[quote style=”boxed”]7 февраля в Нью-Йорке стартует Неделя моды Осень-Зима-2013/14. В этом контексте нам кажется любопытным вспомнить о том, что происходило с модой 100 лет назад. По этому, сегодня Elegantnewyork представляет достаточно любопытную,на наш взгляд, статью о развитии моды в начале 20 века.  

Ранее материал был опубликован в Lifejournal, автор Natasha Lauren, «Got outfit?»

«Галантный Век» во Франции тянулся бесконечно долго. С 1870-ых вплоть до Первой Мировой. В Англию он пришел лишь со смертью королевы Виктории в 1901 году. Взошедший на престол Эдвард VII открыл для британского света мир легкомысленных рюшек. То что англичане называли “frou-frou”. Все детали, кружева, складочки и нарочитые неровности одежды призваны подчеркивать женственность форм. И то же, крупные волны прически.

мода галантного века

Эти рюшки так поразили воображение англичан, что термин «эдвардианец» (человек эпохи, когда в моде были frou-frou) крепко засел в английском общественном сознании. В 1930 году вышел роман Виты Саквелль-Вест The Edwardians. А в пятидесятых, когда мир бросится в пучину модных и красивых вещей, в Англии появится движение молодых людей, пижонов по призванию, которые будут называть себя «эдвардианцы» или Teddy boys и носить вещи навеянные тем периодом. В основном это будут мужчины, но эхо прошлого стремления к галантности будет звучать очень сильно. К шестидесятым Teddy boys вырастут в рокабилли, а в семидесятые станут главными покупателями знаменитого лондонского магазина Малькольма Макларена “Let it Rock”.

Покуда в 80-ых Макларен не станет менеджером Sex Pistols и не погрузит мир в панк. Но обо этом ни кто пока не знает, – сейчас начало века: никто не знает что такое панк и Секс Пистолз, все поглощены американской Gibson Girl.

Модный в начале Belle Epoce “S” силуэт обязан американской Gibson Girl. Персонажу из иллюстрированной книжки. Стремясь его поворить, европейские женщины наматывали на каркас из корсета кружева вверх и вниз, покуда не достигались нужные пропорции. Затем следовали подъюбники, чулки и подушки, чтобы дополнительно подчеркнуть бёдра.

 

Камилла Клиффорд , выигравшая конкурс на “кто больше всех похож на Гибсон Гёрл”. Камилла неоднократно наезжала из США в Англию, окруженная флёром достатка и красоты, и в итоге вышла замуж за видного английского лорда (Aberdate), подарив англо-американскому кинематографу бессменный киносюжет двадцатого века: «приехала-независимая-американка-в-англию-и-всех-там-покорила» (хотя справедливости ради Кaмилла родилась в Бельгии, а росла в Дании и США)

Пока европейские аристократки затягивались в китовый ус, добиваясь S силуэта Gibson Girl, на ее родине, в США Gibson Girl как раз считалась воплощением «демократии в моде», американский идеал здоровой женственности. Здоровой, а не затянутой в китовый ус. Ее туалет состоит из блузки рубашечного типа и простой юбки и является прототипом спортивной одежды для женщины любого сословия.

К слову о сословиях. И моде в США

[quote style=”boxed”]“Good suitable for the millionaire, at prices in reach of the millions.” Товары для миллионеров, по ценам доступным миллионам. Вещал американский рекламный плакат 1887 года.

Вдумайтесь в эту цифру: 1887 года. Уже более века в США одеваются так, что заметить сословную разницу и встретить по одежке способен только профессионал.

Уже в XIX веке массовая продукция в США была способна создавать довольно сносные копии самых дорогих и изысканных одежд. Иностранцы всегда отмечали в американской моде отсутствие классовых различий и, как следствие, класса. Британский консул в Бостоне еще в 1840 году жаловался, что если встретит на улице клерка, то не отличит его от начальника. Самое главное, что если бы в этот Бостон приехал какой-нибудь клерк с Канзасу, то британский консул и его бы не отличил. Потому что канзаский клерк приехал бы на с вязанкой баранок на груди, а в точно таком же наряде, что и бостонские штучки. А все потому, что старейший американский универмаг Sears (который существует и поныне, и куда я в здравом уме никому бы ходить не советовала) в конце 19 века быстренько отреагировал на растущую популярность Gibson Girl и стал рассылать свои каталоги с нарядами “точно как у нее” по всем американским городам и весям.

