Александра Галанина
Джорджия О’Кифф — первая американская модернистка и ключевая фигура в искусстве ХХ века, одна из первых художниц, получивших всемирную известность еще при жизни. Она сформировала индивидуальный стиль, объединяющий формальный язык современной европейской абстракции и черты традиционной американской живописи. О’Кифф освободилась от гендерных ограничений и конструктов, наложенных на женщин в первой половине прошлого века. На протяжении более чем семи десятилетий она была верна себе и своему искусству, бросая вызов всему миру.
Джорджия О’Кифф родилась 15 ноября 1887 года в пригороде Сан-Прери в штате Висконсин на северо-востоке страны. Девочка выросла на ферме родителей в большой семье: она была второй из семи детей. В 12 лет Джорджия объявила, что станет художницей, когда вырастет. Мать поддерживала дочь и всячески поощряла её страсть к творчеству.
Несмотря на ограниченность в средствах, Джорджия получила хорошее образование. Она училась в католической школе и брала частные уроки акварельной живописи. В 16 лет будущую модернистку отправили в интернат в штат Вирджиния, где она успешно занималась в художественной студии.
Когда Джорджии исполнилось 18 лет, она поступила в Школу искусств Института Чикаго, отличающуюся консерватизмом и приверженностью академическим живописным техникам. Несмотря на то, что девушка ненавидела практические занятия, анатомию и рисунки с гипсовых слепков, она добилась значительных успехов и была первой в рейтинге студентов своего курса.
Год спустя художественное обучение внезапно оборвалось: летом 1906 года Джорджия заболела тяжелой формой брюшного тифа. У неё выпали все волосы, она очень похудела и ослабла. Тяжелое восстановление заняло почти год, который она провела со своей семьей. Следующей осенью в Чикаго Джорджия О’Кифф не вернулась: проблемы с деньгами не позволили продолжить обучение в престижной школе. Вместо этого она отправилась в Нью-Йорк, в центр американской художественной жизни. Год обучения в Лиге студентов-художников Нью-Йорка О’Кифф вспоминала с теплотой. Здесь она научилась искусству натюрморта и умению видеть красоту в деталях.
Полная надежд и творческих планов Джорджия была вынуждена на три года оставить искусство. В 1908 году девушке пришлось вернуться в Вирджинию и ухаживать за сестрами и больной туберкулезом матерью. Тогда О’Кифф заявила, что покончила с искусством навсегда.
Летом 1912 года семья переехала в окрестности Университета Вирджинии. С намерением в будущем стать учительницей Джорджия записалась на курс преподавания изобразительного искусства для женщин. Вскоре она снова взялась за кисть и написала серию акварелей. Новой философией О’Кифф стало создание искусства, которое не подражало и не копировало природу. Джорджия использовала строгую композицию, деревья и другие элементы ландшафта для создания искусственной симметрии. Так она создавала картины, напоминающие виды через замочную скважину.
Живопись О’Кифф становилась все менее реалистичной. Осенью 1915 года, когда Джорджия преподавала в Колумбийском колледже в Южной Каролине, она нарисовала серию абстракций углём. Эти картины были уникальны: они сильно отличались от абстрактных работ того времени, формальных и геометрических. О’Кифф использовала формы, которые она находила в природе, стремясь выразить «неизвестное» подсознательное через рисунки. Начав следовать собственным творческим инстинктам, она снова всерьез задумалась о карьере художницы.
О’Кифф отправила свои рисунки подруге по художественному колледжу, которая в тайне отнесла их Альфреду Штиглицу, известному фотографу и владельцу нью-йоркской галереи «291». Он назвал эти картины «самыми чистыми, самыми прекрасными и искренними работами». В апреле 1916 года Штиглиц без ведома Джорджии выставил десять её абстракций в галерее на Манхэттене.
Именно Альфреду Штиглицу Джорджия обязана своим переездом в Нью-Йорк, решением бросить преподавательскую карьеру в возрасте 31 года и посвятить жизнь искусству. Их профессиональные отношения вскоре стали романтическими. Они начали жить вместе почти сразу и через шесть лет поженились.
О’Кифф и Штиглиц в Нью-Йорке, 1944
На творчество Джорджии О’Кифф значительно повлияло популярное среди европейских модернистов учение о синестезии. Неизвестно, была ли сама Джорджия синестетом и слышала ли она цвета подобно Василию Кандинскому, но музыка играла важную роль в её искусстве. Она играла на пианино и скрипке и чувствовала постоянную потребность в музыкальных параллелях.
