Интервью с Николаем Журавлем
вела Татьяна Бородина.
Часть 2. (См. Первую часть)
Киев -Нью-Йорк
– Николай, в начале нашей беседы мы поговорили о том, что происходило у тебя в 2019 году, а теперь я попрошу рассказать о твоем творчестве, о работах и процессе художественного созидания.
Мне очень понравился фильм на YouTube, где ты создаешь одну из своих работ. Мы его использовали в публикации первой части нашего интервью. (можно посмотреть здесь). Надо сказать, это впечатляет и совсем не ассоциируется с типичной работой живописца. Это, скорей, такая тяжелая мужицкая физическая работа! Но потом смотришь на твои нежные образы, краски, сюжеты, которые возникают на досках или полотнах, и поражаешься – как будто работало два разных человека. Конечно, это мое наблюдение имеет отношение не ко всем твоим работам, но к половине, точно (улыбается).
– Для меня очень важно сделать так, как никто до меня не делал. Хочется войти в искусство со своим багажом, со своими поисками и со своим взглядом. Только тогда сработает. Если ты повторяешь себя или кого-то другого, я даже не говорю о копиях, то попадаешь на чужую территорию, и ты уже не можешь быть оригинальным. Правда?
Поэтому мной движет желание найти свое собственное. Может быть поэтому я работаю не только в живописи и графике, но и с объемом, с формой. У меня постоянная тяга к скульптуре в своих работах.
– Ты учился на живописца или скульптора?
– Я закончил живописное училище. В институт поступил на графику, а хотел когда-то поступать на скульптуру. И в процессе своего формирования как художника, я много работал, как скульптор. У меня есть работы в бронзе, есть в металле, как на декабрьской выставке в Музее Киева.
Но, наверное, для меня важней всего совмещение всех стилей, к которым меня тянет. Я считаю, что если у тебя есть тяга к чему-либо, ты должен это реализовать.
***
– Значит, создавая объемы в своих живописных работах, ты отчасти реализуешься как скульптор, а выписывая сюжет и образы на этой основе, ты – живописец, график. Какой из двух, таких разных процессов, тебе ближе? Со стороны кажется, что скульптурная фаза творчества – тяжелая физическая. А потом, живописная – уже как отдых.
– Отдых, совершенно верно! Ты правильно поймала, Татьяна. В этот момент я очень успокаиваюсь, и как бы наступает момент благости, что ли, когда я обращаюсь к лирическому, нежному такому – тонкие линии, фигуры. Да, вот в этот момент, я спокоен…
– Кажется, что ты летишь к своим образам…
– Да, лечу. И я представляю, как люди, у которых моя картина поселится, будут находить в ней умиротворение. Потому что мои работы не разрушают пространство, они входят в него гармонично.
Хотя у меня есть много работ, более жестких по своему характеру и наполнению. Но жёсткость – в их форме, они более абстрактные, более архитектурные, модерные.
Так что у меня существуют эти два вектора в моем творчестве, и я решил, что буду работать в обоих, параллельно. У меня нет приоритета, мне с обоими комфортно. Кроме того, мне важно решать новые задачи. Ставить их себе и решать. Вот сделал одну выставку, а у меня уже в голове сформировалась другая. Я уже хожу, или сплю, или ночью сон приснится, проснешься и уже видишь новые работы. Ну реально, просто визуально и даже материально, ты щупаешь их! Руками, глазами. Такое впечатление, что ты просто на грани какого-то, знаешь … ну не сумасшествия, но чего-то другого порядка – все видишь, и нужно только реализовать. (смеется)
На выставке в музее Киева, декабрь 2019
– Интересно, что в твоих фигуративных работах практически всегда присутствуют узнаваемые образы. Такое впечатление, что твои работы связаны одна с другой и ведут какое-то повествование с продолжением. Кто твои персонажи, откуда они пришли и куда идут, где их корни?
– Если очень обобщенно, корнями они из Византии. Они пришли из иконописи. (акцентирует). Это такие архаичные, связанные с византийской живописной традицией образы.
Первые свои попытки в трансформации, соединении современной живописи и иконописи я начал еще в академии. Я много копировал иконы, изучал их, погружался в них, и не просто копировал, а исследовал. В основном, это были византийские иконы.
На их основе, пропущенной через мое восприятие, у меня сформировалось собственное видение, мой подход, принцип. Он проходит, как стержень, через все мое фигуративное творчество.
