Главы из книги Светланы Вайс “Арт Квартал”.

 

ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ПЫЛЬ И КОПОТЬ

Княгиню Надин Львову минувшим летом с почетом препроводили на местожительство в коллектив, где старикам оказывается должный уход. Хлопоты по переезду и обустройству взяли на себя прихожане русской церкви, которую княгиня посещала последние годы. Со своим домом на Лонг-Айленде Надин простилась легко, взяв с собой на новое место лишь коллекцию фарфоровых и плюшевых кошек. Между прочим, будучи в возрасте 90 с небольшим, она самолично увезла фигурки на автомобиле, который продолжает водить по улочкам своего Си Клиффа, ставшего ей родным за несколько десятков лет. Ничего больше из всего хозяйства княгиню не заинтересовало – память потеряла связующие нити, стерла целые жизненные куски, вычеркнула имена, перераспределила ценности, видимо, тем сохраняя оставшиеся силы для сегодняшнего дня. Какая-то логика в этом есть – Надин выглядит счастливо, насколько это возможно в ее возрасте, продолжает посещать воскресные службы и с удовольствием поддерживает разговор о погоде (если она хорошая, а если нет, то – нет).

Приводя в порядок дом княгини, к которому она потеряла всякий интерес, прихожане обнаружили несколько ящиков «странных» картин. «Светлана, это вроде по вашей части – приезжайте посмотрите. Вы только не затягивайте, дом выставляется на продажу». И все-таки я опоздала – я совершенно не учла, что маленький княгинин дом с прилегающим клочком земли располагался прямо на заливе, а каждый квадратный дюйм на территории, называемой магическим словом «вотерфронт», вызывает нездоровый ажиотаж на рынке недвижимости. Брокеры из риелторских контор стояли в очереди с самого утра только для того, чтобы войти в дом и назвать цену выше предыдущей, даже не глядя на все хозяйство в целом. Стало ясно, что через пару месяцев дом пойдет на снос. Внутри уже никто не церемонился – опрокинутое не поднимали, а упавшее затаптывали. Под ногами нахожу лист бумаги с русским рукописным текстом: «История князей Львовых ведется…» – а внизу нарисованное тушью родословное древо. Поперек листа пыльный отпечаток рифленой подошвы пляжного тапочка. Но я не успеваю сделать грустный вывод о «растоптанной русской культуре» – знакомые мне прихожане листок бережно поднимают, аккуратно очищают, негодуя при этом на двух языках, и бережно кладут в ящик с архивом. «Надин, оказывается, писала историю князей Львовых и других своих сородичей – это пойдет в фонд княгини Оболенской в Москве. А картины вон там! Странные очень… При них еще ящик с документами художника. Посмотрите, голубушка, может, что ценное. А теперь распишитесь для порядка да и забирайте поскорей».

«Странных» картин 15 плюс два альбома графики и большой ящик с архивом. Судя по торчащим пожелтевшим письмам, конвертам и групповым фотографиям, архив личный. Это уже не первый си клиффский архив, попадающий ко мне. Волна первой русской эмиграции облюбовала этот прелестный городок на Лонг-айленде много десятилетий назад – еще в том веке! (Никак не могу привыкнуть к этой фразе). В городе уже подрастает третье поколение американских детей с русскими фамилиями, на улицах можно услышать непривычные уху обороты «не соблаговолите ли, милостивый государь», три русских православных прихода объединяют общину и служат культурными центрами. В городе сложились свои легенды, поддерживаются русские традиции – и все это происходит в полном соответствии с современной американской жизнью. Иногда выходит конфуз, впрочем, совершенно естественный, – внуки «не разумеют» по-русски и не могут прочесть оставленные семейные записи. Или умирает русский художник, не имеющий вообще никаких родственников. В таких случаях на помощь приходит община – разыскиваются заинтересованные люди, готовые помочь разобрать бумаги и по возможности сохранить частички истории русской эмиграции.

Разбирать чужой архив – дело тягостное. Волей-неволей ты впускаешь в душу чужую судьбу, а легких судеб не бывает, тем более в эмиграции, и не важно какой волны. Но каждый раз предвкушаешь какое-нибудь открытие, а если это архив художника, то я считаю своим долгом не только привести его в порядок, но и вытащить на свет что-нибудь интересное, ставшее важным ввиду прожитых лет.