«Я люблю музыку больше всего на свете.
Цвет вызывает у меня настолько сильные эмоции лишь изредка»
О’Кифф читала теоретические труды российского абстракциониста и горячо отзывалась о его книге «О духовном в искусстве». Первый цвет, который появился в ее работах, был синий, самый духовный, «типично небесный цвет» согласно Кандинскому.
Позже появляются работы, которые непосредственно отсылают к музыкальной теме. В некоторых абстракциях угадываются грифы скрипок. В работах 20-х годов цвет соответствует ощущениям и переживаниям от прослушивания композиций. Цвет в её картинах возникает как следствие музыки, которая была инструментом, создающим форму.
Джорджия О’Кифф наиболее известна своими картинами с изображением цветов и растений, нарисованных словно через увеличительное стекло. За свою творческую карьеру она написала более двухсот подобных полотен. Феминистки искали в этих работах скрытые символы и считали Джорджию источником вдохновения движения за права и свободы женщин во второй половине двадцатого века. Сама художница всегда отрицала фрейдистские интерпретации её искусства. Постоянные поиски тайной символики и уничижительные отзывы некоторых критиков приводили Джорджию в ярость, и однажды она в сердцах заявила:«Я ненавижу цветы, я их рисую, потому что они дешевле, чем модели, и они не двигаются!»
Композиционно цветочные абстракции О’Кифф созданы под влиянием Пола Стрэнда, фотографа из окружения Штиглица. Сам Стрэнд следовал тенденциями кубистской живописи. Он фотографировал изображения с такого близкого расстояния, что формальная структура разрушалась, начинала распадаться на абстрактные геометрические фигуры.
Джорджия была очарована работами Пола, но не слепо подражала фотографу, а искала собственные смыслы, адаптировала идеи Стрэнда под своё уникальное видение мира, синтезируя абстракцию и реализм. Несмотря на практически полную ботаническую точность, О’Кифф рисовала не конкретное растение, не хрупкий уязвимый цветок, а нечто вечное и монументальное. Это собирательные образы цветов, которые олицетворяют абсолютное неувядающее орнаментальное постоянство формы.
«Я заставлю даже вечно занятых ньюйоркцев остановиться и увидеть в цветах то, что вижу в них я»
Другой мотив, который угадывается в этих сюжетах — обращение к стилю ар-нуво с его естественными «природными» линиями и любовью к растительным орнаментам. Чаще других встречающиеся у О’Кифф цветы, лилии и ирисы, — типичные атрибуты модерна.
Личные и культурные отсылки, влияние современной фотографии и кубизма: всё это доказывает глубинный смысл искусства О’Кифф и его неразрывную связь с художественными течениями того времени. Рассматривать ее работы исключительно через призму феминизма и эротических интерпретаций — значит умалять их истинную художественную ценность.
Джорджия О’Кифф приехала в Нью-Йорк в эпоху строительного бума, и высотные здания стали главным объектом ее работ 20-х годов. Художница была поклонником современной американской архитектуры и начала рисовать нью-йоркские небоскребы и городские виды из окна своих апартаментов на 30-м этаже отеля в самом центре ревущего мегаполиса.
О’Кифф в очередной раз бросила вызов американской творческой среде, пытаясь изобразить совсем не женский мир архитектуры Нью Йорка. Коллеги-художники советовали Джорджии продолжать рисовать цветы, а не «символы современных технологий» — небоскребы, которые, по их мнению, были исключительно мужской темой.«Когда я рассказывала о своих попытках нарисовать Нью-Йорк, мне отвечали, что это невыполнимая задача, и даже мужчины с ней не справляются»
Небоскребы О’Кифф написаны в духе прецизионизма, разновидности магического реализма, для которого характерны четко выверенная геометрия, вневременный характер и пустота пространства. Отличительная особенность её работ, во многом фотографических, заключается в нестандартной перспективе. На картинах ощущается чье-то незримое присутствие, будто кто-то с земли смотрит вверх или наблюдает за городом из окна. Безлюдные улицы переполнены формой, цветом и тенью. Это портреты углов и подавляющей тишины. О’Кифф создала пещерный и мрачный образ города. Но за пределами бетонного мира есть проблеск света, подобно маяку надежды для тех, кто заблудился среди монументальных, внушающий страх зданий.
