Интервью с Анатолием Кочергой
вела Татьяна Бородина
– Вы самый известный и востребованный в Европе бас, самый известный в мире исполнитель партии Бориса Годунова, признанный музыкальными экспертами и любимый публикой исполнитель множества оперных партий, но до того, как все это случилось, был ли в вашей жизни момент, когда вы стояли на перепутье и думали, быть или не быть Анатолию Кочерге оперным басом?
– В школе, как все мальчишки, я играл в футбол и все детские и юношеские игры мне были не чужды. Ходил в школу с математическим уклоном, считали, что у меня склонность к точным наукам. Хотя и музыка была в моей жизни тоже: с 12 лет мама ” заставляла ” играть на аккордеоне, кроме того, я часто пел в школе на разных праздниках. Но после окончания школы поступал в политехнический институт, …но не прошел по конкурсу. Так что, как видите, серьезные мысли об оперной карьере в детстве у меня не возникали. (Смеется)
Но так сложилось, что после неудачи с политехническим, я без проблем был принят в музыкальное училище. И проучился я в нем всего два года вместо четырех, потому что руководство училища решило, что мне в нем делать нечего – нужно поступать в консерваторию…. Так что и тут не было сомнений и перепутий, все решилось само собой. Думаю, это был мой путь.
Я поступил на вокальное отделение в класс Р.А. Разумовой. Вот оттуда все и пошло, на 3 курсе, меня уже зачислили в труппу национального театра Оперы и балета, где я проработал много лет. Вскоре, меня отправили на стажировку в Ла Скала, к тому времени я только закончил консерваторию. Потом, буквально через год получил звание заслуженного артиста Украины. Еще через пару лет – звание Народного Украины, и спустя четыре года – самое высокое звание – Народного артиста СССР. Так я оказался самым молодым Народным СССР. Потом были премия Шевченко, ещё несколько других премий. Так что, думаю, опера оказалась моей судьбой без всяких “но” и сомнений. (смеется) Жизнь шла своим чередом, и вскоре последовали контракты с западными операми, но к тому времени я уже даже успел побывать Депутатом Верховного Совета СССР.
– Вы начали петь в Киевской опере еще студентом – совсем молодым человеком. В какой же партии вы дебютировали?
– В партии Гремина в «Евгении Онегине» П. И. Чайковского, которую я пою по сегодняшний день и очень люблю ее!
Я пел эту партию в Берлине, Париже, Лондоне, Милане, Мадриде, пару лет назад в Большом. У меня был грандиозный успех с партией Гремина в филармонии Лиссабона. За 25 лет моей работы на Западе, где я только не пел эту партию, а началось все в Киеве. И до сих мы пор с Греминым пашем-пашем-пашем! (смеется)
– И это замечательно! Как же может быть иначе с таким потрясающим голосом, как у вас! Гремин – это такая красивая партия, самая моя любимая в Онегине.
У Вас в Киеве сложилась отличная карьера, которая прекрасно продолжилась на Западе. Продолжаете ли вы выступать в Украине?
– Конечно, я выступаю в Украине. Может быть, не так часто, как хотелось бы. Не так давно пел в Киеве в «Евгении Онегие». Бываю в Украине с концертами. Последний раз я был на фестивале «Сходи до неба», где я исполнил, кажется, восемь произведений. До этого в филармонии был концерт, я принимал участие в вечере старинного русского романса. На Европейской площади я пел арии из опер, украинские народные песни, романс Рахманинова под фортепиано. Было очень душевно, и публика хорошо принимала. С удовольствием приеду снова, когда меня пригласят.
– Сейчас вас пригласили в Нью Йорк. Расскажите, пожалуйста, о том, что ждет публику в Нью-Йорке в вашем исполнении.
– Сейчас в Metropolitan ставят «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича («Lady Macheth of Mtsenck»), где я буду Борисом Тимофеевичем Измайловым. Злой, мощный, такой вот — ух! Сильная опера, я в ней пел раз 200, наверное, столько разных постановок повидал! Бывали и достаточно неожиданные.
Metropolitan Opera «Lady Macheth of Mtsenck», 2014.
– Скажите, Анатолий Иванович, когда вас приглашают петь в какой-либо новом спектакле, к примеру, как сейчас в Метрополитен Опере, вы знаете, какой будет постановка, какой замысел автора, кто будет петь с вами вместе?
– Нет, никогда точно не знаешь, что тебя ждет. Иногда, зная режиссёра, можно, что-то отдаленно предположить, но это лишь предположения. Едешь и только гадаешь, как и что будет на этот раз. Полагаешься на имя театра, имя режиссёра. Дирижёр тоже, конечно, очень важен. Состав также не совсем известен. Во всем этом есть своя прелесть, но есть и определенные риски. Но, в театральном, особенно оперном мире, уж так это устроено, теперь так принято и нужно принимать все, как есть.
