Интервью с Игорем Померанцевым
вела Татьяна Бородина.
Прага, 2015.
Продолжение смотри: Четыре стихии Игоря Померанцева
Автор фотограии – Милена Финдайз
Этой осенью Прага подарила мне радость нежданной встречи – этот город мастер на сюрпризы и щедроты. Во всяком случае, ко мне он благосклонен.
Отправляясь в Чехию я и не думала, что встречусь с человеком, голос которого давно завораживал своим необычным тембром и мягкими интонациями, создавая в радиоэфире проникновенные и легкие, наполненные поэзией и иронией эссе, которые я бы не рискнула назвать обыденным словом – радиопередачи.
Игорь Померанцев на Радио Свободы и на Би-Би-Си – сколько открытий, неожиданных поворотов, оригинальных ракурсов и обескураживающих ассоциаций, да и просто интересных вещей были подарены нам этим невероятным человеком.
Когда мои друзья стали говорить: «Раз ты в Праге, постарайся встретиться с Померанцевым!» и, спасибо им, сделали все, чтобы эта встреча состоялась, я начала думать о теме нашего интервью и поняла, что выбрать будет не просто. Хотелось поговорить о многом.
Чтобы было понятно мое замешательство, приведу отрывок из книги Игоря Померанцева «NEWS», в котором, как мне показалось, сконцентрированы многомерность его натуры, разнообразие вкусов и многослойность интересов.
«В молодости меня навылет пронзили стихи Поля Элюара:
Сьогоднi вранцi
прийшла добра новина:
ти снила про мене.
Я жил тогда в Киеве и много читал по-украински. Язык – тоже новость, из самых пронзительных. Фрикативное украинское “г”, которому в русских анекдотах отведена роль холуя, закидывало удочку в арабский, в древнееврейский. Про удочку с многовековым грузилом я понял в Иерусалиме, услышав иврит и арабский. Фонетика не бывает случайной. На весах вечности фрикативное “г” перевешивает все носовые французского. Грамматика ещё похлеще: украинское “ти снила про мене” на русском звучит беспомощно: “тебе приснился я”, “ты видела сон обо мне”.
Но я о другом: о жанре новостей. Я работаю на радио уже лет двадцать и перевёл сотни выпусков новостей. На Би-Би-Си я предпочитал ночные смены. Начинались они после семи вечера, ещё с машинисткой. Около девяти все уходили. Я спускался в подвальную столовку, где свет не выключали уже полвека и куда в начале сороковых спускался мой коллега из Индийской службы Джордж Оруэлл, молодцевато проходил сквозь столовку в холл, а там, помахав перед носом подвыпившего швейцара клубной карточкой, переступал порог клуба Би-Би-Си. Грубо говоря, клуб этот был распивочной, хотя и в высшей степени, цивилизованной. У стойки я покупал бутылку бордо (“Чёрный принц”) и возвращался с этой полуоткупоренной бутылкой, укутанной в целлофановый мешок, в столовку. Оттуда с подносом (ростбиф, салат) и своим бесценным целлофановым мешочком поднимался на лифте в русскую редакцию (“Russian Service”). Там разваливался в кресле, клал ноги на стол главного редактора, наливал. Вот это было вино! С ним любая новость была в кайф. Последний бокал я допивал под трагический баритон обозревателя Би-Би-Си Анатолия Максимовича Гольдберга. На особой полке в отделе текущих событий стояла плёнка с его комментарием на случай ввода советских войск в Польшу. Это был единственный комментарий Анатолия Максимовича так никогда и не вышедший в эфир. До сих пор помню: “Увы, СССР остался верен себе. Сегодня после полуночи советские танки вошли в предместья Гданьска, Варшавы, Кракова…”
В залитом иллюминацией ночном Лондоне слова отбрасывали густые тени. Телетайп выдавал новости рулонами. Я отрывал их, механически переводил, а про себя бубнил:
Талант – единственная новость,
которая всегда нова.
Пастернаковская «новость» тоже отбрасывала тень. Однажды меня озарило: этими двумя стихами Пастернак принял участие в полемике о романе. “Novel” по-английски – это “новый, неизведанный”, а не только “роман”. В переводе с пастернаковского на русский получалось:
Талант – единственный роман,
который всегда нов.