Быстро осознав, что шоппинг по каталогам – американское будущее, дальновидный министр почтамта John Wanamaker (1889 – 1893) надавил на конгресс с идеей создания централизованного почтамта, подкрепляя идею тем, что спрос на доставки по каталогам подхлестнет строительство железных дорог. За ним последует заселение удаленных районов и всплеск потребления, необходимый для экономического роста. Он оказалася прав. За первый год существования Parcel Post (USPS – Главпочтамт США) было переслано 300 миллионов посылок. Ж/д тоже выросли в геометрической прогрессии. К 1910 году ж/д США составляли треть мирового железнодорожного полотна.

ПОЛЬ ПУАРЕ.

Пока в США строили железные дороги и переправляли по ним наряды «в точности как у Гибсон Гёрл» тоннами, в Европе появился дизайнер Поль Пуаре. Ему и Исидору Пакену принадлежит идея вытеснить S силуэт легким платьем с высокой талией. Это силуэт с талией под грудью. (Empire line) в наши дни как раз в самом соку. Вместе с Babydoll

Поль Пуаре дерзнул также пойти против общей пастельной гаммы Belle Époque, законодательем и исполнителем которой считался Жак Дусе. Жак Дусе быстро распознал гений Пуаре, но потом сам же и не выдержал его новаторства. Дусе пригласил Пуаре к себе в ателье, на работу, где последний задержался недолго, однако именно там создал свои первые успешные модели ярких цветов.

Открытие в Париже русских сезонов Дягилева и их популярность пришлись Пуаро необычайно на руку. Русские сезоны произвели неизгладимое, долгоиграющее впечатление на европейцев. Во всяком случае, у меня есть знакомая англичанка, по имени Petrushka. Если ей приходится представляться русским она кисло улыбается и просит извинить ее родителей, «экзальтированных интеллигентов, которым очень нравится Стравинский»

Кстати, толчком моды на тиару послужил русский кокошник. Хотя русское влияние на европейскую моду в 10-х 20-х годах принято считать очень сильным, кокошником-тиарой можно ограничиться. Весь остальной «ля рюс» в моде это брызги балетов Шахерезада и Клеопатра.

Вера Фокина в костюме Шахерезады.

Переводил театральные цвета и фасоны на язык общественной моды Поль Пуаро. Он вытеснял пастельные, благородные цвета и S силуэты Belle эпохи своими яркими красками и струящимися силуэтами. Celebrities как обычно транслировали моду в массы. Сегодня это Бритни Спирс, а сто лет назад это были Анна Павлова и Айседора Дункан, балетные костюмы которых навеяны греческими туниками. И своей популярностью, Empire Line платья Поля Пуаро частично обязаны им. Это были провозвестники джазового модерна двадцатых годов.

На фото Анна Павлова в платье от Mariano Fortuny. Фортуни изобрел метод окраживания ткани овощным соком, а так же разработал очень необычный способ отделки шелка. Греческие туники служили ему вдохновеньем, равно как и для Поля Пуаре, когда тот создавал свои свободные силуэты. Уже в 1980-х, когда японские дизайнеры заявят о себе, Issey Miyake продолжит работать с шелком по методике Фортуни.

Вообще Терпсихора явно благоволила к Пуаро. Его следующим нововведением был разрез на юбке, за который (вместе с низким декольте) Римский Папа Пиус X Пуаро предал анафеме. Тут бы и сказочке конец, но в этот момент мир захватило повальное увлечение танго, а танцевать его в юбках галантного века возможным не представлялось. Так что, все сдались.

После чего Пуаро придумал Hobble-skirt. Юбка зужающаяся к низу настолько, что затрудняе шаг. (Считается, что это он ее придумал, хотя справедливости ради надо сказать, она существовала задолго до Пуаро) Освободив женщину от корсета, модельер решил связать ее по ногам.

Ничто наверное в этом мире не подвергается такому поруганию как мода прошедшего сезона. Мы неизменно находим вчерашний вкус невыносимым. Но стоит только ему перевалить в позавчера как поди ж ты, мы тут же находим его ностальгически-красивым и полным забытого шарма. Правящие в двадцатых годах яркие нервные цвета, в Галантный Век были… мммм неприличны. Хотя и будоражили светские умы.

В романе Age of Innocence (по-моему, совсем неизвестный в России [сиправье меня, если я не права] но классика американской литературы. Автор – Эдит Вортон была первой женщиной, получившей пулицеровскую премию) главная героиня, Эллен Оленска сводит с ума главного героя, встретив его в ярко-красном платье с воротником стойкой под самый подбородок. Эта неслыханная дерзость по тем временам, (Нью Йорк 1870 годы), объясняется тем, что Оленска только что вернулась из Европы, где долго жила.

