18 февраля состоялся вечер поэзии украинских поэтов “Час поэзии, или Час поезії”, проведенный Радио Поговорим и журналом Elegant New York.
На вечере прозвучали стихотворения Василя Махно, Игоря Померанцева и Бориса Херсонского. Сегодня мы публикуем по несколько стихотворений каждого из участников вечера.

Видео-запись вечера вы можете посмотреть на канале YouTube по ссылке (нажать здесь) .

Редакция приносит извинения, за то что этот материал вышел с некоторой задержкой, что произошло, в связи  с вторжением России на территорию Украины. (Были неотложные дела в поддержку Украины). 

Борис Херсонский

Борис Херсонский (Одесса, Украина) – один из самых известных поэтов Украины. Первые поэтические публикации Бориса Херсонского появились в эмигрантской прессе с середины 1980-х годов. С начала 1990-х годов он стал издаваться в России и Украине, в журналах «Слово-Word», «Арион», «Крещатик», «Октябрь», «Новый берег», «Новый свет», «Воздух», «Звезда», «Знамя» и др. Автор многочисленных поэтических книг.

***

Ну что, явились – не запылились, принесли любимой букет
из танков, вертолетов, крылатых ракет,
сказали ей, ты во всем виновата, вот тебе мина-граната,
сука, чего ж ты обидела старшего брата?
Это тебе не тренировочный взрыв-пакет.
Мы не вторгаемся, мы восторгаемся – сука, не прекословь.
Коленки врозь, окровавлена простыня – вся любовь.
Мы тебя принуждаем к миру, к ужину с бронезакуской.
Мир – не простой, а русский, ты понимаешь – русский!
Русский, сколько раз повторять? Одевайся и ужин готовь!
Ну, где твой заступник? Ворочает языком?
Ты конечно весь век мечтала о друге таком!
Чтобы грозил оставить обидчика с пустопорожним карманом,
обзывал нашего папочку параноиком, клептоманом,
а русского человека – алкоголиком и простаком.
Мы пришли с огнем. И ты нас встречаешь с огнем?
Посылаешь нас нах, чтобы мы остались на нем.
Как говорят до получения дальнейших распоряжений,
там – на причинном месте, немало мест для сражений,
то налетим эскадрильей, то ракетою долбанем.
Ты узнала меня, это я, твой Каин, твой старший брат.
С тобою ангел? А с нами летательный аппарат.
Мы навалились на вас всем спецхраном, всем телеэкраном,
мы вставим вас одетым в прозрачный кондом тираном,
у нас есть красная площадь, на ней устроим парад.
Ну что же скачите на бывшем павшем белом коне,
он в крови, в блевотине, в грязи и гавне.
Я пишу “в гавне”, словарь исправляет на “в гавани”.
Спокойной ночи, товарищи – в грязном саване,
в загаженной вами же вашей любимой стране.

***

Мотивы псалма (26)
Господь мой Свет и Спаситель мой –
и страх не объемлет нас.
Жизнь мою оградит Он крепкой стеной –
Он с нами в тяжелый час.

Ибо близится хищник и лиходей,
желая пожрать нашу плоть.
Но страх не охватит Твоих людей,
с нами Ты, Всемогущий Господь!

Если полк ополчится на жизнь мою –
я твердо с Тобой стою.
Если пойдут на меня войной –
и тогда надежда со мной.

Потому что живем мы одной мечтой,
об одном псалом воспоём –
чтоб, услаждаясь Твоей красотой,
обитать нам в Доме Твоём.

Ибо Ты поставил меня на скалу
и Покровом своим укрыл.
Не утащит хищник того во мглу,
кто под сенью Господних крыл.

Отец мой и мать в глубины земли,
оставив меня, сошли.
Но Ты остаешься со мною Сам,
ведущий нас к небесам.

Вырывший яму, падет в неё,
стой крепко и прямо иди!
Мужайся! Пусть ровно сердце твоё,
не смущаясь, бьется в груди.

