“Конотопская ведьма”, киевский театр Ивана Франка
Галина Ицкович
Так получилось, что в одну и ту же неделю мне выпало повстречаться с двумя историями из жизни ведьм, в Нью-Йорке и (быстренько перемахнув через океан) в лондонском-шекспировском “Глобусе”. Нью-йоркский дебют театра Ивана Франка пришелся на вечер накануне Ивана Купала, самый мистический праздник украинского календаря, когда ведьмам расходиться и бушевать самое время. Украинский “сон в летнюю ночь”, “Конотопская ведьма” по повести Г. Квитки-Основьяненко, в постановке Ивана Урывского, обещал встречу с классическим материалом и погружение в украинскую готику.
Отпор повседневному злу, точнее, “та сила, которая вечно желает зла и вечно совершает добро”, — это, по-моему, тема и главное действующее лицо спектакля. Говорят, что постановка произвела в Киеве фурор. Так же успешны были представления в Польше, Чехии и Германии. Охотно верю: гнев, которому нет места в повседневности, гнев измученного народа легко выливается в смех, пусть иногда и с горчинкой. Черный юмор девятнадцатого века (чего стоит, например, “дедуктивный метод” определения ведьм посредством потопления — которая выплыла, та и ведьма), милая нашему сердцу лукавая магия, пробуждающаяся “мягкая сила” независимых женщин, от Алены Иосифовны до Явдохи (хотя, справедливости ради, не такая уж Явдохина сила и мягкая!) — до чего же все это злободневно. В волшебную ночь Ивана Купала можно узнать свое будущее, и мы с замиранием сердца наблюдаем за тем, восстановится ли справедливость, будут ли покараны лихоимцы и невежи, прикрывающиеся пышной, но бессмысленной риторикой. Так ведь хочется счастливого конца. Зрители радуются, увидев на сцене хорошо знакомого по множеству фильмов Олександра Ярему, замирают вместе с тремя “ведьмами”, зловещими и такими хрупкими белыми фигурами, вздрагивают от звуковых эффектов, то ли создающих атмосферу украинской готики, то ли напоминающих о воздушной тревоге. И, да, тревоги на сцене много. И пусть пунктирно обозначена сюжетная линия, пусть не каждая роль, что называется, прописана, – но воздух спектакля вполне даже художественный и настоящий.
Особая пластика и темпоритм, “заговоренная”, моторошная музыка, монохромность декораций — все это превращает веселую мистерию в образец магического реализма, возникшего задолго после и в совершенно другом полушарии (ассоциации с Маркесом не случайны: в Конотопе перестали идти дожди, превратив Макондо в его антипода). С другой стороны, ведьме ведьмово, и как же колдовать без магии. То есть на одной чаше тут комедия, даже фарс, а на другой — фантастика, и достичь жанрового баланса оказалось довольно сложно. Мне показалось все же, что режиссер сосредоточился на “страшной мести” властной и зловещей Явдохи Зубихи в ущерб комедии. Но это, безусловно, дело вкуса, материал дает возможность делать выбо.
И вот еще: мы можем сколько угодно сравнивать Гоголя и Квитку, и сюжетное сходство, и приверженность к “бродячим” сюжетам. Но что несомненно принадлежит Квитке-Основьяненко, так это язык. Его язык самобытен, мелодичен и остер в одно и то же время. Слушая героев, я начала понимать роль украинского перченого юмора, украинской просодии в русском (одесском) языке моих близких. Я выросла на этих, незаметно вкрапляемых в речь выражениях и словах, воспринимаемых не как официальный тезаурус, а как почти неприличная, “на грани”, игра слов. Этот язык Конотопской губернии привез, очевидно, в Одессу, в молодую свою семью мой дедушка, по происхождению хуторянин с Юго-Востока. И я ожидала с радостью узнавания услышать острую и перченую, вкусную речь, в которой заключена по меньшей мере половина обаяния повести. Вот этого лично мне немного не хватило. Возможно, что не только мне: не зря же съехались украинцы со всех окрестных штатов, ни одного пустующего места в зале.
Рядом с нами сидел человек за 60, по собственному его признанию, живущий в Америке 30 лет. Он приехал издалека “за родными лицами”, но не только. Его, как и меня, влекло обещание художественного слова. И до начала спектакля мы заполнили время, вспоминая стихи Франка и Шевченко, и Леси Украинки. сначала декламировали наперебой, а потом я сошла с дистанции – он помнил удивительно много, и не только школьную программу. Хочется надеяться, что поэзия, в общем художественное слово, не потеряются в наше время “театра представления” и не превратятся окончательно в оружие из средства воспитания духовности. А потому — да, хотелось живого слова, не только хореографии, пусть и самой замечательной.
Смутные и невеселые, совсем по Квитке-Основьяненко, с распаленным аппетитом к классическому театру, выходим мы из Таун-Холла, и через Таймс-сквер, мимо ведьм и панночек, мимо надменных и вневременных, вперёд, вперёд, к горящим дисплеям и застывшим в восхищении неофитам, к плутам и невежам нашего времени, и только волшебной ступы не хватает, чтобы окончательно удостовериться: это и о нас. Но вот мысль: Мы, в относительном (таком нынче хрупком) благополучии, с другого континента, очевидно, видим в этом спектакле совсем другое. Фентези помогает выживать в трудные времена, это уже доказано многократно.
И, как будто нарочно, прямо-таки рояль в кустах, но все же абсолютно спонтанно, я оказываюсь на новом спектакле театра “Глобус”, “Тигль” по пьесе артура Миллера в интерпретации шекспировского театра. Это оказалась вполне классическая постановка, с прописанными, без недоговоренностей, образами жителей Салема, рьяно кинувшимися разоблачать “ведьм”, да что там, всех подряд неудобных соседей. Но кроме диалогов, в пьесе Миллера есть и обширные ремарки “в сторону”. Одна из этих ремарок показалась мне важной и для понимания спектакля “Конотопская ведьма” — точнее, понимания феномена этого спектакля: “Они поверили, что свеча в их руке может осветить весь мир, и эта вера помогла и поранила их”. Для воюющего и страдающего украинского народа такой свечой стал украинский язык. Постановка, таким образом, упала на подготовленную почву и стала не только спектаклем, но и символом возрождения.
Театр в воюющей стране должен соответствовать ожиданиям и не бояться ни ведьм, ни проблем самоопределения. У этого театра несомненно есть потенциал. Так что ждем продолжения знакомства.