В разделе “Серии”, Elegant New York представляет нового автора. До настоящего времени он публиковал свои живописные и поэтические фантазии под псевдонимом Александр Веншив, так как ни живопись, ни литература не являются его основными профессиями. Он определяет их двумя простыми словами – две страсти.
Александр Вишневецкий родился в красивой столице Украины. С 1992 года со своей семьёй проживает в Нью-Джерси. Работает в области разработки программного обеспечения для ряда финансовых компаний.
Вниманию читателей предлагается первый поэтический рассказ из предполагаемого цикла рассказов.
В 2012 году на www.createspace.com (self-publishing on Amazon) и на www.stihi.ru были опубликованы первые циклы живописных и поэтических фантазий автора.
[quote style=”boxed”]Александр Вишневецкий: «Толчком к моим живописным экспериментам послужила трагедия
11 сентября. Компанию, в которой я работал в то время, закрыли на неделю, в течении которой я нарисовал свои первые живописные работы под Клода Моне. Стресс, под которым мы тогда жили, оказался мощным толчком для меня…
Впоследствии я понял, что копировать не могу, начинаю, но уводит куда-то в сторону. Потихоньку начал искать свой стиль, нужные материалы, так и нахожусь до сих пор в постоянном поиске. Наверно, нынешнее состояние, направление мог бы определить как неоимпресcионизм с элементами выпукло-объемного экспрессионизма и стихами на обороте картин.»
Running late.
Он ехал на восток. Не по собственной воле, послали и надолго. Молодой возраст брал своё и тревог не было. Особых планов на будущее также не было, была молодость, лёгкость в душе и жизни. В воздухе витал дух авантюризма и книжных приключений, хотя он подобной литературой никогда сильно не увлекался. На дворе был 73 год, разгар, так называемого, “развитого социализма”. Но так как он не знал другой жизни, ему и эта пока подходила.
Ехал долго и далеко. Была недельная остановка в большом сером городе, прогулки, новое окружение, разговоры, встречи и неопределённость до последнего момента. Серым-серо и не очень уютно, кому нравится неопределенность. Но делать было нечего, попался.
Он лежал на узкой жесткой скрипучей кровати в углу простой комнаты общежития, было не так поздно, безделье тревожило, но читать не хотелось. Просто ждать, ждать приказа о назначении на место службы, которое было предопределено где-то и кем-то для таких как он. Он был офицером-двухгодичником СА.
А пока вокруг витала серая тоска, которая рвалась внутрь, тоска по оставленному большому родному городу, налаженному образу молодой жизни, родным и друзьям. Всё это виделось ему в своеобразных временных руинах и рубцах памяти, не сомневался, что руины вернутся в единое в будущем. А пока он осторожно поглаживал рубцы памяти …
И накатилось все опять,
Вернуться в прошлое не просто,
Картинки прыгают все вспять,
И мозг работает так остро.
Прошел по старому метро
И побывал там на “Евбазе”,
И мысли кружат вновь легко
В воспоминаниях, в экстазе.
Вот заглянул и на базар,
Люблю базаров Колизеи,
Спустился с горки, как в тартар,
К подножью прошлого “Помпеи”.
Вверх по бульвару до вершин,
Все там же книжный магазин,
Салон “Искусство” вслед за ним,
А дальше – театральный “Рим”.
Не должно тем местам сверкать
В лучах и бликах близких лет,
Крещатику не стало плакать,
Когда звучит старый сонет.
Киевпроект, метро и рестораны,
Пассаж, консерватория, фонтаны,
А дальше филармония и склоны,
Внизу фуникулер, Днепра паромы.
Как можно все это забыть,
Рубцов следы нельзя разгладить,
А если хочешь повторить
И память снова позабавить …
Я здесь, они остались там
И мостик памяти длиннее,
И кажется мне все отдать
За приближение “Помпеи”.
К концу недели был объявлен “приговор” и направление движения. Он ехал на юг, в другую страну – Монголию. Шок – пожалуй, растерянность – безусловно. Но нечего была терять и щекотала сознание молодость. Этим было всё сказано. В тот момент в его представлении страна ассоциировалась с Чингиз-ханом, пустыней Гоби и плохим климатом.