Моя тайная ночная жизнь в каморке новостника не мешала мне исправно переводить и читать в микрофон сообщения о нарушении прав человека, о сепаратистах и юнионистах, о захвате и освобождении заложников.
Эти ночные новости уже давно выпали в космический осадок. От них остался вкус бордо и привкус неправды. Нет-нет. Кто-то на самом деле уничтожал или миловал целые народы, где-то за кулисами мирового театра сговаривались заговорщики, а герои, рискуя своей и чужой жизнью, разоблачали их. Но про самое главное в выпусках новостей никогда не говорилось: про то, что в Вероне юнец смертельно влюбился в юницу, что в Марракеше англичанин среднего возраста не может оторвать глаз от ключицы мальчика-араба, что в Киеве перевели на украинский стихи Поля Элюара:
Сьогоднi вранцi
прийшла добра новина:
ти снила про мене».
ТБ: Надеюсь, теперь вы меня понимаете.
О чем же мы будем говорить? Когда есть выбор, то пусть темой интервью станет вино.
Автор фотограии – Милена Финдайз
Игорь Померанцев: «Словосочетание «алкогольная зависимость» – это эвфемизм. Так в наш политкорректный век называют алкоголизм. Я честно признаюсь: я тоже страдаю… винной зависимостью. Это писательское страдание. Хотя бы четыре раза в году – зимой, весной, летом и осенью – я непременно пишу что-нибудь о вине. Такие уж у меня «Времена года». Что же это за «зависимость», «зависимость» от чего? Отвечу: от цвета (пурпурного, рубинового, бордового, золотистого, ржавого, багряного), от запаха (земляничного, крыжовенного, абрикосового, смолистого, миндального), от вкуса (терпкого, айвового, кедрового, черносмородинного). Я часто повторяю про себя: «Долой независимость!». Это как с любовью: зависеть от того, кого любишь, – большая удача».
ТБ. – Итак, начнем с вина?
И.П. – Почему бы и нет. Вино – это влага влаг, причем самая божественная. Когда-то испанский мыслитель Хосе Ортега-и-Гассет назвал вино космическим явлением. У него есть эссе – “Три картины о вине”, в котором он анализирует картины классиков разных эпох, но главным предметом в эссе остается вино. Он приходит к выводу, что вино – космическое явление. И я знаю почему: у вина вкус солнца, а солнце – космическое тело, поэтому, когда у нас дружеские или любовные отношения с вином, это говорит о нашей тяге к солнцу, к солнечной энергии. И это притяжение происходит при любой встрече с хорошим вином, достойным, не обязательно марочным, но и с простым столовым.
Такие столовые вина можно пить в Кахетии, в разных провинциях Италии – не бутылочное, а именно домашнее.
Когда вы садитесь к столу и чокаетесь, в этом ритуале заключено таинство, даже не в христианском смысле таинство, а в общечеловеческом. Вы чокаетесь солнцами, которые у вас в руках. Так что, говоря о вине, мы говорим о глубоких, как говорят философы, об экзистенциальных смыслах. Да, вкус солнца заключен во вкусе вина.
Но, мы вроде бы, собирались вести гастрономический разговор, а получается у нас космический, как и говорил Ортега-и-Гассет.
Метафизика вкуса
У моря тоже вкус, это вкус соли. А есть ещё метафизический вкус моря или океана. И у каждого моря он разный. Например, вкус Средиземного моря я открыл благодаря моей ливанской приятельнице. Она преподала мне любопытный гастрономический урок. Это был простой завтрак. Она сварила яйца вкрутую, разрезала их пополам, чуть-чуть сдобрила оливковым маслом и положила на каждую половинку разрезанного яйца маленькие рыбки – анчоусы. Я никогда прежде не попробовал этого сочетания – яйца и анчоуса. Тогда-то я понял, что мне открыли какой-то секрет.
