На сцену летели цветы…
Нина Аловерт
События ABT 2017-Summer.
Прощальный спектакль Дианы Вишневой
«Ктo может знать при слове «расставанье»,
какая нам разлука предстоит»
– (О.Мандельштам “Tristia”)
Диана Вишнева вошла в состав труппы Американского балетного театра в 2005, оставаясь при этом балериной Мариинского театра в Петербурге. В этом сезоне Вишнева объявила о своем уходе из труппы АБТ и станцевала два последний спектакля – балет Крэнко «Онегин» с неизменным партнером Марсело Гомесом в роли Онегина.
Нет, Вишнева не уходит со сцены. Она продолжает танцевать на сцене Мариинского и других театров, Кевин Маккензи, художественный руководитель АБТ, предполагает пригласит ее на следующий год, как гостью, выступать с труппой на сцене МЕТ. Будем верить, что это так и будет.
Но «кто может знать при слове «расставанье»…»
Итак, Диана Вишнева станцевала свой последний спектакль «Онегин»23-го июня. В этом довольно посредственном балете среди маловыразительных, картонных персонажей Вишнева и Гомес были как два инопланетянина. Они танцевали на другом уровне, чем вся труппа. Это был не танец, это был их язык, данный им природой, язык, которым они выражали свои мысли и чувства, язык высокой трагедии.
Весь спектакль «Онегин» только их отношениями на сцене и был интересен. В этом уникальном сценическом партнерстве всегда значительны и важны даже мизансцены. Например, во втором акте именин Татьяны Онегин садится в углу раскладывать пасьянс. Оставим за скобками все нелепости и грубые нарушения приличий и правил поведения того времени, допущенные хореографом, пренебрежением ими грешат и некоторые постановки в русских современных спектаклях. Примем за данность: Онегин приходит на именины к Татьяне и садится раскладывать пасьянс в левом углу сцены, на переднем плане. А с другой стороны сцены за ним следит Татьяна. Конечно, мизансцены поставил хореограф. Но только исполнители придают им смысл.
Онегин Гомеса загадывал о своей судьбе (о встрече с Татьяной). Он загадывал и перекладывал карты, и мешал их, усмехаясь, не желая соглашаться с судьбой. А на другой стороне сцены Татьяна Вишневой следила за ним и трепетала в надежде, радости и отчаяньи. Потому что для Вишневой-Татьяны их предназначенность друг другу была очевидна. Она понимала, что именно сейчас Онегин решает их жизнь. Эта нить судьбы, протянувшаяся между ними с первого взгляда друг на друга, и держала не только акт, но весь балет. Ничего в тех спектаклях не было важнее этой натянутой нити, которую Онегин-Гомес оборвал, когда нарочито, в каком-то разрушительном упоении ринулся ухаживать за Ольгой. В конце этого же акта был еще один важный момент в сценических отношениях артистов. Убив на дуэли Ленского, Онегин стоит и довольно долго смотрит на Татьяну. Татьяна Вишневой под его взглядом выпрямлялась и менялась наших глазах. Не было больше «девочки несмелой, влюбленной, бедной и простой». На Онегина смотрела другая Татьяна – будущая «неприступная богиня холодной, царственной Невы». Так начинался трагический финала последней сцены балета.
Об исполнении танцовщиками последнего дуэта трудно подобрать адекватные слова из нашей повседневной жизни. Это было сплошное рыданье двух душ перед вечной разлукой.
Но в театре никогда спектакль не похож на предыдущий. Так в последнем «Онегине» особое место занял дуэт Татьяны и Онегина в сцене сна Татьяны. Этот дуэт, состоящий из сложных и неудобных поддержек, артисты станцевали так, как будто никакой сложности не было. Вишнева летала в руках Гомеса – так летала от счастья душа ее Татьяны, которой она могла бы остаться: свободной, вольной, счастливой. Вишнева достигла в своем творчестве той высоты, когда, кажется, для балерины нет предела владения хореографией, которую она подчиняет смыслу и чувству.
В постановке Онегин является Татьяне в ее сне демоническим красавцем, соблазнителем и искусителем, недобрым фантомом, выходящим из зеркала. Но в этом последнем спектакле дуэт во сне в исполнении танцовщиков оказался счастливым любовным дуэтом, потому что Онегин Гомеса пришел не соблазнителем, а влюбленным. Было ли это сыграно сознательно? Едва ли. Этот дуэт в последнем спектакле оказался кратким мигом счастливой любви героев, какой она могла бы стать.