Итак, привожу картины в галерею. Расставляю вдоль стен. Со всех полотен через паутину и сажу, копоть и масло, грязь и вековую пыль на меня глядит молодая очаровательная пышноволосая Надин Львова. Никаких сомнений, что это она! Но это не портреты, ее лицо – часть сюрреалистических видений художника. Почти на всех полотнах ярко высвеченный лик женщины с полуприкрытыми глазами на фоне фантастического действия или пейзажа, написанных нарочито темными тонами. Малиновые закаты, темно-синие заросли необычных растений, а по ним – рассыпанные светлые женские волосы, идущие от лица как бы неземной женщины. Завораживает даже через копоть.

С чего начать? С архива или с отмывки картин, чтобы хотя бы добраться до года написания и подписи художника? На минимальную реставрацию ушло несколько дней – теперь отчетливо видно: художник Иван Борисов, годы написания с 1929-го до 1936-го. Это как раз время «разгула» сюрреализма по планете. Можно сказать, сюр в чистом виде – он еще полностью соответствует декларации Бретона о том, что сюрреалистическое творение – это видение подсознания, перенесенное на холст, минуя сознательную мозговую обработку. Сюр еще не породил фантастику и мистику, абсурд и психоделику – пока он еще тянет из подсознания «странные» для публики образы. Скоро это кончится – даже великие прекратят свои сюрные поиски, боясь психических помешательств, но участвовавшие в этом эксперименте оставят после себя удивительное наследство.

Судьба Ивана Борисова была не из легких, а жизнь короткой – прожил он всего 40 лет, родившись 6 апреля 1900 года. Семья Борисовых на волне большой эмиграции начала XX века покинула родной Хабаровск, осев надолго в Харбине. Это удалось установить по свидетельству об окончании 2-й русской мужской гимназии города Харбина в 1919 году и ремесленного училища там же в 1922-ом. По всей видимости, Иван был единственным из всей семьи, кому удалось добраться до Америки и прижиться в Новом Свете. В десятках писем, которые почему-то сохранились в неприкосновенном порядке, разложенные по годам и месяцам, целый пласт жизни русского Харбина и история мытарств «нового американца». Судя по письмам, Борисов был натурой нервной и легкоранимой, подверженной как депрессиям, так и вспышкам гнева. Попадаются чьи-то письма с обидой на его оскорбления и нежно-сочувственные по поводу болезни и бедственного положения.

/ Иван Борисов. “Сувениры Флемингтона”. Фотография художника. Конец 1930-х гг.

Как бы то ни было, Иван Борисов получил в Нью-Йорке художественное образование и стал полноправным членом сообщества манхэттенских художников. Участвовал в традиционных и поныне выставках на причалах, проходил туры в музее Витни, расписывал нью-йоркский «Аквариум» в Бэттери-парке, оформлял афиши и меню для ресторанов, участвовал в постановках шоу и концертов. Словом, делал все то, что могло приносить хоть какой-то доход, но жизнь по-прежнему оставалась бедной. На этот период приходятся гневные письма Судейкину (сохранились черновики), перепалка с балетом Баланчина и др., а также извечные (что видно из сохранившихся счетов) проблемы с лендлордами и нью-йоркским бюро по трудоустройству.

Это была будничная, рутинная жизнь, но, видимо, существовала и вторая – духовная и творческая, которая требовала выхода наружу, давала отдушину и забирала здоровье одновременно. В эти моменты, наверное, и рождались сюрные картины, трактаты по искусству (написаны на русском языке – явно писалось не для публикации), пьесы с длинными цитатами из «Братьев Карамазовых», смешные скетчи для каких-то шоу и многое другое.

Самая большая часть архива – это переписка художника с губернатором штата Нью-Джерси Херольдом Хоффманом и многочисленные фотографические копии одной единственной картины. Повод и хронология устанавливаются легко, так как сохранены все черновики писем Борисова на русском языке к губернатору и ответы на бланках с государственной печатью. А предыстория такая: середина 1930-х годов Соединенных штатов окрашена ужасным событием – похищением с целью выкупа и убийством сына национального героя Америки – пилота Чарлза Линдберга. Популярность Линдберга в США была огромной, а любовь – всенародной. Его трагедию страна восприняла с болью и сочувствием. Когда же похититель и убийца был найден и начался судебный процесс в городе Флемингтоне (штат Нью-Джерси), вся страна ежедневно обсуждала ход процесса и требовала немедленной казни убийцы маленького мальчика. В итоге убийцу таки казнили, но ход расследования вызывает сомнения и кривотолки и по сей день: суть в том, что есть данные о сговоре, а не единоличном действии. Это совершенно меняет степень вины и меру наказания. Но в тот момент люди были, что называется, на взводе, и, возможно, под этим давлением была совершена непоправимая ошибка. Губернатор Хоффман на свой страх и риск (а есть мнения, что и из целей собственной популяризации) требовал пересмотра дела, пока осужденный был еще жив.