Главный герой тут же подвергает сомнение свою помолвку с блестящей партией, во имя такой яркой и самобытной женщины в красном. Женщина на протяжении всего романа продолжает раскрываться в своей яркости и самобытности, а главный герой – подвергать сомнению сначала невесту и помолвку, потому жену и брак; покуда его жена продолжает вязать и рожать детей. В общем, все как всегда, но ситуация усугубляется невыносимым консерваторством Нью Йоркского общества середины – конца XIX века.

В 1993 году Мартин Скорсезе снял одноимённое кино с Мишель Пфайффер в роли самобытной женщины в красном. Вариация на тему «Унесенные Ветром» или «Осениий Марофон», это кому как больше нравится.

В контексте моды конца XIX начала XX века роман «Невинный Век» интересен своими взглядами на цвет. Эллен Оленска вернувшись из Европы, потрясла американский свет скандальным решением развестись с мужем, каким-то польским принцем. По тем временам Нью Йоркские женщины с мужьями не разводились и в ярко-красных платьях не ходили.

 

Очень интересно как страна модной демократии, где булочника невозможно отличить от бухгалтера и все ходят в платье как у Гибсон Гёрл вдруг поворачивается к лесу задом, а к нам чопорной стороной и глазами, что блюдца смотрит на жещину в красном платье. В Физике это называется закон сохранения энергии. В любой замкнутой системе энергия сохраняется. Она не может исчезнуть в никуда и возникнуть из ниоткуда.

Энергия консерваторства ни у одного народа тоже никуда никогда не исчезает. Просто в каждой культуре консерваторство проявляется по-своему. 

 

В одной из ювелирно-отточеных сцен романа, нью-йоркская матрона комментирует скандальное решение Оленски развестись со своим мужем:«а чего вы ожидали от девушки, кторотая на свой первый бал явилась в черном платье»

Во времена Belle Époque никому бы в голову не пришло появиться в черном платье, если того только не требовал этикет (траур). Эллен Оленска в своей базаровщине пошла дальше красного платья. Она была замечена в черном.

И главный герой (покоренный платьем красным) дает вот какие комментарии платью черному: «женщина в черном всегда в кресле подозреваемого. Черное поразумевает ей есть что скрывать. Возможно, красочное прошлое? Черный – провокация и мало кого оставит равндушным. Мы привыкли связывать черный цвет со смертью, дьявольщиной и разрушением. Одется в черное подразумевает непокорность, неподчинение.

[quote style=”boxed”]Анна Каренина появилась на балу в черном и забрала у своей племянницы, Китти Вронского. Влюбленная в Вронского Китти, одетая сообразно времени и месту, в пастельное розовое платье, не была даже Вронским замечена.

Когда женщина надевает черное платье, все вокруг решают, что она умна, сексуальна и далеко не проста. Сменив положеные ей яркие и нежные цвета добычи на неприметный наряд охотника, женщина в черном берет на себя роль агрессора. В пастельных тонах она цель, она пассивна. В черном она диктует собственные условия.”

Во времена Эллен Оленски, ни один мужчина не осмелился бы жениться на женщине дерзкой настолько, чтобы выбрать черный в качестве своей визитной карточки. Наивно было бы полагать, что мужчины сколько-нибудь изменились, на дерзких женщинах они женятся по-прежнему редко, просто черное платье целиком утратило свое былое значение.

У МЧП была отличная политическая кампания. В начале двадцатого века его, словно Путина в одночасье превратили из пустого места в «это наше всё». Коко Шанель, «мама» мчп, пуская шпильки в Пол Пуаро, говорила: «Шахерезада это просто. Черное платье.. вот это действительно сложно». Мадемуазель Коко, кстати, много сделала для пролетаризации демократизации моды. Помимо черного платья, она ввела в моду вязаные костюмы и пластмассовую бижутерию. Много пластмассовой бижутерии…

Однако, как бы там ни было, именно Галантный Век помогает понять насколько революционным было маленькое черное платье в двадцатых годах. Сейчас, черное платье полностью. ЦЕЛИКОМ утратило свое былое значение. Оно не имеет ни той скандальности которое несло с собой в галантный век ни лоска который ему придавала мадемуазель Коко, но повальной элегантности, которой обязано Хуберту Живанши.

Его место в какой-то степени теперь заняло платье красное.