– Но это не первое ваше выступление в Metropolitan опере?
– В Metropolitan я пел Ивана Хованского чуть больше двух лет назад.
Меня и раньше, еще в 1997 году, приглашали петь в МЕТ в постановке «Бориса Годунова», но я тогда был тяжело ранен в Мексике.
– Ранен?!
– Да, шли репетиции «Бориса Годунова» в Мехико Сити и за день до премьеры случилось происшествие. Я был тяжело ранен. Представьте себе, мне стреляли в колено среди бела дня в пешеходной зоне в городе.
– Это было нападение?
– Да… В середине дня мы шли после ресторана и на нас напали бандиты, хотели снять с меня часы. Вы видите, как я ношу часы. (На АК нет часов – от редактора). Но днём раньше я был в одном из бутиков, где спрашивал ремешок для часов, – у меня ширококостная рука и мне нужен был большой ремешок. Видно, кто-то увидел и навёл. И случилось то, что случилось.
Я перенес более 10 операций, чтобы восстановить колено. Самая первая длилась более 17 часов, причём не под общим наркозом, а под наркозом только в позвоночник, в общем, это был тихий ужас. У меня до сих пор четыре шурупа в колене, но хожу, как видите, на своих двоих. Но Бориса в Мехико Сити, тем не менее, я спел на седьмой день после операции! Я потерял много крови, но ничего, сделали переливание, и я “вышел” на сцену и спел свою партию Бориса Годунова, сидя в инвалидной коляске. Это был невероятный спектакль – знаете, как на кладбище: море цветов, море слёз. Люди плакали, извинялись. Стояла целая очередь, чтобы поздравить меня и высказать своё сочувствие по поводу того, что случилось, «не думайте так о нас – у каждой нации бывают свои уроды, извините нас, если вы можете».
Но, последствия были печальные – я более двух лет провёл практически неподвижно – у меня был раздроблен коленный сустав. Но починили.
– Как же вы поддерживали себя в форме в течение этих 2-х непростых лет? Я имею в виду – в певческой форме.
– Занимался, пел. А потом я первый раз вышел на сцену с палочкой, был мой концерт с несколькими солистами. Я выступил, и пошло. С палочкой я пел Бориса Годунова на Зальцбургском знаменитом фестивале, дирижировал Клаудио Аббадо. Он меня приглашал, когда я еще был в инвалидной коляске, в Берлин на постановку «Фальстафа». Но я отказался – сказал — Клаудио, я не смогу, нет! А он – «Плевать, лишь бы ты был рядом, – это важнее всего!». Но я не поехал, потому что это очень сложно, да и больно, честно скажу. Эта боль преследует меня до сегодняшнего дня, но жизнь есть жизнь.
– Вы – Маэстро, Мастер, но до сих пор каждый день занимаетесь певческой рутиной?
– А как же! Это всё равно, что спросить: вы каждый день едите? Это само собой, конечно. Чем больше ты поёшь, чем больше ты в тонусе, тем лучше чувствуешь себя.
– И чтобы чувствовать себя лучше, как Вы говорите, у вас есть свои особые упражнения ?
– У меня есть несколько упражнений, которые я каждое утро делаю. Не для голоса, для общего состояния. Например, я “вертушку” делаю 21 раз, чего не сделает обычный человек.
– Что такое «вертушка»?
– А, я вам покажу просто-напросто. (выходит на середину комнаты и начинает вращаться вокруг своей оси!)
– Ничего себе, как балетный танцовщик! Это упражнение необходимо вам для сцены?
– Я так делаю 21 раз! И это не просто — попробуйте. Когда я начинал делать это упражнение, мне советовали сначала три раза сделать, но каждый день в течение семи дней, потом добавлять по разу и довести до 21. Я три раза повернулся — а что, ничего, абсолютно нормально. Через пару дней я сделал 8 раз и упал, я не устоял на ногах и свалился. Кошмар. Это очень сложное упражнение, оно связано и с вестибулярным аппаратом, и с общим состоянием, и для сцены, и для жизни хорошо!
А.Кочерга в Steinway Hall, New York. 2014
– Кого вы считаете своим учителем?
– Мой учитель – профессор Киевской государственной консерватории Римма Андреевна Разумова, заслуженная артистка. Она вела меня с самого начала, с первого курса, это мой первый учитель. Потом была Зоя Ефимовна Лихтман по камерному пению, это был очень сильный педагог, великолепный человек, она меня любила так же, как и я её. Дала мне немало: технику, знания, глубину, чувство меры, культуру исполнения, стиль и многое другое. Это было очень важно – это такой синтез, который должен быть, и это очень важно.
