Виталий Орлов
Не правда ли, в канут Нового Года часто вспоминается старая, но всем хорошо известная милая песенка “Пять минут” из кинофильма “Карнавальная ночь”, в исполнении Людмилы Гурченко.
[box][quote]12 ноября 2015 года легендарной актрисе Людмиле Марковне Гурченко исполнилось бы 80 лет. В свое время талант ее был недооценен, а творческий потенциал остался нераскрытым и наполовину. Ее называли русской Лайзой Минелли, но при всей лестности этого сравнения с американской суперзвездой, она всегда была Людмилой Гурченко. В июле 1999-го или 2000-го года (увы, запамятовал) у нее в нью-йоркском Tribeca Center был концерт «Бенефис» – по названию знаменитого музыкального фильма Евгения Гинзбурга, посвященного актрисе. Перед концертом в Нью-Йорке, мне удалось взять у нее интервью. И мне показалось уместным опубликовать его сейчас, когда отмечается ее юбилей. В интервью я ничего не изменил, только немного его сократил. В конце интервью я спросил у Людмилы Марковны: «Люся, как скоро мы увидим тебя здесь снова?». Нет, к сожалению, увидеться нам с ней больше не случилось.[/quote][/box]
«КОГДА МЫ БЫЛИ МОЛОДЫМИ И ЧУШЬ ПРЕКРАСНУЮ НЕСЛИ…»
Зимой 1959 года нас, нескольких десятиклассников, вызвали в учительскую. Особенно перепугались девчонки, но и ребята немного волновались – за хорошее в учительскую не позовут. Нас встретила почему-то растерянная старшая пионервожатая.
– Сейчас все – во Дворец пионеров! – сказала она приказным тоном, – там дочка Лели Гурченко выступает.
Долго уговаривать нас не надо было. Мы все хорошо знали Лелю и Марка Гурченко, все наше послевоенное детство, да и юность тоже, так или иначе проходили при их участии. В те годы, как и во многих других городах, в Харькове молодежь веселилась чаще всего в ЦПКиО. Собирались большими компаниями, в пионерских галстуках или с комсомольскими значками, и шли в «парк Горького», у входа в который на цементном диванчике сидел пожилой дедушка Ленин, рассказывавший стройному юноше Сталину куда вести народ. Сначала стояли в очереди за мороженым, потом, недолго поглазев на танцующих на танцплощадке, шли на аттракционы – качели и карусели. Однако веселиться неорганизованно было нельзя, да мы и не умели. Поэтому постепенно стекались к площадке, где распоряжался массовик- затейник. Им была очень энергичная, веселая и немножко более, чем было необходимо, шумная женщина. Она была неистощимым источником всевозможных забав, шарад, присказок, умела вовлечь в затеваемые игры всех, даже тех, кто скептически относился к развлечениям типа «два притопа – три прихлопа». Это была Леля Гурченко. Обычно ей помогал ее муж Марк, который играл на аккордеоне, играл хорошо, но так рьяно, что иногда казалось: растянул свой инструмент и больше никогда уже не сможет вернуть его в первоначальный вид. Иногда с ними приходила тоненькая девочка в школьной форме, их дочка Люся, которая азартно играла вместе со всеми нами.
«Гвоздем» программы обычно была музыкальная викторина. Марк исполнял какое-нибудь произведение, а Леля строгим голосом требовала угадать, что это было. Если сразу не могли ответить, Марк, стараясь, чтобы его не слышала жена, громким шепотом подсказывал тем, кто стоял поближе к нему, правильный ответ. Леля сердилась на него, все заканчивалось легкой перебранкой, не исключено, что разыгранной, но всем было очень весело…
[box][quote]Итак, мы во Дворце пионеров. Зрительный зал переполнен, там не только школьники, но и пионервожатые, учителя, педагоги Дворца. На сцене – стройная, изящная, коротко подстриженная Люся Гурченко в красивом черном бархатном платье. Она рассказывает о своих самых первых, в буквальном смысле слова, шагах на сцене, о том, как она учится, о том, что, зная ее склонность к комедийному жанру, ее учителя тем не менее предлагали ей почему-то серьезные, трагические роли. Люся волновалась, а рядом с ней сияло счастьем лицо ее мамы. Вечером весь Харьков был у малюсеньких экранов своих телевизоров КВН. Люся выступала по местному телевидению: в сопровождении какой-то неумелой пианистки пела песни, не вошедшие в «Карнавальную ночь», которую к тому времени мы уже по нескольку раз видели и распевали «легальные» песни из фильма…[/quote][/box]
И вот с тех пор прошло ни много, ни мало – 40 лет. Поменялось все: история, география, даже моя физика… Но воспоминания юности живы!