Он ехал на юг. К его немногочисленным пожиткам в придачу появился брезентовый мешок с избыточным офицерским обмундированием.
Прелюдия монгольского приключения лишь разворачивалась. Поезд постукивал c восточно-южным акцентом, в купе сидели ему подобные и за окном разливалось Забайкалье с его озёрами, реками, лесами, городами и посёлками, которых он никогда не видел.
Он всё ехал на юг. Спешить было некуда, день сменялся новым днём, иногда очень похожим на предыдущий, жизнь казалась бесконечной, но вечерами необъяснимая грусть щекотала душу и просила остановиться, зажать в кулаке мгновение и не двигаться, не слышать хода времени. Дни протекали по разному …
Дни по разному проходят
В ярких, тусклых оболочках,
Тихо, шумно в жизни бродят,
Гладко стелят и по кочкам.
Где-то там закрутит буйно,
Как-то понесет по ветру,
Вдруг затихнет, утро плавно
Встретит мира дня приметы.
Хочется понять их волны,
Океана жизни праздник,
То поднимет ввысь на гребни,
То затянет в глубь всех паник.
Дни мелькают, их уносит
И сливает без различий,
Кто очнется и замедлит
День, как чудо всех событий.
Подойдет ко грани ночи
И, предвидя край исхода
Дня, которого весь почерк
Трепещет в углу захода.
Распознает все отличия,
Ощутит продление мига
И замрет, ради приличия
Поклонится силам бога.
За прожитые мгновения
Без сомнения плата свыше,
У границы разделения
Дня и ночи вечер дышит.
Грустят ели, потускнели
И луна давно в полете,
Двор затих, кусты присели,
Люди в тишине, в дремоте.
Кто уснул без ложных мыслей,
Кто-то бодрствует в купели,
Из-за горизонта высей
Новый день откроет двери.
Спустя несколько дней поезд остановился на диком полустанке. Можно было выйти и размяться. Довольно пустынно было вокруг, поляна, окруженная редкими деревьями. Он спустился на землю и сделал несколько шагов. Его взору предстал небольшой белый памятник, помнится с пятью бюстами в нишах. Он узнал их в одно мгновение, это они, декабристы, сосланные в Сибирь и не вернувшиеся, если не изменяет ему память, в родной Петербург. Неужели это было где-то здесь? Невероятно. Очевидно, они закончили свой жизненный путь здесь, в “забайкайльской тишине”? В то время не было интернета под рукой, чтобы сразу проверить свои мысли.
Он вернулся в купе и продолжал свой необычный путь в неизвестность. А белый памятник ещё долго не давал покоя. Он как бы излучал флюиды из другого столетия, напоминая о судьбах борцов за свои убеждения.
Он разбудил подсознание, позволил ощутить своё место в пространстве и расстояние до родных месте. Впервые прозвучали вопросы: “За что? Почему?” Вопросы в то время не свойственные ему.
Со временем под монотонный стук колёс пришло привычное равновесие. “Пусть будет так” – подумал он …
Пусть будет так, не возражаю,
Пусть будет жизнь такой, как знаю,
Такой, которою живу,
О большем я и не прошу.
Пусть будет так, в терпении вечном,
Обыденном пути конечном,
В решениях жизненных, простых,
В поступках слабых и грешных.
Он уже долго ехал на юг. До пункта назначения было далеко, за окном купе стояла ранняя осень, которая всегда была ему по душе. Мелькали берёзовые рощи одна за другой, что могло быть краше. Он как будто попал в новое измерение и, будучи человеком полагающимся на интуицию, старался внимать новое, неизведанное, открыться ему. Не стоит тревожиться, всё должно сложиться для него хорошо …
Раздался звонок будильника. Он проснулся и удивился тому, что помнил сон во всех подробностях. Полежав несколько минут, поднялся с обычным намерением принять душ, побриться, позавтракать и ехать на работу.
Но не тут-то было. Находясь во власти приснившегося, он сел к компьютеру, начал писать и не успокоился, пока не закончил. Не часто он писал послание на работ боссу:
“Running late.” – “Задерживаюсь. Буду позже.”
Александр Вишневецкий
Продолжение следует: https://elegantnewyork.com/working-remotely-vishnev/