– Нужно ли молодому начинающему артисту, басу, к примеру, чтобы рядом был учитель-бас?
– Вы знаете, когда я разучивал что-либо, я делал это только сам. Я никогда не слушал, как это делают другие. Я хотел сделать партию так, как было написано, так как я сам чувствовал, ну и как мне подсказывали педагоги. А потом я уже смотрел, как другие это делают. Конечно, рядом со мной были мастера. Мы много вместе спели с Николаем Гяуровым, с другими басами: с Руджеро Раймонди, Жозе ван Дамм, Самуэлем Реми и т. д. Но, всё равно, то, что они пели, это было их — а то, как я пою, это моё.
Бывали у нас и разные забавные эпизоды. Как-то, Коля Гяуров мне говорит: «Слушай, я тебя прошу, ты сегодня спокойно пой, а то ты меня убьёшь, – «выедешь наверх», и всё, а я не хочу сегодня идти на расстрел!». Я говорю: «Не-не-не, мы будем вместе петь, никаких расстрелов не будет». (смеется). Николай Гяуров, потрясающий, великий бас был, очень симпатичный человек, очень мягкий, культурный, высокообразованный, как и его известнейшая жена Мирелла Френи, сопрано. Мы с ним очень хорошо общались. Но это было другое время. Тогда он был самый известный, и рядом с ним было только несколько человек. А сейчас же хороших певцов море!
– Наша беседа проходит в историческом здании Стейнвей холла, где в течение последних 100 лет побывали самые знаменитые музыканты мира и выступали практически все великие пианисты. Насколько мне известно, вы были дружны с Ростроповичем, не так ли?
– Мы были очень дружны, и это была веселая и чудесна дружба. Она длилась довольно долго, но, увы, Слава ушёл из жизни…. Это был интереснейший человек, рассказчик, собеседник просто золотой. Гениальный как человек и как музыкант. Мы с ним много музицировали, он и дирижировал, и аккомпанировал, были совместные спектакли: в Риме – «Катерина Измайлова», в Ла Скала – «Мазепа». Он был потрясающий, великолепный, весёлый, смешной, один из великих могикан. Это было в моей жизни, и я этим счастлив.
В антракте А.Кочерга и дирижером Джеимсом Конлоном. «Lady Macheth of Mtsenck», 2014.
– Анатолий Иванович, вы работаете со многими выдающимися дирижёрами, но кто же для вас самый любимый, работа с кем запомнилась Вам больше всего?
– Клаудио Аббадо, итальянец, всемирно известный дирижёр, номер один в мире. Я очень много с ним работал и дружил многие годы. Как это ни печально, он умер в этом году, 20-го января.
Мы с ним были знакомы более 25 лет, сделали много совместных постановок. И нужно сказать, он всегда ко мне очень прислушивался и подстраивался под меня. Мы работали с ним много раз и на Зальцбургском фестивале, и в Венской опере — Штаатсопер — на постановках «Аиды», «Дон Жуана», «Дон Карлоса», «Фальстафа», «Хованщины» Мусоргского и «БорисаГодунова». Борис Годунов у нас был просто потрясающий. И в Штаатсопер, и на фестивале в Зальцбурге, и на гостролях в Японии в Токио я пел Бориса Годунова тоже с Клаудио Аббадо.
– Насколько я знаю, у оперных певцов отношения с дирижёрами складываются достаточно легко, а вот какие взаимоотношения, как правило, между певцами и режиссёрами?
– С режиссёром, конечно, все иначе. Тут нет вариантов. Он говорит – ты исполняешь. У него идея, виденье – весь спектакль в голове построен. У тебя лишь часть спектакля – твоя роль, твоя партия. Так что у актера или оперного исполнителя должно быть полное доверие и подчинение режиссёру. Иногда можно что-то предложить свое, но редко, когда режиссёр это примет.
Хотя были такие случаи. Когда мы ставили «Бориса Годунова» на Зальцбургском фестивале, режиссер Герберт Вернике, ныне покойный, говорил обо мне: «Это мой Борис Годунов!». Он принимал многое, что я предлагал в этой роли. Мы с ним хорошо понимали друг друга, и он ко мне прислушивался.
– Вы считаетесь лучшим Борисом Годуновым современной оперы. Вы внесли в эту роль много своего?
– Вы знаете, я же спел невероятное количество раз Бориса Годунова. Уж точно, более четырёхсот раз. Я пел в этой опере все басовые партии: и Бориса Годунова, и Пимена, и Валаама. В разных операх, в разных постановках, в разное время — это было и в Мадриде, и в Берлине, и в Валенсии, и в Венеции, и в Париже, и в Буэнос-Айресе, это было по всему миру.
– Сколько партий басовых в «Борисе Годунове»?