– Люся, надеюсь, что после этих воспоминаний обращение на «ты» не покажется фамильярным? Все так и было? Ведь нам очень нравилась «Карнавальная ночь», мы были влюблены в Леночку Крылову, но никак не могли взять в толк, что актриса, игравшая эту роль, и наша Люська – это та же самая девочка…
– Так и было. Мама недавно, в мае, умерла…Эти воспоминания дороги и для меня. Не все оказалось правдой, но тогда мы были исренними, честными и преданными: семье, друзьям, родине, наконец. Пообещать и забыть – это невозможно было себе представить. Может быть, поэтому самые большие страдания потом были от предательства.
– В Харькове, откуда я эмигрировал два года назад, я собрал довольно много статей о тебе из разных газет и журналов, несколько разных изданий твоей книги «Мое взрослое детство», фотографии, конечно, все пластинки, звукозаписи всех музыкальных фильмов и т.д. Очень многое из любимых книг, пластинок, картин мне пришлось оставить в Харькове, но твою книгу и книгу Валерия Кичина о тебе я привез с собой среди самых дорогих для меня. Кстати, как ты относишься к этой книге?
– Книга написана, кажется, в 1987 году. В ней все правда, но не вся правда. Она помогла мне взглянуть на себя со стороны, трезво оценить причины своих успехов и провалов. Жаль, конечно, только, что появилась она через 30 лет после «Карнавальной ночи»…
– Видит Бог, я любил и верил в тебя всегда, с первых шагов в кино и до сегодняшнего дня, даже тогда, когда в трудное для тебя время «доброжелатели» открыто издевались над тобой. Сейчас многие могут сказать то же самое, но я далек от богемных кругов (пока ты стала кинозвездой, я стал физиком), и мне не за чем кривить душой. Я понимал, что данные от природы музыкальный талант и чувство современной пластики и ритма могли бы сделать тебя звездой прежде всего музыкального театра (слова «мюзикл» я тогда не знал). Но если это видел я, дилетант, то неужели этого никто не видел из профессионалов?
– Видели, конечно. В театре режиссер, как правило, заинтересован в творческом росте актеров. А кто поможет молодому актеру в кино? Пока я собирала осколки после обрушившейся на меня славы, кинорежиссеры и кинокритики блуждали уже по другим галактикам в поисках новых звезд.
В харьковской газете «Красное знамя» за 1957 год земляк -журналист ликовал: «Еще недавно Людмила Гурченко была ученицей 6-й средней школы. Она часто сидела в этом же зале Дворца пионеров, с волнением слушала выступления артистов и думала, что, наверное, очень трудно быть настоящей артисткой. Она сама любила петь, танцевать, играть на рояле, аккордеоне. Девочка училась в музыкальной школе. И когда перед нею встал вопрос «кем быть?», у нее готов был твердый ответ – «артисткой». Но вскоре после того самого выступления по харьковскому телевидению, когда у нее один за другим было несколько неудачных, по масштабам «Карнавальной ночи», фильмов, родной город ее не поддержал в трудное для нее время.
– Это была большая обида, и очень долго после этого я туда не приезжала.