В это же время Иван Борисов, будучи человеком впечатлительным, даже посетил город Флемингтон, где увидел совершенно жуткий эпизод: бойкие торговцы на улицах продавали «сувениры Флемингтона», и в том числе маленькую копию деревянной приставной лестницы, фигурирующей на процессе в качестве главного свидетельства того, что ребенка украли через окно. Так вот этот сувенир какие-то беспечные родители, прогуливающиеся по улице, положили своему ребенку в коляску как игрушку. Соглашусь с Борисовым – сцена в высшей степени циничная: смерть одного невинного ребенка обернулась игрушкой для другого. Под влиянием пережитого во Флемингтоне Иван Борисов написал большое полотно «Сувениры Флемингтона». Судя по фотографиям, многокомпозиционное, знаковое и аллегоричное. В нем и призыв задуматься о том, что произошло, в виде копии образа роденовского «Мыслителя», и та самая лестница, и Линдберг как национальный герой, и убийца – простой плотник, имеющий в жизни такого же маленького ребенка, что, возможно, указывает на его непричастность в полной мере. О своей работе Борисов написал губернатору Нью-Джерси, и Хоффман приехал в его мастерскую в Манхэттен. У них была длинная беседа, которая положила начало дружбе и многолетней переписке. Где картина находится сейчас, мне установить не удалось (да сохранилась ли она?), но, как видно по вырезкам из газет того времени ее забрал Хоффман для более широкого показа публике и в целях привлечения внимания к своим политическим выступлениям.

Как мне кажется, дружба с известным политическим деятелем несколько продвинула карьеру художника – в архиве начинают попадаться свидетельства о крупных заказах, работе в престижных шоу, есть целая коллекция фотографий с автографами, видимо, известных в то время певцов, много газетных статей о «молодом русском талантливом художнике, который обязательно встанет в один ряд с выдающимися деятелями русской культуры». В хронологическом порядке в архиве за этой статьей идет только соболезнование губернатора Хоффмана его жене Надин о безвременной кончине его друга – талантливого художника Ивана Борисова.

Еду к Надин Львовой, застаю ее после воскресной службы в церкви.

– Надин, вам знаком этот человек? – показываю фотографии.

 – Нет… не знаком, никогда не встречала.

 – Может, что-нибудь все-таки расскажете?

 – Расскажу: зима в этом году холодная, а Пасха будет поздней… Вы чем яйца красите?

 – Луком, Надин, только луком…

Февраль 2005 год

Светлана Вайс 

Светлана Вайс – журналист, арт-критик, специализируется в области аналитики форм и тенденций современного искусства. В течение 15-ти лет является арт-директором галереи “ИнтерАрт” (Нью-Йорк), куратор многочисленных международных художественных выставок, член Британского общества сюрреализма “Society for Art for Imagination”, автор книги “АртКвартал”. Ведет курс лекций о формировании арт-рынка современного искусства в Америке. Живет и работает в Нью-Йорке.

«Арт-квартал» был написан в галерее «ИнтерАрт» в Нью-Йорке в первое десятилетие XXI века. Это свидетельства всего происходившего в артмире и в артбизнесе в этот период. К этому времени, художественный Артквартал города переместился из Сохо в Челси и приобрел острую концептуальную направленность, сломавшую все грани современной эстетики. Там родились новые направления в искусстве. Там же они и стали тупиковыми.

В полном объеме книга “Арт Квартал” доступна читателю в двух форматах электронных изданий:

App (application для пользователей iPad):https://itunes.apple.com/us/app/art-kvartal/id690260601?mt=8

 e-Book (для любых платформ и читающих устройств):https://itunes.apple.com/us/book/art-kvartal/id689510165?ls=1