Вишнева и Гомес станцевали вместе большой репертуар, состоявший из классических и современных балетов. Наивысшей актерской высоты дуэт Вишневой и Гомеса достигает в балетах с трагическим содержанием. Там, где судьба жестоко, бессмысленно, бездумно разрушает жизнь героев. Там, где герои, предназначенные друг другу судьбой, сами жестоко, бессмысленно, бездумно ее разрушают. Творческий союз Вишневой и Гомеса – явление редчайшее. Душевную связь их героев на сцене можно только определить стихами Марины Цветаевой:
Как правая и левая рука —Твоя душа моей душе близка.
…Но вихрь встает — и бездна пролеглаОт правого — до левого крыла!
После окончания «Онегина» открылся занавес и состоялся еще один акт: на сцене стоял кордебалет, выносили цветы, выходили премьеры театра, репетиторы, Алексей Ратманский, Кевин Маккензи, дирижер. С букетом цветов вышел муж Дианы Константин Селиневич.
Все обнимали Диану, с колосников и из зала летели цветы. Затем Марсело вывел Диану к рампе. 23го был последний спектакль, возможно, последний – вместе. Наверно, они думали об этом. Плакала Диана, выходя на аплодисменты, Марсело начал плакать уже во время последнего дуэта. Плакали зрители. Расставание героев балета, Татьяны и Онегина, обостряло для всех трагичность момента.
Юбилейный спектакль Марсело Гомеса
20-го июня на сцене Метрополитен Опера Марсело Гомес, премьер АБТ, танцевал Альберта в балете «Жизель». Этим спектаклем труппа АБТ и совет директоров отмечали 20-летие работы этого выдающегося танцовщика (добавлю – последнего выдающегося танцовщика в труппе).
Это был во многих отношениях интересный спектакль. Жизель чисто и аккуратно станцевала Стелла Абрера, по уровню своего таланта солистки, а не балерины. Ни об образе, ни об эмоциях, ни о контакте с партнером не было речи. Гомес таким образом оказался в одиночестве на сцене в этой любовной драме. И надо сказать, вышел из этого сложного положения с мастерством настоящего артиста.
Исполнители роли Альберта интерпретируют ее по-разному. В первом акте, где по либретто переодетый граф добивается любви поселянки, Гомес танцевал именно эту историю: красавец-граф умилялся прелестью сельской девушки, ее наивностью и невинностью и стремился добиться ее благосклонности с напористостью опытного бонвивана. Никакой любви не существовало и в помине. Смерть девушки, естественно, вызывала в нем чувство вины и раскаянья. В этом состоянии он приходил во втором акте на кладбище с букетом лилий.
У танцовщиков во втором акте есть разные актерские возможности. Граф может осознать свою любовь, может прийти просить прощенья у милой тени… это решение роли во многом зависит от окончание первого акта, от контакта с исполнительницей роли Жизели. Но поскольку танцовщица Абрера ни на какой контакт не шла, то Гомес выбрал очень редкий путь для исполнителя: весь акт с мстительными виллисами и Жизелью он танцевал, как сцены, привидевшиеся ему в тумане ночного леса. И создавал это впечатление сознательно, время от времени, стараясь как будто стряхнуть с себя наваждение, и снова погружаясь в картины, созданные его раскаяньем.
Интересным было окончание балета в исполнении Гомеса. Концовку танцовщики на моем зрительском веку делали по-разному. Со времен Михаила Барышникова его последователи отходили от могилы Жизели с букетом лилий, роняя их. Гомес взял один цветок, отошел в глубь сцены, опустился на колени и бросил его перед собой, как бы прощаясь с Жизелью. Ночной кошмар закончился, граф искупил свою вину.
Я видела довольно много спектаклей с участием Гомеса. В тот вечер он был в прекрасной танцевальной форме, но и как актер он очень вырос за последние годы. Осмысленное актерское существование – это результат его многолетней работы над ролями с Дианой Вишневой. Все ее партнеры знают, как в работе она неумолима и добивается от партнера не только технического освоения хореографии, но понимания хореографии, понимания роли.
Гомес – танцовщик от природы эмоциональный и наделен богатой интуицией. Думаю, что работа с Вишневой добавила ему мастерства владения ситуацией на сцене, мастерства в сознательном создании образа.
И было, как полагается, еще одно действие: на сцене стоял кордебалет, выходили премьеры театра, репетиторы, Алексей Ратманский, Кевин Маккензи, дирижер. Все обнимали Марсело, с колосников и из зала летели цветы. Но это был веселый последний акт! Это был праздник, юбилей, еще не подводивший итог! Благодарим тебя, Марсело, за твое искусство! До следующего спектакля, Марсело!