Интервью с Владом Троицким
вел Сергей ВАСИЛЬЕВ
С 16 по 25 сентября пройдет IX Международный фестиваль ГогольFest. Созданный в 2007 году Владом Троицким, он станет масштабным арт-исследованием и представит самые актуальные и интересные художественные проекты.
ГогольFest — международный фестиваль современного украинского и мирового искусства, который ежегодно проходит в Украине. Его программа состоит из пяти направлений — театр, музыка, кино, литература и визуальное творчество.
Темой 2016 года станет Вавилон, а главным акцентом деятельности фестиваля — совместные проекты с международными партнерами: новый перформанс фрик-кабаре Dakh Daughters, цирк-опера Влада Троицкого “Вавилон”, программа литовско-украинского партнерства с участием Оскараса Коршуноваса, а также проекты европейской театральной режиссуры и испано-украинской хореографической школы.
Режиссера, создателя театра “Дах” и основателя самого резонансного фестиваля в нынешней Украине ГогольFest Владислава Троицкого в последнее время редко можно застать в Киеве. То он ставит спектакли в Эстонии, Польше и Венгрии, то гастролирует по Европе, обкатывая новую программу фрик-кабаре Dakh Daughters. Впрочем, возвращаясь домой, продолжает работать еще более интенсивно. Вот и улучить время для разговора нам удалось между дневной и вечерней репетициями его нового проекта “Вавилонская башня”, эскиз которого будет представлен публике уже в сентябре, на очередном ГогольFest. Совмещая интервью с обедом, Влад назначил встречу в кафе “Львівські пляцки” и на первые вопросы отвечал, аппетитно уминая штрудель с баклажанами. Собственно, ход беседы отчасти определило это гастрономическое обстоятельство.
-Влад, вижу, питаться тебе приходиться на бегу. А сам ты, кстати, умеешь готовить?
– И даже очень неплохо. В Киеве на это обычно нет времени. Но, работая за рубежом, где я живу, как правило, в арендованных апартаментах, я себе часто готовлю. А вообще, за мной — кулинарная школа общежития КПИ. Дежурный по блоку два раза в месяц готовил еду на 16 человек. Старались друг друга удивить. Тогда я и научился варить разнообразные супы, мясо готовить всевозможными способами, я его тогда употреблял…
– А сейчас категорически от него отказался?
– Нет, я не жесткий вегетарианец. Просто душа к мясу не лежит. Если раньше нормально было вечером стейк рубануть, то сейчас предпочитаю иную пищу. В последнее время моя еда максимально простая, ну, сделаешь салатик или овощей подтушишь, какой-нибудь соус к этому придумаешь…
-Наверное, банальное сравнение, но ведь и у фестиваля есть своя рецептура. Его, как борщ, создаешь. Или как тот же салат. Если с этой точки зрения посмотреть на ГогольFest, из каких ингредиентов он состоит?
– Конечно, за годы существования фестиваль сильно трансформировался. Вначале он создавался исключительно силами “Даха”. Фактически для нас это был эдакий гиперспектакль. При всем разнообразии участников это было еще и какое-то наше мегапредставление. Некий грандиозный, растянутый во времени перформанс. Микроскопический “Дах”, развернутый в громадные пространственные объемы. Такие как “Мистецький арсенал” или студия имени Александра Довженко. Каждая новая локация — это был вызов. А поскольку фестиваль всегда проходил в экстремальных условиях, то чуть ли не до самого последнего момента не было понятно, каким мы владеем ресурсом. Создавая фестиваль, команда “Даха” все более и более концентрировалась на сугубо художественном творчестве, и каждый раз приходилось мобилизовать людей на свершения. Это очень тяжело. Как, скажи, работать программным директором, если ты не можешь дать гостям гарантий ни по райдеру, ни по гонорарам? Впрочем, сколько бы нас ни критиковали, нам удалось сохранить репутацию. Ведь подобный полифонический, мультидисциплинарный фестиваль до сих пор единственный в Украине.
