Виталий Орлов
Первый скрипач мира своего поколения Максим Венгеров вернулся в главный концертный зал мира Карнеги-холл для своего сольного выступления более чем через десять лет. Десять лет для молодой восходящей суперзвезды – срок огромный, и потому подобный перерыв не мог быть вызван событиями ординарными. И действительно, сведения о его бурной жизни и карьере в этот период глухо долетали до Нью-Йорка, и вот теперь есть повод рассказать о нем многочисленным поклонникам, надо заметить, не всегда понимавшим зигзаги его творческой судьбы.
Мы услышали его вновь в конце ушедшего 2018 года – и не разочаровались: Максим был великолепен в своем несколько новом обличье: чуть более сдержан и элегантен, уверен в себе, но предельно виртуозен и доброжелателен. В его программе были три скрипичные сонаты: Иоганнеса Брамса, Георгия Энеску и Мориса Равеля; пьесы для скрипки Генриха Эрнста, Никколо Паганини и, «на бис», – Крейслера, Брамса и Рахманинова, – которые он исполнил в сопровождении пианиста Рустема Сайткулова. Музыкант с репутацией одного из лучших музыкантов мира, дважды завоеваший премию «Грэмми», лауреат международных конкурсов, за эти годы лишь увеличил свое мастерство как исполнитель.
Неожиданно, в поисках новых средств творческого выражения, Максим Венгеров вдохновился разными стилями музыки, в том числе барокко, джазом и роком, а в 2007 году последовал по стопам его наставников – покойного Мстислава Ростроповича и Даниэля Баренбойма, за эти прошедшие годы став еще и успешным дирижером и педагогом. В огромном зале Карнеги-холла его «пианиссимо» звучало так, что трогало самые тонкие струны души. В то же время появилась определенная основательность, почти исчезла былая мальчишеская удаль, которую отмечали все те, кто общался с ним прежде. Максим Венгеров, родившийся в 1974 году в Новосибирске в семье российских евреев, был с самого детства погружен в музыку. Его мать руководила детским хором, а отец был первым гобоистом Новосибирского филармонического оркестра.
Максим начал играть на скрипке в четыре года. В возрасте 5 лет он стал учиться у Галины Степановны Турчаниновой, а в 7 уже исполнил концерт Мендельсона.
Когда в 1981 году Галина Степановна переехала в Москву, Максим уехал вместе с ней и стал учиться в ЦМШ. В конце 1983 года он вернулся в Новосибирск и продолжил свое обучение в классе профессора Новосибирской консерватории легендарного Захара Брона. В 1984 году Максим выиграл 1-й приз на Международном конкурсе юных скрипачей имени Генриха Венявского и Кэрола Липинского и начал регулярные публичные выступления. Шесть лет спустя, в 15-летнем возрасте, он победил на Международном Конкурсе скрипачей имени Флеша в Лондоне, а на следующий год дал свой первый мастер-класс в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. В 1989 году вместе с семьей своего учителя Захара Брона и другими его учениками, в том числе с Вадимом Репиным, Максим уехал в Германию. Когда Венгерову было чуть больше 20 лет, он уже прославился потрясающей техникой и экспрессией. Его выступления отличали теплота, непринужденность и обаяние.
И вдруг!..
Маэстро Максим Венгеров, один из самых динамичных артистов, завершил уже распроданные концерты с выдающимися оркестрами в крупных городах мира и…
15 июля 1997 года талантливый скрипач стал первым классическим музыкантом, который был назначен эмиссаром ЮНИСЕФ и в этой роли играл для детей Уганды, Гарлема, Таиланда и Косово. «Я знаю, какую радость музыка может принести детям, даже в самых трудных условиях, – сказал Венгеров. – Если я смогу их развлечь и, возможно, воодушевить, я буду очень горд».
Спустя десять лет успешная карьера Максима Венгерова начала рушиться. В 2005 году Венгеров решил вырваться из «беличьего колеса», прекратил давать по 100 концертов в год и взял отпуск на шесть месяцев. Во время отпуска Максим повредил правое плечо, поднимая штангу. Он вернулся к работе только в 2007 году, но его выступления утратили былой блеск – травма плеча не осталась без последствий. В 2008 году, в возрасте 34 лет, он практически оставил карьеру солиста и предпочел переквалифицироваться в дирижеры.
Однако в 2011 году Венгеров вернулся к сольной карьере, дав концерт сначала в Брюсселе, а потом в лондонском Уигмор-холле, включив в программу баховскую Партиту ре-минор и бетховенскую Крейцерову сонату, исполнив их с той же энергией и размахом, которые прежде приводили публику в восторг. «Я опять чувствую себя очень молодым и обновленным», – заявил он тогда. В том же 2011 году изменилась и его личная жизнь: он женился на Ольге Грингольц, сестре известного российского скрипача Ильи Грингольца.