– Мне писали друзья, что ты недавно выступала в Харькове, и успешно…
[box][quote]– Да, но теперь это уже совсем другой город, и, в большинстве своем, другие люди. Мои люди почти все уже здесь. Я хорошо помню тех людей в моей жизни, кто хотел что-то дать, а не взять, тех, от которых я узнавала о себе то, о чем сама и не догадывалась. Таким, одним из немногих, был Марк Бернес. Он говорил: «Ты сможешь! Ты будешь!» Он так меня уважал и так верил в меня! А мне было 21 или 22 года. «Зеленая ты еще, дура, но ты должна сделать то-то и то-то, в тебе есть вот это и это… Убери ужимки, прыжки, убери свое провинциальное, харьковское, я сам тоже оттуда, но вот убрал …» То есть, он мне говорил какие-то вещи грубые, обидные, но точные, и эта грубость, если она сказана в лицо человеком, который тебя уважает, полезна. Пускай, я сначала обиделась, но потом, тихонько отойдя, я все обдумала и взяла на вооружение, и в душе осталась только благодарность. Одним из таких людей был и Юрий Владимирович Никулин, которого я называла папой. Многих уже нет, а я так и не успела сказать им добрые слова. Незадолго до смерти позвонил Зиновий Ефимович Гердт. Мы с ним дружили, иногда вместе снимались, вместе пели. И вот после какого-то очередного фельетона он звонит: «Это Гердт. Я хочу тебе сказать: не обращай ни на кого внимания! Ты…» – и дальше т а к и е слова…[/quote][/box]
После паузы, длившейся фактически четыре года, первым вспомнил о Людмиле Гурченко в 1962 году замечательный мастер, живая легенда кино Эраст Гарин. В своей статье он подметил главное в даровании актрисы: «Гурченко обладает жаждой фантазирования. Она – подлинная актриса перевоплощения. Острая, яркая комедийность и глубокий сдержанный драматизм – все ей доступно…Хочется увидеть Гурченко на сцене, где ее фантазия, темперамент, графическое своеобразие, редкое ее свойство «заражать» зрителя могли бы в углубленной и сосредоточенной работе в театре дать ей возможность от начала до конца, со всеми нюансами, деталями делать роли, выверяя их до съемок для экрана!».
– Эраст Павлович как раз и был человеком «дальнозорким». Ни я, ни кто-то другой тогда и предположить не могли, что для меня найдется серьезная работа в театре. Но вот как раз в последние годы, когда наше кино пришло в упадок, я довольно много работаю в театре.
Осенью прошлого года Людмиле Гурченко удалось, наконец, сделать то, что, кажется, было ее стихией с юности – сыграть мюзикл. Прежняя ее работа с Евгением Гинзбургом в телевизионной ленте «Бенефис» была, как искрящееся шампанское, но ее нельзя считать полностью отвечающей требованиям жанра, а картина этого же режиссера «Рецепт ее молодости», поставленная по идее Людмилы Марковны, по разным причинам не удалась, хотя работа актрисы в ней безупречна. И вот ее новая идея: мюзикл «Бюро счастья».
– Журналисты, – говорю я Люсе, – писали об этом спектакле так: «Событием, а меньшего от Гурченко уже не ждут, он не стал. Газетные отзывы – деликатны и прохладны». Что ты можешь сказать об этом?
– Я не только играю в этом спектакле, я принимала участие в его создании. Было трудно, это все надо было раскрутить, привыкнуть, как говорят, обрасти. Жанра мюзикла как такового, у нас нет, пустое место. А критики… На каком -то приеме один критик заявил: «Вас никто не любит, кроме народа», на что я ответила ему, что этого мне вполне достаточно. А в конце спектакля «Бюро счастья» зал стоит. Что я еще могу сказать…
К сожалению, мне не довелось видеть Людмилу Гурченко на театральной сцене, но, как самое дорогое, я храню воспоминание о ее сольном концерте в Москве, в 1987 году, с оркестром Максима Дунаевского, в концертном зале «Россия». Тогда мне удалось пробраться за кулисы и сказать ей несколько слов.
– Вряд ли тебе это запомнилось, ты была возбуждена, но одновременно очень уставшая и почему-то немного испуганная. На вопрос, как мне понравился концерт, я ответил:
– Я – не критик, я люблю абсолютно все, что ты делаешь. Но песня «Когда мы были молодыми» – это просто маленький спектакль, который…
– Да, многим нравится, -перебила она меня и после паузы сказала:
– Слово «кохгда» ты произносишь так, как мы произносили его, «когда мы были молодыми» – по – харьковски…
Показываю Люсе автограф на московской программке, которую я храню до сих пор. Я надеюсь получить на ней автограф еще раз, но на этот раз не только для себя, но и для своих читателей.