Она посмотрела на меня и сказала: “Вот это и есть вкус Средиземного моря”. И теперь, когда я хочу почувствовать вкус Средиземного моря вот здесь в Праге, в этом аду без моря и океана, в кавычках, конечно, «аду», я ем яйцо с анчоусом…
Но, вы знаете, меня действительно пугает то, что я живу в стране у которой нет выхода к морю, – я это чувствую. Это такая странная форма, которую я называю «аква клаустрофобия».
Или лес, у него тоже есть свой вкус. Лес – это же не только явление природы, это и метафизическое явление. О лесе пишут антропологи, фольклористы, философы. Элиас Канетти – австрийский писатель, написавший книгу “Масса и власть” – отождествлял народы с определенными природными явлениями. Так лес – это образ немцев, потому что лес может разогнуться, может вооружиться, он может быть агрессивным.
Но каков вкус у леса? Наверное, это вкус грибов, вкус благородной сырости. Но в лесу есть и свое «народонаселение» или лучше сказать – свое «зверонаселение», а значит у него есть и вкус дичи. Но мы отвлеклись… и я возвращаюсь к теме вина.
Я пью вино и каждый глоток вина – хорошего, достойного вина – это глоток солнца, который возвращает меня к ощущению принадлежности к космосу. И это чувство принадлежности очень важно. Как важно для меня в какой культуре я живу, к какой культуре я принадлежу.
Есть водочные культуры, или, как говорят украинцы, «горилчана» культура – и это, в основном, северные культуры. Когда я открыл для себя вино, а это произошло поздно, во время моей эмиграции, я понял, что я принадлежу с средиземноморской культуре, и я даже понял почему. Мой отец родом из Одессы. Черное море, если посмотреть на него с космического спутника – это бухта Средиземного моря, а значит, зона Средиземноморской культуры. Получается, по нашим жилам, как у кого, течет горилка, водка, виски, каберне совиньон. В состав моей крови входит Средиземное море.
Игорь Померанцев: «В краях, обделённых солнцем, винная культура прозябает, хиреет. Но дело не только во вкусе, запахе, прикосновении. Я люблю текучую природу вина. Его можно переливать из гранитной ванны в амфору, из чана в бочку, из бочки в бутылку, из бутылки в бокал, из бокала в рот, оно может пересекать границы государств и континентов, путешествовать вместе с астронавтами к чёрту на кулички и при этом всегда оставаться самим собой.
Точно так оно ведёт себя в литературе, переливаясь из жанра в жанр: о нём можно писать прозу, стихи, эссе, монографии, детективные рассказы и романы, но при этом его проворные повадки, лёгкие выдохи, красноречивые подтёки всегда узнаваемы. Оно пропитывает воздух, почву, книги, эфир. Винный писатель, работающий в водочной культуре, обрекает себя на одиночество. Но ему есть чем скрасить это одиночество».
Германия
Красное вино — это вино солнечных стран. Белые вина хороши в Германии, Австрии, иногда в Моравии. Полоса дождливых июней и октябрей прекрасно работает на белые вина.
В Бордо хороши все вина. Гениям все подвластно – Бургундия, Бордо, Пьемонт, Тоскана, даже юг Италии прекрасно работают и с белыми и с красными винами.
Гении, они вне критериев и оценок. С Германией сложней…Ведь в 19 веке у рейнских вин, у мозельских белых вин была очень хорошая репутация, но, отчасти, эта репутация, была утрачена, поскольку, в начале 30-х годов нацисты навязывали стране свою культуру вина. Это именно они начали добавлять больше сахара, подслащивать вино. И вот с тех пор рейнские и мозельские вина борются, чтобы восстановить свою репутацию, но пока не в состоянии всерьёз конкурировать на международном рынке.
Англия
Англия – страна пивной культуры, прежде всего, поскольку она находится в такой климатической зоне, где варят и пьют пиво. Также в Англии своя культура джина и тоника, который особенно обожают английские алкоголички, по одной простой причине – джин и тоник не оставляют запаха.