Некоторые же картины показывают ночное великолепие небоскребов, богато освещенных, почти нематериальных башен света. Тонкая работа Джорджии с палитрой в «Нью-Йоркской ночи» передает ощущение тепла и жизни. Горящие окна зданий и освещенная улица наводят на мысль о людях, которые ежедневно вдыхают жизнь в город.
Решение Джорджии оставить нью-йоркскую тематику совпало с крахом фондового рынка 1929 года. Ее картины, некогда отражавшие великолепие небоскребов, символов успеха экономики США, стали лишь печальными напоминаниями о былой силе американского капитализма.
Тема архитектуры присутствовала в творчестве О’Кифф еще до переезда в Нью-Йорк, и к ней же она возвращалась на протяжении всей жизни. Джорджия писала сараи и амбары, крупные планы типичных американских и колониальных построек, используя простейшие формы и чистую геометрию.
Разочарование в богемной жизни и измены мужа привели Джорджию к истощению, нервному срыву и депрессии. С 1929 года О’Кифф начала сбегать из тяготившего её мегаполиса в Нью-Мексико, засушливый горный район на юго-западе Америки. В 30–40-е годы она продолжала жить и работать в Нью-Мексико, ставшим новой главой ее профессиональной жизни. В 1949 году после смерти ее мужа Альфреда Штиглица она приобрела «Призрачное ранчо» и сделала его своим постоянным домом. К тому моменту Джорджия О’Кифф была известным художником, а её работы выставлялись в галереях по всей стране.
Драматические ландшафты, горы и пустыни, древняя испанская архитектура и местная флора стали центром ее творчества. Исследуя незнакомую среду, она черпала вдохновение, экспериментировала с формой и композицией. Бесплодные пустынные пейзажи О’Кифф стали символами американского модернизма.
О’Кифф восстановила полуразрушенное колониальное строение на севере штата, место уединенности и одиночества. Очарование художницы этим пространством привело к серии из более чем двадцати картин и рисунков дома. Хотя эти композиции сильно различаются как по размеру, так и по цветовой гамме, каждая из них фокусируется на геометрии внутреннего двора здания.
Смерть и вечность — ключевая тема её искусства этих лет. Джорджия собирала по пустыне камни и кости умерших животных и делала их объектами своих полотен, написанных в духе магического реализма. Останки казались ей «странно более живыми, чем животные, гуляющие вокруг». Подобно риджионалистам, она создавала свой образ Америки, вечной и сюрреалистичной. В 40-е годы с наступлением войны художница вновь возвращается к теме смерти. Она пишет тазобедренные кости, превращая их в порталы, соединяющие землю и небо, которое останется таким же синим даже после того, как будет уничтожено все человечество.
В 1938 году гавайское рекламное агентство обратилось к О’Кифф с просьбой создать две картины для местной ананасовой компании. Предложение пришло в критический момент в жизни Джорджии: ей был 51 год, и ее карьера, некогда успешная, застопорилась. Критики считали ее творческую сосредоточенность на Нью-Мексико ограниченной и называли ее работы «массовым производством». Художница провела на Гавайях восемь недель. Ей была предоставлена полная свобода исследования и творчества. Она рисовала цветы, пейзажи и традиционные гавайские мотивы. Вернувшись в Нью-Йорк, О’Кифф закончила серию из 20 картин. Но заказанные рекламные изображения ананаса О’Кифф нарисовала только тогда, когда Гавайская ананасовая компания отправила растение в ее нью-йоркскую студию.
В свои шестьдесят О’Кифф была международной знаменитостью. В 1968 году журнал Life поместил ее фотографию на обложку. Люди начали появляться без предупреждения у ее дома, надеясь встретить великую модернистку.
К старости О’Кифф полюбила путешествовать. Она побывала в Европе, Индии, Японии, несколько раз сплавлялась по реке Колорадо. Больше всего Джорджию потрясли виды из иллюминатора самолета, которые стали для художницы окном в другое измерение.
Последние серии работ, которые О’Кифф пишет, перед тем как ослепнуть, — абстрактные изображения рек и дорог и виды облаков из окна самолета. В 77 лет Джорджия начала самую большую картину в своей карьере. Полотно размером 7 метров в ширину было натянуто на стене ее гаража. Более трех месяцев она писала облака, стоя на лестнице, затем на стуле и ящике, а под конец сидя на полу.
