, бытует мнение, что существовали три источника света. Прежде всего, «золотая система», заключающаяся в эффекте золотых фонов на искривлённых поверхностях, когда золотые кубики смальты на вогнутых поверхностях превращаются в магическое сияние, и, как бы ни был расположен свет, изображённая фигура всегда была окутана сиянием. Далее – особые приёмы моделирования и особая экспрессия изображений святых и, наконец, светоносность красок, усиленная мозаичным блеском и смальтой.
Николай Бердяев писал: «Понять природу искусства, с его классической завершённостью и романтической устремлённостью, лучше всего можно в Италии, в священной стране творчества и красоты, интуитивным вникновением в Возрождение раннее и позднее. Великое итальянское Возрождение безмерно сложнее, чем принято о нём думать. В Возрождении был небывалый подъём человеческого творчества, проблема творчества восстаёт с небывалой остротой. В Возрождении пытался человек вернуться к античным истокам творчества, к тому творческому питанию, которое не иссякает в Греции и в Риме. Но ошибочно было бы думать, что итальянское Возрождение было языческим… В творческом подъёме Возрождения совершилось небывалое ещё по силе столкновение языческих и христианских начал человеческой природы. В этом мировое и вечное значение Возрождения… На всём творчестве Возрождения лежит печать бурного столкновения противоположных начал, вечной борьбы христианской трансцендентности и языческой имманентности, романтической незавершённости и классической завершённости».
Мама перевела дух и заметила:
– Очевидно, стоит передохнуть и отложить продолжение разговора на завтра. Мы потихоньку подошли к важному этапу – эстетике Возрождения, продолжающей традиции античности, когда понятие красоты отождествлялось с моральным и справедливым. Что ж, начало положено, и я удовлетворена. Спасибо тебе большое за внимание, а теперь мне стоит передохнуть.
Мама поднялась наверх, и Ашас вернулся к работе над картиной. Мысли о красоте и прекрасном продолжали кружить в мастерской, вибрируя музыкой маминого голоса. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь оконные занавески, стали ласкать поверхности полотен с магнолиями и играть свою мелодию на волнах краски. Это приводило их в мистическое движение, ветви и бутоны магнолий отзывались магическим танцем в такт своим собратьям во дворе, соединяя творение человеческих рук и природы в единое целое. Ашас приостановил работу, замер в оцепенении, восторгаясь творческим чудом, тем, что вот только возникло и через несколько минут исчезнет, оставив в памяти неизгладимый след мгновений прекрасного.
Книга “Звуки будущего” посвящена философским темам: красота и прекрасное, творчество и свобода, – и их непосредственной связи с современным искусством. Герои книги – молодой художник, Ашас, и его мама, в недавнем прошлом талантливая художница, пытаются в своих домашних беседах найти ответы на насущные проблемы творческого процесса художников.