Галина Ицкович
1
Они “подснимают” угол у запойного старика в одном из прибрежных переулков. Вход в подвальное помещение со двора, и смотрите, не попадитесь на глаза настоящим хозяевам, а не то выселят и нас, и его.
Домашние визиты к матери и ее чудом выживающей годовалой дочкe (“Такую хромосомную мутацию пока наблюдали только у тридцати двух младенцев в мире, и ни один не прожил дольше шести месяцев. Мы – тридцать третьи и первые,” – с гордостью говорит Зоя) предполагают обучение молодой матери, образовательную и психологическую поддержку, но на самом деле Зоя использует мои приходы для советов по разрешению своей иммиграционной ситуации. Зоя в Штатах нелегально: заплатила по-северному щедро за поддельную гостевую визу и нахально въехала в страну на пятом месяце беременности. Зоя – мастер спорта по биатлону, беременность не видна была до последнего месяца, а хромосомные проблемы обнаружили сразу, как только она сходила в американскую клинику. Де-факто муж умудрился присоединиться к ней перед самыми родами, поэтому все решения относительно Жаклинушки, доченьки, принимали вместе. Счастье, что Жаклинушка родилась американкой: ни мама, ни страна не оставят ее в беде. Город все предоставил, конечно, медицина задействована, но надо хлопотать. Обо всем надо хлопотать.
Они у меня первые в пятничном расписании. В их закоулке и вокруг всегда тяжело запарковаться, а тем более в дни снегопада. Я, наверно, весь февраль звонила бы и отменяла визиты, но телефон у них один на двоих с мужем, а муж с ночи уходит на стройку. Поэтому выезжаю из дому затемно – хотя сегодня вряд ли просветлеет, и будет ли это утро вообще?
Стучу условным стуком. Зоя по-особенному бледна:
–Какое счастье, что Вы пришли! Я такой ужас испытала… это надо кому-то рассказать. Я проснулась сегодня к Жаклинушкиному кормлению, в комнате холодно, в окне ночь и метель. И мне вдруг показалось, что я дома, в Ангарске, сейчас на тренировку идти, а Америка, роды, диагноз, наша комната – это все мне приснилось, все последних два года – просто приснились. И так мне стало страшно, что я завыла в голос. Как собака, представляете? Ребенка перепугала.
–Зой, а как объяснить этот страх?
–Понимаете, там у меня было только это. Зима, ночь и снег.
–А здесь?..
Понемногу выходящая из ступора кошмара Зоя деловито поправляет шторы, чтобы свет из теоретически нежилого помещения не был виден с улицы:
–Здесь… у меня надежда есть, понимаете? Надежда.
Она расправляет уголки одеяла, кокетливые кружева вокруг лица малышки, и отступает от колыбельки, полюбоваться наведенным порядком. A подсоединенная к питанию неглотающая терпеливая Жаклин улыбается ей из-под своих трубочек.
2
Маленький, аккуратно изготовленный, словно седеющая конфета в коробке, человечек Хозе живет в окрестностях Нью-Йорка с раннего отрочества. Не от хорошей жизни уехала его семья с дальнего хуторка на севере испанской Галисии, но он и его сестры неплохо успели в американской жизни. Все у него нормально, во всяком случае, материально. Думает ли он о том месте, откуда увезли их отец и мать? Да нет, на это нет ни времени, ни энергии. А если ехать в Испанию в отпуск, то куда-нибудь посимпатичней, а не на хутор из трех развалюх. Собственно говоря, и семей тех нет уже: кто там мог выжить? Последняя карта этой местности была составлена еще при Франко. Как только дети в школу да старики в больницу попадали? Скорее всего, вовсе не попадали.
Простая жизнь, совсем не так живет вся остальная Европа.
И вот Хосе летит в командировку в аргентинскую Кордобу. Тоже не центр цивилизации, заметьте. Сесть в такси после девяти вечера – целая история. К счастью, он говорит по-испански, а потому быстро договаривается с шофером единственного грузовичка, что-то там разгрузившего и готового ехать обратно в город.
Едут, но как-то неспокойно: водителю по виду лет сто, Хосе даже неудобно на него смотреть, вроде бы с недоверием выходит.
Шофер ему:
–Интересный у тебя, брат, акцент. Ты откуда будешь?
–Из Хобокена.
–Но ты родился в совсем другом месте, не так ли?
Что он все выпытывает, думает Хосе.
–Семья родом из Испании.
–Ну да, все мы родом из Испании. А откуда?
–Из Галисии.
–Да что ты говоришь!
Молчание.
–А в Галисии, брат, где жили?
–Ла Корунью знаешь?
–Ну да, ну да… а где конкретно?
–Недалеко от Полигоно де Потомако.
Шофер цокает языком.
–А ты сам откуда родом? – хотя Хосе абсолютно все равно, но вежливость обязывает.
–Да я тоже там жил недалеко. Надо же, нас всего три семьи на хуторе жило.
Действительно, какое совпадение.
Помолчав, шофер продолжает допытываться:
–А как твой хутор назывался? А твой дом у дороги был или за оврагом? А как деда звали?
Они подъезжают к гостинице.
Хосе расплачивается и выходит.
Грузовик медленно выруливает обратно на дорогу, и тут шофер кричит в окно:
–Слушай, парень. Твой дед в шестьдесят девятом одолжил мне денег, чтоб эмигрировать, но здесь тоже не медом мазано. В общем, семье твоей спасибо, но деньги не верну, ты уж извини.
И газует.
Рассказывая мне эту историю, Хосе сетует:
–Ах, что за дурак! Да не стал бы я требовать у него деньги, мне бы рассказы послушать о прошлом. Я своего деда видел только в самом раннем детстве, он с нами не поехал – не на что было…
3
Жаль, что нельзя познакомить Хозе с Алом, они нашли бы общий язык. Ал тоже эмигрант, но во втором поколении. Он родился в Мексике у родителей–поляков. После второй мировой вдруг появилась возможность отправить маленькую группу польских детей в Сан-Франциско. Родители (у кого они были) собрали их, как смогли. После двух месяцев океанской качки и тревог дети вышли на берег, с облегчением маша вслед отплывающему лайнеру. Никто их не встречал. Поскольку ни один из них не знал английского, они не сразу поняли, что вышли не в Сан-Франциско, а в порту Веракрус, в Мексике.
–А потом что?
–Жили как-то. А потом поженились, вдвоем же легче.
Через каких-то пятьдесят лет после этого события Ал осуществил мечту папы и мамы и переселился в Нью-Йорк.
–Они смотрят на меня сверху и радуются, что я умею выбирать города для жизни и, главное, добираться до них.