Известно, что византийская школа избегает лиц повернутых к зрителю в фас, это чаще всего поворот головы в три-четверти или лица обращенные к небу, подняты вверх.
Это угол 45 градусов. Человек как бы обращается к небу, к высшим силам, к богу. Как в молитве, или в своих помыслах. Вот и я, изображая человека, конечно не буквально всегда и, конечно, не точно до градуса, но все же использую эти приемы.
Второй Византийский принцип, который я использую, это неправильная перспектива. Может быть, ты обратила внимание – мои столы, чаши, дома, эллипсы, верх и низ – они не сходятся.
Обратная перспектива была не случайна в традициях иконографии. Она имела в виду два взгляда на один и тот же предмет – божественный и человеческий.
Если мы видим вывернутый стол, т.е. его ножки стоят в одну линию, а столешница вывернута – это не просто случайность, это не потому, что они не знали перспективы. Византийцы имели в виду два взгляда на один и тот же предмет, божественный и человеческий. У них всегда есть присутствие бога в иконе.
А художник всегда испытывает потребность в проведении параллелей и в изучении причины явлений или событий. Не потому, что мы маги, или что-то хотим заумное сказать. Просто нас это впечатляет, и мы проводим это через свое восприятие, преобразуем через себя. В результате появляется новый образ или ситуация: то ли за столом человек сидит, то ли это кто-то проходит мимо.
И так со всеми событиями, допустим, прогулка на велосипеде, я не подразумеваю просто прогулку, а целое событие. Ну как бы в мире или в каком-то общечеловеческом масштабе. Даже какой-то порыв ветра это не просто так. И ты это фиксируешь.
Взять любой элемент, например чаши. У меня всегда есть чаши. Но это не просто чаша или обычный сосуд, а имеется в виду образ наполненности духовным содержанием и этой чаши, и человека за столом. Часто у меня три чаши или больше. Каждая чаша несет свой мир, поэтому их может быть много, как и миров. И параллельно, они олицетворяют и образ мира, среды, в которой человек пребывает. Чаша это еще прообраз чаши Грааля, можно так сказать.
“Мороженое”
Действительно, в своем творчестве, я взял Византию за основу, а затем трансформировал уже в свои образы от Николая Журавля в современном контексте… Я всегда пытаюсь найти связь с современным миром и пытаюсь вплести свои сюжеты в происходящее.
Для меня образ очень важен, потому что он сразу действует, он впечатляет. Это знаете, как в музыке… В результате, это не Византия в чистом виде, а то, что вызывает чувство узнаваемости людей, земель, Древней Киевской Руси. Ведь Византия присутствовала у нас всегда через росписи Софийского Собора, через многие другие церкви, храмы. Я хочу сказать своим творчеством, что мир – сакрален по своей значимости, по своему содержанию. Ведь во всем, что происходит, мы присутствуем и воздействуем на происходящее. И вот, контраст современной техники и моих трансформаций византийских образов создает какой-то невероятный позитивный импульс. Такая подача, на мой взгляд, действительно, влияет на будущее.
Как художник, я стараюсь в своих работах выходить на позитив. Хотя у меня было несколько проектов, более агрессивных, таких как «Инвазия». Я делал это в связи с войной Украины и России. Эти проекты более социально-политические. У меня была внутренняя необходимость сделать этот проект. Но если честно, мне сложно делать связанные с войной и негативом вещи. Но тогда я не мог иначе, просто не мог не сделать «Инвазию».
Из серии “Инвазия”
Хотя по сути, я тот человек, который стремится впускать в жизни позитив. Для меня характерны светлые проекты, как Сферография, Пасека, которую я представлял на Биеннале в Венеции. Они светлые по сути своей.
Мне кажется важным сказать, что если художники создают произведение искусства, или люди говорят какие-то слова друг другу, или пишут книги, музыку, или даже просто встречаются, общаются, и при встречах что-то происходит – это меняет мир. И наш, как людей-индивидуумов, и общества, и весь мир вообще, вплоть до космоса. Я просто имею в виду, что всё, что происходит, имеет значение. Вот об этом мои работы. (улыбается)
Желаю всем нам позитивного 2020 года, пусть все, что мы созидаем, делает мир лучше и добрей!
– Спасибо большое, Коля, за такой замечательный разговор, за твое творчество, за твой могучий Позитив! Ждем новые работы, новые выставки и, конечно, ждем тебя в Нью-Йорке!
