Ольга Славнина 

Иранский скрипач Сайрус Фороу :”Даже в самых смелых мечтах  я не мог представить себе, что буду учиться у Давида  Федоровича Ойстраха”

Я познакомилась с Сайрусом на фестивале в Саммите, штат Нью-Йорк, куда этот замечательный скрипач, лауреат конкурса имени Чайковского и победитель нескольких международных конкурсов, был приглашен для выступлений и мастер- классов. В тот вечер Сайрус вместе с пианисткой Ириной Нузовой исполнял Сонату № 7 Бетховена для скрипки и фортепиано. На мои восторженные комплименты и поздравления после концерта скрипач к большому моему удивлению ответил по-русски:

-Музыке и немножко русскому языку меня учил незабвенный Давид Федорович Ойстрах.

Воистину «бывают странные сближения…» Готовясь к интервью с Сайрусом, я обнаружила в Интернете давний отзыв Ойстраха об игре моего собеседника:

«Сайрус Фороу–чрезвычайно талантливый скрипач, сочетающий виртуозную технику, благородное звучание и элегантную манеру исполнения.»

И естественно, мой  первый вопрос к музыканту был о роли Д .Ф. Ойстраха в его жизни и карьере.

-В ответ на вашу, Ольга, цитату приведу высказывание Д.Д. Шостаковича об Ойстрахе: «Замечательное искусство Ойстраха завоевало мир. Ойстрах и скрипка, Ойстрах и     музыка- эти понятия стали неразрывны. Сочетание огромного таланта и непрестанного труда, соединение вдохновения и отточенного мастерства принесли ему славу короля скрипачей…»

– С Давидом Федоровичем мы познакомились на конкурсе в Вене в 1972 году, где он слышал мое выступление. Он неожиданно легко откликнулся на мою просьбу о встрече, более того, после прослушивания  предложил учиться в его классе в Московской государственной консерватории имени Чайковского. Я думал, -честное слово!- что мне все это снится. Даже в самых смелых мечтах я не мог себе представить такое.

На радостях я позвонил своим родителям в Тегеран.

По иранским законам я не только не мог стать московским студентом, но мне запрещено было даже посещение страны с коммунистическим режимом. Однако мой отец сделал все возможное, чтобы казавшееся нереальным осуществилось. Несколько слов о моем отце – Мехди Фороу. Его называли иранским Станиславским. Вклад отца в появление и развитие театра в моей стране (он основал Академию драматического искусства в Тегеране) трудно переоценить. Ведь сама допустимость такого искусства в Иране в течение столетий многими подвергалась сомнению. Отец сказал, что за полгода до моей судьбоносной встречи с Ойстрахом, Шах Ирана посетил СССР с официальным визитом, и что между нашими странами был подписан договор о культурном сотрудничестве. Мы подали прошение о разрешении учиться в Москве и- представьте себе! – я получил его. Я был первым и, возможно, последним иранским студентом- музыкантом, направлявшимся в Москву по обмену. Вот так я и стал студентом Московской консерватории по классу скрипки Д.Ф.Ойстраха.

Вспоминаю день прослушивания. В классе присутствовали: директор консерватории (к сожалению,не помню  имени; Гидон Кремер, сам Ойстрах и студенты его класса). Первые слова Ойстраха по окончании моей игры были: «Очень хорошо, – гораздо лучше, чем тогда в Вене». Были и еще какие-то замечательные слова, очень вдохновившие меня. Давид Федорович на комплименты никогда не скупился.

Ойстрах оказал огромное влияние на меня и как музыкант, и как личность. Я чувствовал себя на верху блаженства и занимался, без преувеличения, с утра до ночи.

Успешно пройдя экзамен, я получил от Давида Федоровича репертуар и начал готовиться к первому уроку. Замечу, что произошло зто в понедельник, а в среду был назначен урок: я должен был показать свою работу над Скрипичным концертом Чайковского, который никогда до этого не играл. Во вторник я занимался 14 часов, а на следующий день- еще 6. На первый урок я был приглашен в квартиру Ойстраха, где встретил пианистку Инну Владимировну Калигорскую. Мы исполнили первую часть Концерта. Я ни разу не остановился!.. Урок длился полтора часа, в конце его Давид Федорович сказал:

-Очень хорошо! В следующую среду принеси 2-ю и 3 –ю части Концерта. Таким образом, весь концерт я выучил за 10 дней. Спустя два месяца 1-ю часть того же позведения я исполнил на классном концерте Ойстраха. На фото можно увидеть Д.Ф. и  меня после того концерта. Конечно, учиться у великого скрипача было очень престижно, и для меня открылись многие двери.

– В чем вы усматриваете особенности преподавания Д.Ф. Ойстраха?