24.02.2022

Василь  Махно

Василь Махно (США, Нью-Йорк) — украинский поэт, прозаик, эссеист, переводчик, литературный критик. Автор девяти поэтических сборников, нескольких книг эссе, романа, пьес. Переводит современную польскую, американскую, сербскую, белорусскую и русскую поэзию. Его стихи, эссе и драмы переведены более чем на 25 языков.

Три варіації на тему Дерека Волкота

1.

зі Святої Луції Д. Волкот –
при березі ув порту –
вдаючи морського вовка
й просвітлену простоту

сидів при столі як боцман
з командою на баркасі
і танцівницю босу
пас при ритмічній сальсі

гудів там вітряк джмелиний
у гурті місцевих музик
під дахом з червоної глини
і синьої як базник

від крику перекупок з ринку
до порту і кораблів
хитався він у будинку
Навітряних островів

притулку вест-індських компаній
портових тонких халабуд
і вулканічних копалень
у прорізах бухточок й бухт

а ще там вітри ураганні
і рвані морські прапорці
та рибою з океану
живуть його мешканці

іржавіють судна в доках
вітри – із бавовни-сирцю
в портовій кнайпі Д. Волкот
пасе танцювальницю

2.

хатки з корабельного дерева
минулих кораблетрощ
над вашим островом Дереку
вічнозелений дощ

за вашим вікном Массачусетс
і дзеркальце річки Чарльз
зимують канадські гуси
в снігах – у грудневий час

окрайцями берега меви
і вкотре за день штормить
й морозне повітря грудневе
над Бостоном тріскотить

а там де ваш дім історії
і ваш корабельний дім
вітри – на чотири сторони
дощівкою по бороді

у тому місці забутому
пропахлому тютюном
у домі за пагорбом й бухтою
з відчиненим навстіж вікном

зволоженим за ніч папером
із зеленим ножем трави
підходять хвилі під двері
синусоїдами кривих

як космос й жилава музика
протяжних теплих вітрів
і наче діти замурзані
повертають домів

3.

кораблі збились в гурт на рейді
до плантацій прокладено рейки
від портових складів углиб
щонеділі чернець-місійник
покладається на Месію
на хліби і упійманих риб

на псалми у телячій оправі
на заступництво й лікарські трави
свій садок із кущів орхідей
він замовив в знайомих піратів
для розплоду – хоче придбати –
когута і кількох курей

у портах де влаштовують бійню
бойових попривозили півнів
для забави азарту й грошей
морячки – люд з плантацій цукрових
б’ються півні до першої крові
веселять захмелілих людей

не посвячені в справи місійні
пережили роки малярійні
війни – навіть піврічний дощ
то одні нападали то інші
то й привезли курей пізніше
і впустили в монаший садок

а тим часом прийшли бритійці
захопивши крім острова Трійці
Тютюновий – привезли своїх
полонили кількох французів
й розпочалася інша музика
інші танці та інший сміх

залишились цукрові плантації
бухгалтерія та квитанції
постарілий місійник з курми
що на хлібі рибі і духові
збив з дощок свою церкву над бухтою
із уламків гнилої корми

островів безконечна вервиця
Одіссей сюди не повернеться
всі вони на хребті кита
їх дощі – їх порти і бухти
їх латинський алфавіт і букви
поглинає морська вода

 

Игорь Померанцев

Игорь Померанцев (Прага, Чехия)- прозаик, поэт, автор радиопьес, переводчик, журналист. Автор идеи литературного фестиваля “Меридиан Черновиц”. Впервые его эссе в украинских переводах Ивана Кошельца и Юрия Шевелёва были опубликованы мюнхенской и нью-йоркской «Сучасністью». Автор ряда книг прозы и стихов.