– Это наша рекордная опера: главные — это Пимен, сам Борис и Валаам – три роли. Но есть еще и маленькие партии басовые.
– Поэтому это такая прекрасная, мощная, драматическая опера!
– Да-да-да, согласен. А бывало, что в «Катерине Измайловой», в которой я сейчас пою в Metropolitan, я пел одновременно и Бориса Тимофеича, и партию полицейского. Две партии в одном спектакле! Я исполнял партию Бориса, потом перегримировывался в паузе и пел другую партию – полицейского. Это было и в Милане в Ла Скала, и в Париже в Опере Бастилии. Кроме того, у меня рекорд количества исполнений этих ролей в течении одного года — 27 раз в опере Бастилии я исполнил обе эти роли. Честно скажу, это был кошмар – такое напряжение. И психологически, и вокально очень сложно — это непростые роли. Молоденькому мальчику это не под силу, не получится, у меня опыт, и то тяжело. Но выдержал. (смеется)
А. Кочерга в Хованщине
– Нью-йоркская публика Вас знает, любит и ждет. Вы тоже неплохо знаете нью-йоркскую публику. Какие у вас остались воспоминания после вашего выступления в МЕТ два года назад?
– Это было потрясающе. Был невероятный успех и у публики, и у экспертов. Не скрою, что мне было очень приятно, когда после дебюта в МЕТ в Хованщине, «Нью-Йорк Таймс» написала, что Анатолий Кочерга в роли Ивана Хованского просто взорвал театр своим потрясающим басом, поразив публику как мощнейшим голосом, так и драматическим мастерством исполнения. Конечно, когда тебя в такой газете называют Шаляпиным нынешнего времени — понимаешь, что достиг чего-то.
Тогда говорили, что мой Иван Хованский был как звук разорвавшейся огромной бомбы.
Нью-йоркская публика меня прекрасно принимала. Я люблю публику этого потрясающего города. Она отзывчивая и обаятельная, конечно, избалованная потрясающими исполнителями, но, самое главное, понимающая и помогающая развивать великое оперное искусство во всех отношениях, в том числе, что немаловажно, в материальном плане тоже. Тут очень много людей, поддерживающих искусство, меценатов, ценителей, чего нам так не хватает у нас в Украине, а жаль, ведь без культуры и искусства, языка нам очень трудно построить настоящее общество. А у нас такой потрясающе талантливый народ.
Metropolitan Opera «Lady Macheth of Mtsenck», 2014.
Наше интервью происходило буквально за пару дней до начала репетиций «Леди Макбет Мценского уезда» в Метраполитан Опере. Затем мы встретились с Анатолием Ивановичем вскоре после премьеры, и я задала ему последний вопрос, наиболее уместный в такой момент.
– Как прошёл первый спектакль, какое у Вас впечатления от новой трактовки «Катерины Измаиловой», как приняла оперу публика?
– Премьера прошла блестяще и была великолепно принята публикой! Мне было очень приятно, что меня так тепло, даже можно сказать горячо приняли в этом спектакле в день премьеры. Тем более что постановка очень необычная, новаторская, сделанная в совсем другом, чем мы привыкли прочтении. И не скрою, я волновался! (смеется)
Как вы видели, действие ее перенесено в наши дни, ну не совсем наши, – где-то в 60-70 годы российской провинции. Декорации интересные, сценография смелая и я бы сказал дерзкая. Но время диктует свои правила, и создатели спектакля смогли найти интересное решение, которое пришлось по вкусу публике. Как написано в программке и на афише это не драма, а траги-комедия – в ней многое доведено до гротеска, но соблюдена определённая грань и это важно.
Хочу сказать, что исполнительский состав был прекрасен, Катерину поет голландская сопрано Eva-Maria Wesrbroek, и она неподражаема в этой партии. Дирижёр James Conlon великолепен, мне очень приятно было с ним работать, режиссёр Graham Vick бесспорно неординарен и мне кажется я верно уловил и воплотил его замысел. И в результате у нас получился отличный спектакль. Насколько я знаю, его хорошо приняла пресса и музыкальная элита. Музыка прекрасная, в опере много великолепных арий, так что наша Катерина Измаилова покорила Нью-Йорк (смеется).
– Дорогой Анатолий Иванович, я очень благодарна вам за ваше замечательное интервью и за возможность увидеть вас в этой новой постановке оперы «Леди Макбет Мценского уезда», где вы были блистательны, как всегда.
Внимание!
В журнале InLove опубликована печатная версия интервью с Анатолием Кочергой на украинском и английском языке.Читайте здесь Inlove..
О выходе нового номера InLove Magazine мы обязательно уведомим наших читателей отдельно.
Любая перепечатка текста или использование авторских фотографий возможны только с письменного разрешения автора проекта.