Автор фотограии – Милена Финдайз
Но не забывайте Англия – это же гений абсорбций. Англия – это гений потребления, усыновления, удочерения всего, что есть интересного в мире. Англичане пьют «пунш» – но это же слово из хинди, пьют русскую и польскую водку. Англия все принимает и все усваивает, не напрасно у них богатейший словарный запас в мире – более полумиллиона слов в Большом Оксфордском словаре, для сравнения, в русском Академическом словаре – около 120 тысяч слов. Так что, Англия – это гигантская промокательная бумага….
Война за виноделие
Кстати, не забывайте, что в результате долголетних войн порт Бордо около трёхсот лет был частью Британии. Но была и другая долгая война, очень трагичная и важная в истории культуры виноделия. Это была война с филлоксерой – виноградной тлёй, серой гадиной с красными глазками, которую завезли из Америки во Францию в середине 19 в. Она начала уничтожать французские виноградники, потом виноградники всего юга Европы. Война с ней шла почти 40 лет. О ней в России и в Украине мало знают, поскольку эта тля почти не коснулась виноградников Восточной Европы, да и винная культура этого региона была в зачаточном состоянии. Для Франции же эпидемия филлоксеры была чревата экономическим коллапсом.
Эта война, как всякая война, породила беженцев – виноделы из Бордо, Бургундии бежали от филлоксеры в Испанию и обосновались в провинции Риоха. Благодаря этим беженцам Риоха стала процветающей провинцией. Но и там тля догнала беглецов. Пришлось опять бежать. Величайшие ученые, такие, как Пастер, Планшон, были мобилизованы французским правительством для работы над противоядием. И они его нашли. Они скрестили американский виноград, который был устойчивый, у которого был иммунитет против филлоксеры, с французскими сортами винограда, и в итоге победили.
В истории культуры вина есть эпохи «до филлоксеры» и «после филлоксеры». Мы точно не знаем какой был вкус у вина до мировой войны с филлоксерой. Были регионы, например, нынешняя территория Чили, куда филлоксера не добралась, поэтому историки культуры виноделия считают, что у нынешних чилийских вин может быть вкус французских вин первой половины 19 века. Но это всего лишь гипотеза.
И снова Англия
Но вернемся к Англии – это чудо-страна. Я бывал в Бургундии, я бывал в Бордо – это области изумительных вин, но люди, живущие там, обладают чрезвычайно узкими винными горизонтами. Они ничего, кроме своих вин не пьют. В Бургундии не пьют бордоских вин, в Бордо не пьют бургундских вин. Я уже не говорю о винах Нового Света.
А ведь в мире произошла революция – мы живем в золотом веке виноделия. Англия же – страна, открыта всем ветрам, всем влияниям, языкам и культурам, в том числе и винной культуре. Поэтому Англия, Лондон особенно, в отличие от Франции или Италии – рай для винофила, здесь можно найти всё, что твоей душе угодно..
Резко свернуть
в итальянский магазин,
оставив агентов в тумане,
в Англии.
А когда выйдешь
с бутылкой кьянти,
они уже бессильны что-либо
сделать
Италия
Италия – это страна разных гастрономических и винных регионов. Там есть вина с разными биографиями и традициями. На международный рынок они вышли сравнительно поздно – в 60-е годы прошлого века. Это случилось только тогда, когда итальянцы научились делать вина для бутилирования, то есть изготовлять вино в расчете на закупоривание и вывоз за границу, до этого его делали, как и в Кахетии т.е. для внутреннего потребления.
Это всё не просто – нужны колоссальные финансовые вклады, новые технологии, неустанная и скрупулезная работа виноделов, смена винной тары, в том числе дубовых бочек на цистерны из нержавеющей стали высокого качества. То есть в виноделии произошла своя революция. Она произошла в богатых развитых странах, которые смогли вложить колоссальные деньги в винную индустрию. Италия это сделала.
Но мы говорим о разных региональных культурах, даже в границах Тосканы сосуществуют вина разного вкуса, не говоря о Сардинии или Сицилии. Провинция Кампания научилась делать высококачественные вина на экспорт. Они очень старались, поскольку были аутсайдерами. А вот тосканские виноделы, наоборот, утратили энтузиазм, устали, «раздобрели», и их вина стали хуже, точнее, не стали лучше.