-Если вернуться к метафоре о борще, то, по-твоему, прежде всего для фестиваля нужна самоотверженная команда?
– Знаешь, это нужно любить. Первоначальная команда феста — это в хорошем смысле любители. От слова “любить”. Но ведь ГогольFest одновременно стал фабрикой для формирования профессионального культурного менеджмента в стране. Люди, прошедшие такую экстремальную школу, работают теперь во многих других проектах. Хотя после всплеска этого энтузиазма и принятия вызова все равно мечтаешь перейти на более прочную территорию. Сохранить любовь, но усилить профессионализм. Для такого по масштабам фестиваля нужны деньги не катастрофические не только для страны, но и для города. Я уже не в состоянии его поддерживать. В последний раз влетел на 100 тысяч долларов.
-Ты же и в предыдущие годы на проведение ГогольFest безумные личные средства тратил…
-Вообще-то, даже неприлично говорить, сколько денег я вложил в культуру Украины. Но не об этом речь. Давай лучше об ингредиентах. В создании фестиваля для меня важно все программы по возможности сделать самодостаточными и самоценными. Чтобы, скажем, киноманы понимали, почему им надо смотреть такой-то фильм, а театралы сознательно шли на спектакли. То же самое с литературной, визуальной, танцевальной программами. Иногда это получалось, иногда нет, но цель именно такова. Для меня же лично одним из ключевых соблазнов всегда была работа с большим пространством. “Дах” ведь очень маленький театр. И когда мы гастролировали, постоянно приходилось адаптировать наши спектакли к новым условиям. Я всегда при этом старался максимально использовать силу места, архитектуру. Просто превращал ее в часть декорации. Этот опыт мне очень пригодился на ГогольFest.
-Ты специально искал для фестиваля такие огромные территории? Есть ведь и другой принцип. В Авиньоне представления рассыпаны по всему городу. Десятки разнообразных площадок.
-В малых городах, в том же Ивано-Франковске, где мы провели Porto Franko ГогольFest, в принципе разумно растягивать события в разные точки. Тогда сам город становится фестивалем. Но в мегаполисе, будь-то Киев или Париж, фестиваль рискует просто раствориться в окружающей среде. И тогда все зрители, в лучшем случае, разойдутся по интересам: театралы — в театр, кто-то — в галереи. Я же изначально рассматривал фестиваль как синергетическую зону. А в идеале — как постоянно действующий продакшн-центр, который производил бы и смыслы, и контент, и образование.
-В такой арт-кластер ты, помнится, хотел преобразовать заброшенные заводские цеха в районе Выдубичей.
– Увы, не сложилось. Но, убежден, так могли бы трансформироваться и студия имени Довженко, и даже ВДНХ. Для этого не хватает конкретной политической воли. С государственными территориями вообще сложно — не понимаешь, на что опереться. Каждый раз ты находишься в зоне тотальной турбулентности. Это можно. Это нельзя. Сегодня директор один, завтра — другой. Министр тот или этот. Ты все время в подвешенном состоянии. В этом году мы начали сотрудничество с “Арт-заводом Платформа” в Дарнице и надеюсь, что выработаем с ее владельцами, относящимися к этой территории, как к бизнес-проекту, формулу эффективного взаимодействия. Эти люди сознательно развивают инфраструктуру, создают модное место, где публике комфортно и интересно. Там, кажется, Европы больше, чем в Европе. Облагороженное место — травка зеленая, гамаки висят, лица человеческие, жлобства нет.
– Но это, согласись, сервировка. А как формируется сама фестивальная программа? Зритель-то, что бы там ни говорили, приходит за впечатлениями. Комфорт для него, конечно, желателен, но все-таки вторичен. На ГогольFest на Выдубичах, проходившем в абсолютно депрессивной промзоне, публика однажды смотрела представление, стоя чуть ли не по щиколотку в воде, пролившейся через дырявую крышу. Человек приходит на событие.