На протяжении всей своей жизни О’Кифф пыталась освободиться от гендерных стереотипов и ярлыков. Во времена жесткого социального давления она все делала по-своему, не примыкая к течениям и не загоняя себя в рамки условностей. Джорджия О’Кифф переехала в Санта-Фе в 1984 году, где она умерла 6 марта 1986 года в возрасте 98 лет. Ее тело было кремировано, а пепел, согласно ее воле, был развеян на Призрачном Ранчо.
О’Кифф, бесстрашная и уверенная в себе и своём призвании, никогда не боялась выделиться из толпы. Она не беспокоилась о том, чтобы вписаться в общепринятую концепцию того, как должна выглядеть, одеваться женщина, и что может себе позволить рисовать художница. Джорджия сохранила свою девичью фамилию, с достоинством носила мужские шляпы и не особо заботилась о чужом мнении. Она смогла разубедить художественное сообщество и широкую общественность в том, что пол каким-либо образом является определяющим фактором художественной компетентности и таланта.«Я была ужасно напугана в каждый решающий момент моей жизни, но я никогда не позволяла этому мешать мне делать задуманное»
Портреты Джорджии О’Кифф, фотограф Альфред Штиглиц, 1920-1922
Кто-то считал Джорджию мизантропом, который отгородился от всего мира и ушел в добровольное заточение в пустыни Нью-Мексико, кто-то вспоминает, как легко она могла сходиться с людьми, едко шутить и заразительно смеяться. В этом и состоит главная притягательность художницы: в её таинственности, многогранности и некоторой недосказанности.
Когда О’Кифф и Штиглиц познакомились в 1916 году, он был знаменит и женат, она была неизвестна и на 23 года младше его. Известный фотограф и провинциальная учительница начали писать друг другу, иногда по два или три раза в день. В общей сложности они отправили 25 тысяч страниц любовной корреспонденции.
Формируя облик как американской фотографии, так и североамериканского европейского современного искусства, Штиглиц сыграл огромную роль в успехе О’Кифф. Он выставлял ее работы в своей галерее, устраивал персональные выставки, открыл дверь в богемный художественный мир Нью-Йорка. Джорджия была его постоянной натурщицей, он восхищался ее искусством, телом, пронзительным взглядом и душой. За те десятилетия, что они были вместе, он сделал несколько сотен ее снимков. Именно Альфред создал образ Джорджии.
В 1929 году, вскоре после того, как ее муж завел роман со своей молодой ассистенткой, в поисках одиночества и независимости О’Кифф совершила свою первую поездку в Нью-Мексико и осталась там навсегда. Она придумала себя заново, создав образ бескомпромиссного и решительного индивидуалиста. Этот новый публичный облик резко отличался от того, который построил для неё Штиглиц. Он ни разу не навестил Джорджию в ее пустынной обители в Нью-Мексико.
30-летние отношения между двумя гениями, одновременно близкими и далёкими, полными страсти и напряженности, сыграли ключевую роль в их становлении. Они ссорились и писали бессвязные письма, оставаясь переплетенными до самого конца. Их уважение друг к другу, как людей и как художников, никогда не ослабевало. Несмотря ни на что они поддерживали связь и оставались в браке до смерти Штиглица в 1946 году.
«Когда я просматриваю свои фотографии, сделанные Штиглицем более 60 лет назад, мне становится интересно, кто этот человек на снимках.
Как будто вместо одной жизни, я прожила несколько»
В 1945 году она стала первой женщиной, удостоенной личной ретроспективы в нью-йоркском Музее современного искусства.
О’Кифф работала в любую погоду. Во время ливней она устанавливала палатки из брезента и рисовала в перчатках, когда становилось слишком холодно.
Страсть к искусству не угасла с потерей зрения. Она заявила: «То, что заставляет меня творить, все еще здесь». В 80 лет занятия живописью стали невозможны, и О’Кифф начала экспериментировать с лепкой из глины и занималась этим до конца жизни.
Сегодня район Нью-Мексико, где художница провела несколько десятилетий, называют «страной О’Кифф».
В 2014 году картина «Дурман/Белый цветок No. 1» была продана на аукционе Sotheby’s за 44,4 миллиона долларов. Джорджия стала автором самой дорогой картины, написанной женщиной.