– Главное в нем была его позитивность. Он всегда одобрял, не делая негативных замечаний. Ну а мы, студенты, старались быть хорошо подготовленными, поэтому уровень класса был очень высок. Давид Федорович вдохновлял нас. Лично для меня это было самым важным: мой предыдущий педагог, из Брюсселя, сопровождал урок неприятными, недружелюбными высказываниями…

Ойстрах всегда начинал с комплиментов, а потом уже учил. И это выглядело как советы или рекомендации. Он был, безусловно, требовательным педагогом и от нас, его студентов, ожидал профессионального отношения к делу. Только, пожалуй, однажды я услышал от него некий негатив. После того, как студент исполнил Сюиту Танеева, Давид Федорович произнес:» Мишенька, это было нехорошо. Давай поработаем…» И сказано это было мягкими интонациями и с абсолютно добрыми намерениями.

Величайший скрипач и музыкант, Ойстрах был открыт для новых музыкальных идей. Я не думаю, что он уважал тех, кто пытался ему подражать, ибо прежде всего он ценил в музыканте индивидуальность. И это, на мой взгляд, величайший знак величайшего педагога.

-Хорошо.  Какое впечатление, Сайрус, произвела на вас Москва тех времен?

– Что ж, на ваш вопрос ответить непросто: дело в том, что я – человек прямой и откровенный. И не забывайте, пожалуйста, что речь идет о Москве коммунистических времен…

Я прилетел в Москву 23-го января 1973 года. Сотрудники нашего посольства встречали меня в аэропорту. Стоял 24 градусный мороз, а на мне не было шапки. Меня привезли в «Березку», я купил себе необыкновенной красоты норковую шапку, которую храню до сих пор!

Пожалуй, ужасное впечатление на меня произвело консерваторское общежитие: грязь, антисанитария и т.п. Группа иностранных студентов, в том числе и я, обратилась к директору общежития с просьбой увеличить количество «банных» дней-  до этого душ работал лишь два дня в неделю. Еда в студенческой столовой была не просто плохой, а несъедобной. Я сильно похудел, и внимательный Давид Федорович это заметил. Он спросил меня, хорошо ли я питаюсь? В тот день я, наверное, был особенно голоден, поэтому вопрос Учителя вызвал у меня, как сейчас помню, слезы. Давид Федорович немедленно позвонил в кафетерий преподавателей консерватории, где я с тех пор и питался наряду с несколькими студентами из западных стран. Поликлиника, к которой были прикреплены студенты не отличалась чистотой и комфортом. Однажды мне пришлось выступать в привилегированном медучреждении для партийных боссов. Почему-то мне казалось, что его посещал сам Леонид Ильич Брежнев. Контраст с нашей поликлиникой невозможно описать словами: все сияло и сверкало, а в мраморные стены можно было смотреться, как в зеркало. Мне даже показалось, что ручки высоких массивных дверей из чистого золота…

Все это, однако, было не столь важно: учеба поглощала меня целиком, я занимался как одержимый. Иногда удавалось выкроить время для посещения музеев. Неизгладимое впечатление произвел на меня московский Кремль. Я полюбил и до сих пор люблю простых советских людей. Со многими русскими музыкантами я до сих пор поддерживаю дружеские отношения. Их профессиональное мастерство всегда узнаваемо.

Вашим первым педагогом была ваша мама Фахри Давлатабади, первая иранская женщина- скрипачка, получившая классическое музыкальное образование в брюссельской консерватории.

-Вы, в возрасте 9 лет были приняты в ту же консерваторию, правильно?

– Да, я оказался самым юным студентом этой консерватории, учился у великого скрипача Артура Гримо, который, к огорчению моей мамы, довольно часто гастролировал. Я хорошо помню: он демонстрирует мне, как должен звучать тот или иной пассаж. Это звучало божественно! Однако, как добиться такого совершенства- оставалось для меня загадкой. Поэтому мама перевела меня к своему бывшему профессору, и это была непоправимая ошибка…

Как вы, Сайрус, относитесь к раннему (с 3-4 лет ) началу занятий ребенка музыкой?

На мой взгляд, очень важно начинать музыкальное образования именно с ранних лет. Сегодня доказано, что обучение музыке, если это делается правильно, имеет огромное позитивное влияние на эмоциональное и интеллектуальное развитие ребенка. Совсем не обязательно становиться профессиональным музыкантом, но учиться музыке наряду с математикой, языками, литературой должен, я считаю, каждый школьник.

-Несколько слов о том, как на вашей родине, в Иране, поставлено сегодня музыкальное образование?

-В Иране во все времена существовал интерес к музыке, поэзии. Гете говорил, что персидская поэзия – лучшая в мире. Действительно, всему миру известны такие имена, как: Фирдуоси, Саади, Хафиз, Омар Хайям.Что касается музыки, то Тегеранский симфонический оркестр существует уже более ста лет. Однако, давайте смотреть правде в глаза: сегодняшнее иранское правительство музыка не отдает должного уважения. Концерт отменяются в последний момент по какой -то причине, а то и вовсе безо всяких причин. Но люди не сдаются! Тысячи детей обучаются музыке, играют на различных инструментах. В иранском городе Ширазе построена фабрика роялей.