– Приходи в субботу на концерт…
[box][quote]Зал Tribeca Performing Arts Center в Манхэттене переполнен. На сцену выходит великолепно выглядящая в белом ослепительном наряде ЛюдмилаГурченко и с первых же шагов, нот и слов полностью овладевает залом. Она поет свою «классику» – «Московские окна»- всякий раз по новому; она показывает свои новые и очень своеобразные работы на эстраде: песню Беранже «Нищая» и песню из репертуара знаменитой в прошлом в России певицы Вари Паниной в джазовой аранжировке. Потом она рассказывает о новом фильме Эльдара Рязанова («Старые клячи», 2000- Авт.), только неделю назад законченном, в котором играет одну из главных ролей. И во всем потрясающее умение двигаться на сцене, мгновенно перевоплотиться в рассказчика, незаурядные музыкальные и хореографические способности и то самое чувство меры, лучше сказать – баланса, отсутствие которого в прошлом нередко было объектом критики. И не верьте актрисе, когда она говорит «У меня лишь один изъян – мои годы», потому что ее годы –это приобретенный и выстраданный высший пилотаж мастерства. Кстати, если уж пользоваться авиационными терминами, то своим исполнением «Тумбалалайки» – одной из двух исполненных песен из фильма Рязанова – она вводит зал в «в стуопор», чтобы ему не выйти из него уже до самого конца концерта.[/quote][/box]
– Сами актеры смеются, – говорит Людмила Марковна, – а это уже характеристика. Но как всегда у Рязанова, картина еще и немного грустная.
Жаль, мы увидели только несколько слайдов из этой ( и из многих других) картины. Но зато услышали еще одну песню из фильма (композитор Андрей Петров) «Мчатся годы».
А потом была ария из мюзикла «Бюро счастья» – «Жизнь как дым» – и рассказ об этом спектакле.
– Я прочла рассказ Агаты Кристи, о том, как пожилая женщина боится умереть от одиночества, хотя у нее есть муж, который в открытую изменяет ей. Она обращается в «бюро счастья», где ее знакомят с молодым человеком, который вселяет в нее веру в то, как она на самом деле прекрасна. Поверив в это, женщина и вправду расцветает. Это видит и ее муж, и в рассказе Кристи это приводит к тому, что муж возвращается к ней. В мюзикле же она не остается ни с мужем, ни с молодым человеком. Она поняла, что она сама по себе – личность. Музыку написал петербургский композитор Лебедев, мы играем под «живую» музыку большого джаз – оркестра, и мне приходится танцевать с Гидеминасом Таранда . Это очень трудно, потому что он думает, я могу сгибаться, как Уланова…
Первое отделение заканчивается песней (танцем, куплетом, драматическим монологом, джазовым каскадом – все есть в этом четырехминутном спектакле) «Когда мы были молодыми …»), но об этом бессмысленно писать, это надо слышать и видеть.
Почти все второе отделение Людмила Гурченко проводит в зале. Изящная, как девочка, в коротеньком сверкающем платье («Да, я забыла сказать, это платье у меня от Юдашкина, оно одно, на нем все ручками, ручками сделано…») она поет всеми любимые песни, но по- новому, по- своему, танцует со зрителями, признается в любви землякам («Аня, это ты??? – и к зрителям: Это моя соседка по Харькову, Аня Гликина!»). Юмор и непосредственность Люси покоряют. Полицейские, охраняющие вход на сцену от тех зрителей, кто хотел подарить своей любимице цветы, мало что понимая, смотрели на русскую звезду, а когда Людмила подошла к двум темнокожим амбалам – полицейским и пела как бы только для них: «Пусть вам улыбнется, как своей знакомой с вами вовсе незнакомый встречный паренек», зал взорвался хохотом и аплодисментами, а громадный «встречный паренек» моргал и смущенно улыбался… В конце концерта тот, кто танцевал с ней вальс «В городском саду», получил на память только что сделанную фотографию, представитель спонсора прочел стихотворное объяснение в любви: «На том «вокзале для двоих» готов я провести пять лучших вечеров», а я, уже после концерта, получил обещанный автограф. Он перед вами, читатель.
– Мои прежние пожелания тебе удачи, в конце концов, сбывались. Надеюсь, что так будет и всегда. Как скоро мы увидим тебя здесь снова?
– В воскресенье у меня концерт в Чикаго. Там уже давно живет моя подруга детства. Недавно она гостила у меня в Москве, а теперь я немного побуду у них, меня там уже ждут. Ее мама, тетя Соня, когда я приезжала раньше, бывало, говорит: «Я приготовила борщ и котлеты, но без чеснока – у тебя же, Люся, будет встреча с народом…». Потом еще два концерта на Западе…
Встреча Людмилы Гурченко с народом в Tribeca Center прошла во взаимной любви. А этого, как мы уже знаем, для нее вполне достаточно.