– Нет, он идет на среду. То есть, безусловно, и на какие-то конкретные события, но еще на чувство сопричастности. Он приходит в пространство, где может встретить, образно говоря, людей своей группы крови. И для меня это самое главное. А программа даже при всех административных и финансовых трудностях все равно каждый раз каким-то чудом складывается. И если на первом и втором фестивалях я очень серьезно занимался контентом всех программ, то чем дальше, тем больше делегировал полномочия кураторам направлений. Каждый из них фактически теперь проводит свой фестиваль. Естественно, они напрягаются, ведь речь идет и об их репутации. Каждый старается предложить какую-то изюминку. Конечно, мы постоянно общаемся. И каждый раз пытаемся сформулировать, о чем будет фестиваль. Для нынешнего ГогольFest я придумал девиз Don’t sleep, wake up — “Не спи, вставай”. Сам же сосредоточен на спектакле о вавилонской башне. Хочу понять, почему великая мечта, романтическое человеческое дерзновение в какой-то момент угасает, почему люди перестают доверять друг другу, друг друга слышать. Эта история сейчас и для Европы актуальна, и для Украины. Это и на частном уровне видно. Я сейчас полностью погружен в проект. На фестивале мы представим тизер, а премьера, думаю, состоится в конце ноября. Это будет опера-цирк под шапкой нового объединения “ДахО”. Музыку пишут Рома Григорив и Илья Разумейко, с которыми мы делали “Иова”. Но в спектакле будет много всего — и хореография, и анимация, и видео-арт.
– Ломая привычные каноны, смешивая жанры, ты пытаешься наладить новые способы коммуникации с публикой?
– Я думаю, что у новой аудитории существует некое исходное неприятие консервативных вещей. И преодолеть это сопротивление современному молодому образованному человеку очень непросто. Что-то экстраординарное должно произойти, чтобы он отправился в филармонию. Или в театры имени Ивана Франко и Леси Украинки. У человека, искушенного приличным кино, музыкой, литературой, как-то иначе оптика и акустика настроены. С ним надо говорить на современном языке, не сюсюкая, не заискивая перед ним, без всякого менторства и поучения. Я, скажем, не занимаюсь традиционным психологическим театром. Но если я паче чаяния решу в него поиграть, то предупрежу зрителей, что это такой особый трюк, аттракцион, постмодернистское баловство. Если же забыть о постмодернизме, то надо признать, что сейчас время растерянности. Образно говоря, вавилонская башня начинает рассыпаться. А масс-медиа раздувают эту эсхатологию, апокалиптические ожидания, все сильнее культивируя катастрофическое сознание. Искусство имеет альтернативу — еще более усугублять это ощущение катастрофичности или постараться по-новому осмыслить место человека в мире, обратить его к своей божественной сути. Я убежден, что нельзя постоянно жить в состоянии катастрофы. В таком случае ты сам себя неверно постулируешь, выстраиваешь матрицу, из которой не можешь вырваться. Внешний мир для тебя не таит ничего, кроме опасности, а внутренний скукоживается и отсыревает. Вопрос — как это изменить. Как перевести человека из состояния бессмысленного воспроизводства и выживания в состояние жизнетворчества. Собственно, в решении этой задачи и заключается для меня едва ли не основная миссия ГогольFest. Мы ее не декларируем аршинными буквами, но о ней помним. Важно, что эту задачу надо постоянно решать самому. Ведь очень просто попасть в ежедневный ритуал. Заняться самоцитированием. Успокоиться. Но что такое творчество? Это вылазка в рискованные зоны. И, значит, там стрём. А значит, надо быть бесстрашным, не бояться отважно смотреть как вовне, так и внутрь себя. И не прекращать задавать себе вечные, мучительные вопросы. И когда я делюсь этими вопросами с публикой, зритель выходит из зала с размышлением в сердце.
– По сути, как следует из твоих слов, не важно, что именно будет на фестивале. Важно, что он будет.
– Но при этом мы, безусловно, прикладываем максимальные усилия, чтобы это было хорошо.