АМПУТА… 

(отрывок)

Всё-таки войны
расширяют горизонт.
Ну знали бы мы о племени тутси
по кличке “тараканы”,
если бы его вполовину не вытравили?
Теперь вот прирастаем географией:
Волноваха, Дебальцево,
ну и, конечно, Счастье,
по-нашему Щастя –
без одной ноги, в кровоподтёках,
лежит на носилках
и смотрит на нас.

*   *  *

Водитель сказал:—Я не выйду из машины.

    Эта площадь простреливается.

    Позавчера здесь застрелили учителя,

    вон там, возле колодца.

Я вышел из машины,

достал мобильный телефон,

позвонил в студию и вышел в эфир:

«Я веду репортаж из албанской деревни 

на границе с Югославией. Нет помидоров душистей 

и баклажанов синей, чем в Албании,

самой бедной стране Европы»…

И вот теперь 17 лет спустя

я снова на той же площади,

но называется она не Скандербег,

а Украина.

*    *   *

                      Я убит подо Ржевом 

                      Александр Твардовский

Тебя убили подо Ржевом? А я жив.
Мне оторвало ногу под Счастьем.
Ну, не ногу: ступню.
Слава богу, я потерял сознание
и не помню операции.
Мне сказали, что я вёл себя мужественно.
Но я “не вёл себя”.
Я не знал, что от меня отрезают.
А потом я вёл себя как плакса.
Но я знаю, что мне повезло.
Меня не убили немцы подо Ржевом.
Спасибо, немцы.

*   *   *

        Мы знаем, что ныне лежит на весах

        И что совершается ныне.

        Час мужества пробил на наших часах,

        И мужество нас не покинет.

        Анна Ахматова

Мы знаем, что ныне лежит на весах:
тысячи левых и правых рук и ног, стонущие обрубки
в больничных коридорах,
словосочетание «воины-ампутанты»,
марлевые повязки в гное и крови,
объявления: «срочно нужны инвалидные кресла, противопролежневые матрасы, ходунки, новые и ношеные протезы верхних и нижних конечностей».
Спасибо немцам: кое-что завезли.