Так что в винном мире все меняется и знаменитая марка больше не гарантия хорошего качества вина. Поэтому сейчас в Праге, когда я выбираю вино и у меня, допустим, 15 дол, я никогда не буду покупать бордоское вино, но куплю их конкурентов, недавних аутсайдеров из Нового Света или юга Италии. Они очень стараются.
Вчера вечером,
целуя попеременно
своих внуков,
я понял, что крохотные итальянцы и французы
привыкают к запаху вина с младенчества
благодаря дыханию дедов и отцов.
Так что всё начинается не с первого
мальчишеского глотка,
а с дыхания.
Калифорния
Я редко пью калифорнийские вина, предпочитаю дорогие калифорнийские. Люблю красное вино из винограда, который американские выпивохи называют «зинф». «Зинфандель» считается родным братом винограда «примитиво», который выращивают в Апулии (Италия).
У калифорнийских вин своя долгая, сложная история. Они были отброшены, в Каменный век буквально уничтожены Сухим законом – это начало 20-х до 1933 года прошлого века, и возродились только в конце 30-х годов. Крестным отцом калифорнийских вин был выдающийся винодел Андрей Челищев. Это был человек белой эмиграции, из старого рода Челищевых. Он юношей воевал в Белой гвардии. Его родители считали, что он погиб, отслужили даже поминальную службу по погибшему сыну, юному белогвардейцу. А он выжил, получил образование в Чехии. Он учился в Брно, на агрономическом факультете. Потом учился во Франции, в Париже. Оказалось, что у него просто винодельческий дар, он был гением виноделия.
И вот с этой западноевропейской винной оснасткой он отправился в Америку. Это был как раз конец «Сухого закона». Начал он в Калифорнии и стал реформатором, калифорнийской культуры вина. Челищев – это калифорнийская икона.
А на Восточном побережье Америки такого рода реформатором стал украинский немец с Одесчины. До войны он работал с морозоустойчивыми виноградниками в винном хозяйстве под Одессой. Кстати, это он привез из Грузии Ркацители в Украину. Его звали Константин Франк. После войны он эмигрировал в США, и на Пальчиковых озерах, в штате Нью Йорк, посадил виноградники и создал с нуля достойную культуру белых вин штата Нью-Йорк.
Интересно что эти два «отца-основателя» современного американского виноделия были знакомы друг с другом. Челищев писал, что «когда я говорю о винах, я перехожу на французский». Он прекрасно говорил по-французски. И Константин Франк великолепно владел французским. Мне очень любопытно вот что: когда они встречались, говорили они по-русски или по-французски. Я подозреваю, что по-русски. Нет, не уверен. Ну вот, это такой вклад наших земляков в винную культуру Америки.
Автор фотограии – Милена Финдайз
Игорь Померанцев: «Философы издавна были энтузиастами вина. Одно из значений греческого слова «энтузиазм» – состояние опьянения. Без вина едва ли Платон написал бы свои «Диалоги», а Плутарх «Застольные беседы».
На этом закончилось наше с Игорем Померанцевым интервью о вине, но вечер продолжался, а сним и наш разговор.
Продолжение смотри: Четыре стихии Игоря Померанцева
Автор фотограии – Катерина Никитина
Информационная справка: Игорь Померанцев – обозреватель Радио Свободы с 1987 года (корреспондент в Лондоне), с 1993 года – в Мюнхене, с 1995 г. – в Праге. Редактор и ведущий радиожурнала “Поверх барьеров.
Родился в 1948 году в Саратове. Закончил романо-германский факультет Черновицкого университета. В радиожурналистике – с 1980 года (Русская служба Би-Би-Си). Автор радиопьес “Любовь на коротких волнах”, “Любимцы господина Фабра” (“Свобода”), “Вы меня слышите?” (World Service BBC). Автор дюжины книг прозы, поэзии и эссе, в том числе книг о радио: “News“, “Радио “С”, “Служебная лирика”, «КГБ и другие стихи», «Czernowitz.Черновцы.Чернiвцi» и др.
Автор книг о вине «Красное сухое»,«Поздний сбор», «Винарнi», «Винные лавки».