Но вернемся в Москву. Что стало с вашей учебой в Московской   консерватории после внезапной кончины профессора Ойстраха?

– Давид  Федорович ушел из жизни 24 октября  1973 года. Я был потрясен, как и все, кто его знал. Печальное известие застало меня в Тегеране, где я в то время давал концерт. В конце выступления я почтил память моего Учителя исполнением соль- минорного Адажио Баха.

Вскоре мне предложили стать студентом Леонида Борисовича Когана, но я отказался, поскольку хотел оставаться верным школе Ойстраха и поэтому продолжил учебу у  Олега Васильевича Крысы. Он был ассистентом Давида Федоровича, а спустя короткое время стал профессором.

Москву  я покинул в 1976 году. Но до этого, в 1974 году, я  впервые участвовал в конкурсе имени Чайковского.  В 1978 году попытал удачу еще раз. Оба раза выходил в финал, и  оба раза был удостоен диплома. На мой взгляд, в первый раз это было справедливо, а вот в 1978 году решение жюри, я считаю, было необъективным. Я думаю, что если бы я в свое время стал учеником Леонида  Когана, результат конкурса был бы совершенно другой.

-Возвратились ли вы в Иран по окончании Московской консерватории?

-Нет, хотя мне была предложена позиция концертмейстера в  Камерном оркестре Национального Иранского радио и телевидения. Но я не хотел возвращаться на родину. Мне посчастливилось встретиться с выдающимся скрипачом Джозефом Гингольдом, кстати, выходцем из России. (учениками Гингольда были известные скрипачи Джошуа Белл, Леонидас Кавакос и другие.- О,С,). Вскоре я стал его ассистентом в Индиана университете в США.

В то время в Иране произошла революция. Моя концертная деятельногсть заметно сократилась. И в силу того, что мои родители нуждались  в помощи, да и надо было содержать молодую семью, вся моя музыкальная деятельность сосредоточилась  на преподавании.

– Кстати, о семье: ваша жена пианистка, правильно?

-Да, мы встретились в университете Индианы.  Я увидел Каролин Мак Крекен впервые на концерте камерного класса и влюбился в нее с первой же минуты. В юности я был робок, не знал как познакомиться с девушкой, начать разговор. Помог случай: она пришла к моему педагогу за какой- то подписью, я осмелился поздороваться …вскоре мы поженились. Каролин- замечательная пианистка и  педагог. Наш дуэт успешно выступает, у нас много записей. Мы стали победителями национального американского конкурса камерных дуэтов.

–  В настоящее время вы– профессор Карнеги Меллон университета (Питтсбург, США, штат Пенсильвания). Университет был основан в 1900 году Эндрю Карнеги.  Не тот ли это  Карнеги, который  основал знаменитый концертный зал Карнеги Холл в Нью-Йорке?

– Да, кроме основания упомянутого зала, Карнеги многое сделал для развития культуры и образования в Соединенных Штатах. Что касается меня, то я интенсивно занимаюсь преподавательской деятельностью, даю мастер- классы по всему миру, концертирую.

     -В 2008 году Мировая академия искусств, литературы и средств массовой информации (WAALM)  присудила  вам высокую награду- Персидскую Золотую Львицу. Расскажите поподробнее об этом событии.

-Это произошло в Лондоне. Признаться, я был смущен, когда узнал об этой награде. Дело в том, что ее присуждают либо выдающимся иранцам, которые получили известность во всем мире,  либо европейцам, которые создали произведения искусства или литературы по персидской тематике.

На концерте в тот вечер я исполнил сольную сонату Баха и 24й Каприс Паганини.

(В скобках замечу, что упомянутая награда по праву принадлежит Сайрусу-как связному или посреднику между двумя мирами: восточным и западным. О.С.).

– При Карнеги Мелон университете, где вы преподаете, создан центр иранской музыки. Я правильно понимаю, что целью этой организации является сохранение и пропаганда иранской музыки, включая традиционную и фольклорную, а также поиск путей развития современной иранской музыки с учетом влияния многонациональной мировой культуры…    Вы принимали участие в создании этого центра и сотрудничаете ли с ним в настоящее время?

-Да,  в тех  концертах я исполнял произведения современных иранских композиторов. С гордостью могу сказать, что мне посвящены несколько произведений для скрипки соло, а также дуэты скрипки и фортепиано и виолончели и фортепиано.

После фестиваля в Саммите, где мы с вами познакомились, я побывал в Киеве, где записал с Национальным оркестром Украины Концерт для скрипки с оркестром современного иранского композитора Алиреза Машайехи. Это очень интересный композитор, я с удовольствием играю его произведения. Мне он посвятил Вторую скрипичную сонату.

В нашем довольно долгом разговоре, Сайрус, прозвучали названия стран Востока    и Запада, и это  весьма символично: мир сегодня расколот, и только красота, (музыка, в частности- О.С.), согласно Достоевскому, может его спасти. Уверена, вы со мной, согласитесь!