* * *
Тело страны.
Есть ли у неё тело?
Или это метафора?
Но если есть, то где её голова?
И варит ли?
Где сердце?
И о чём оно стучит?
Где печень?
Спитая или непьющая?
Но руки у неё точно есть.
Вот они: прижимают сердце к сердцу.
И ноги есть.
Но где же они?
Были же, были!
* * *
Всё-таки войны
расширяют горизонт.
Ну знали бы мы о племени тутси
по кличке “тараканы”,
если бы его вполовину не вытравили?
Теперь вот прирастаем географией:
Волноваха, Дебальцеве,
Розсипне, Грабове,
ну и, конечно, Счастье,
по-нашему Щастя –
без одной ноги, в кровоподтёках,
лежит на носилках
и смотрит на нас.
* * *
В этом зареве ветровом
Выбор был небольшой.
Но лучше прийти
C пустым рукавом,
Чем с пустой душой.
-Михаил Луконин
Чужая душа —потёмки? Допустим. Ну и хрен с ней.
Но вот родная душа, братская — мрак кромешный.
Пустые рукава возвращаются из Иловайска. Батальон пустых рукавов.
Полк. Над ними в воздушной взрывной волне
порхают контуженные души.
Бачиш, чуєш, братику мiй?
Вот что с нами сделали проклятые немцы.
* * *
Враги сожгли родную хату
-Михаил Исаковский
Куда ж теперь идти солдату?
Куда костылять, шкандыбать, чапать?
Не осуждай меня, Орыся,
Что я пришёл к тебе такой.
Ногу оставил под Саур-Могилой.
Лишняя нога кургану не помешает.
«Ой, повели Морозенка на Савур-могилу:
«Дивись, дивись, Морозенку, на свою Вкраїну!».
Глядит Морозенко и глазам не верит:
Топают по дороге ноги без людей.
Eins, zwei, drei,
Eins, zwei, drei!
* * *
О спорт, ты–мир! Ты собираешь молодость–наше
будущее, нашу надежду – под свои мирные знамёна!
-барон де Кубертен
Что делать с рекордами? Бить.
Изо всех сил. А если они на исходе?
Тогда из самых последних.
Эй, рекорды, сдавайтесь!
Эй, судья, подымай
протез победителя!
* *
Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я всё забыл.
-Юрий Левитанский
Как отрезало.
Как отрезало?
Не помню.
Резали под наркозом.
Пилили? Долбили?
После в глазах матери и жены
видел отражения
скальпеля, долота, пилы.
Но только в их глазах.
А у меня – как отрезало.
* * *
…Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хо..лы, и рушником дорога.
-Иосиф Бродский
Скатертью? Рушником?
Где та скатерть? Где тот рушник?
Ну что же ты, Джозеф, Ося, Йосыпе!?
Помнишь, детское:
«Американец, сунь в жопу палец»?
Американец сунет играючи,
А мне — ни в жизнь.
Оторвало мне пальцы,
сечёшь, Джозеф?
На фиг оторвало.
Тут вступает музыка, например,
An jeder Hand die Finger (J.Brahms)
* * *
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.
-Арсений Тарковский
Не знаю, не знаю.
Смерть — это рок.
Но вот предупредить «береги руку»,
«береги ступню», «береги пальцы»
можно было бы.
Эй, хлопчик, держись подальше от паркана.
Почему?
Чтоб было кому повторять:
—Мы писали, мы писали
Наши пальчики устали.
Verstehst du mich, хлопчик-мiзинчик?
* * *
Настанет новый лучший век,
Исчезнут очевидцы.
Мученья маленьких калек
Не смогут позабыться.
-Борис Пастернак (1941 г.)
В Харькове на столе в протезной мастерской
грудой лежали культеприёмные гильзы,
дополнительные гильзы со шнуровкой,
искусственные стопы, акриловые бёдра,
тазобедренные шарниры
и одинокий детский протез,
короткий, как японское трёхстишие.
* * *
Футуристы. Будетляне.
Кубофутуристы.
Вот кто рубил с плеча
части речи, корни, окончания.
Вот кто любил
обрубки слов.
Теперь – это прошлое.
Теперь образ будущего
собирают хирурги.
* * *
Как это было! Как совпало—
Война, беда, мечта и юность!
И это всё во меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
-Давид Самойлов
А в Мыколе уже не очнётся.
Вроде только-только радовался,
что отрезали ниже колена, —
«На два сантиметра ниже!» —
Два сантиметра — великое дело.
Колено—гениальный шарнир—
спасибо создателю!
Да как же в него не верить после этого!
А вроде всё шло на поправку. Но…
Отец спросил протезиста:
—Протез снять?
Протезист ответил:
—Если в землю будете закапывать,
то не снимайте: ему и на том свете он пригодится,
а если кремировать будете,
то и не знаю.
* * *
Они осадили нашу крепость и дали ночь на сдачу.
Мы уже не раз переживали такое:
подкопы, стрелковые цепи, за ними сапёры,
штыковая атака, канаты, штурмовые мосты,
наконец, взятие, их штандарт на дозорной башне
и резня —до последнего младенца и щенка—
с помощью холодного оружия,
чтобы вкусить простое ратное счастье
и сэкономить огнестрельное.
Но и на этот раз мы решили не сдаваться.
* * *
Добежав до Афин, Филиппид воскликнул: «Победа! Победа!»
и, если верить Плутарху, «испустил дух».
Это неправда. Дух жив.
Филиппид снова привязывает ремнями
подошву к ступне, смазывает протез и бежит.
От Марафона до Харькова 42 километра 195 метров.
Он бежит мимо братской могилы греческих героев,
по Сумской, мимо городка Неа Макри,
по проспекту Науки, мимо афинского пригорода Cтаврос,
по саду Шевченко, чтобы на финише
прохрипеть, выдохнуть, прошелестеть:
«Победа! Победа! Мы сбросили персов в море!».

Кадр из фильма “Ампутация”.