Максим признает, что уход от публики в возрасте, в котором ведущие музыканты обычно достигают своего пика, «не был приятным периодом». «Но я позитивный человек, – говорит он. – Я принимаю вещи такими, какие они есть. Спустя два года после перерыва, когда я понял, что, на самом деле, не могу играть, я сказал: «Хорошо. Займусь дирижированием». Я не чувствовал себя угнетенным, начал дирижировать хорошими оркестрами. Но в ноябре 2009 года я как-то раз проснулся утром и сказал: «Я снова хочу играть».
Рука скрипача реагировала не так, как до травмы, «и никто не мог сказать, почему,- рассказывает Максим. – Это были безнадежные четыре месяца, но потом я нашел специалиста, порекомендовавшего мне операцию. Однако даже после этого я не мог играть. Именно это время было испытанием для моей воли. Хирург сказал мне, что проблема теперь стала психологической. Хотя меня грызли сомнения, стремление вернуться перевесило, и я объявил о концерте в Брюсселе. Сейчас моя правая рука лучше, чем когда-либо».
Максим Венгеров играет на собственной скрипке Страдивари. В его руках скрипка Страдивари оживает: она плачет, смеется, грустит и радуется.
«1 апреля 1998 года я узнал от друзей, что на аукционе «Christie’s» будет выставлена уникальнейшая скрипка Антонио Страдивари. – рассказал Максим. – Особую уникальность ей придавало то, что инструмент этот принадлежал в свое время величайшему французскому скрипачу, дирижеру и композитору Родольфу Крейцеру – человеку, которому Бетховен посвятил одно из своих произведений – знаменитую «Крейцерову сонату». Сказать, что я во время аукциона волновался, значит ничего не сказать. «Хватит ли, в конце концов, денег?» — вот вопрос, который буквально терзал меня. Что скрывать, пока шел торг, мои пальцы тряслись. Телефонная трубка буквально прыгала в моих руках. Дело в том, что я участвовал в аукционе по телефону. Он проходил в Лондоне, я же в тот момент был в Токио. Постепенно сумма вдруг дошла почти до одного миллиона фунтов стерлингов, явно превысив ту, что готов был изначально потратить я. Слава Богу, в итоге мне помогла одна японка, Йоко Чискина, моя давняя поклонница. Деньги, разумеется, я обещал ей вернуть. Но она и слышать об этом не хотела: ни тогда, ни потом, когда деньги у меня появились.
Конечно, скрипка Страдивари – это и постоянная головная боль, вечный страх: а вдруг украдут? Но, во-первых, она у меня застрахована. Во-вторых, держу я ее, разумеется, не дома. Скрипка хранится в специальной ячейке одного швейцарского банка. Когда она мне нужна, я ее забираю оттуда, затем отвожу обратно в банк.
С моей скрипкой Страдивари, к счастью, не было никаких криминальных историй. Были, правда, другие, в которые я попадал сам. Я несколько раз скрипку просто-напросто забывал. Но не в залах, где выступал, а в разных общественных местах: то в каком-то баре, то прямо на улице! Причем случалось это всякий раз после концерта, когда я по уже установившейся привычке полностью выбрасываю музыку из головы. Несколько раз чуть не выбросил и свою скрипку. Однажды, это произошло в Швейцарии, в Лугано. У меня закончилось выступление, и я пошел в расположенный неподалеку от концертного зала бар перекусить. Поужинав, вышел, сел в свою машину и поехал за сто километров из Лугано в Локарно, где мне предстояло выступать на следующий день. Только приехал в Локарно, вдруг ощущаю: чего-то рядом не хватает. Доля секунды, и я с ужасом понимаю: оставил Страдивари в баре! Что делать? Разворачиваю машину и мчусь обратно. До бара добрался около двух часов ночи. Он уже не работал, но, к счастью, внутри оказалась уборщица. Вбегаю, оглядываюсь по сторонам – и возле одного из столиков нахожу скрипку. В другой раз я чуть не потерял своего Страдивари в Германии, на железнодорожной платформе. Опять же после концерта ехал из одного города в другой. У меня было много вещей: два чемодана, еще одна сумка, фрак и скрипка. Подошел поезд, я зашел в вагон, разложил свои вещи, сел, открыл книжку – замечательно! Десять минут едем, пятнадцать… И вдруг меня словно обжигает: «Где скрипка?» Оглядываюсь, и – о ужас! – ее нет! Я вскакиваю и как умалишенный, расталкивая всех, бросаюсь к стоп-крану. В этот момент в вагон как раз зашел контролер. Увидев, что я собираюсь делать, он закричал: «Не смейте, я вызову полицию!» Но меня уже невозможно было остановить. Дернув стоп-кран, я, конечно, всем объяснил причину. Затем вытащил свои вещи и по шпалам со всем этим скарбом пошел в сторону платформы, на которой садился. Пришел туда весь запыхавшийся, но усталость словно рукой сняло, как только я увидел у скамейки, где прежде сидел в ожидании поезда, свою скрипочку. Вот так: человек играет на скрипке, а скрипка играет с человеком!»
Максим уверен, что рано или поздно человечество начнет развиваться в более духовном направлении. «Музыка может в этом помочь, – считает он, – ведь она – высочайшее выражение человеческого духа. Когда люди приходят в храм музыки, все политические, религиозные и этнические разногласия отпадают».