…Приезд Чюрлениса в Санкт-Петербург осенью 1908 года был окрашен в иные тона по сравнению с его первым визитом в этот город в августе. На сей раз его ждали. Художник Мстислав Добужинский, восхищенный картинами Чюрлениса, предложил показать их своим друзьям — Бенуа, Сомову, Лансере, Баксту. Как писал Добужинский, «они не были похожи ни на какие другие картины, и природа его творчества казалась нам глубокой и скрытой». Чюрлениса приняли в Союз русских художников и предложили участие в большой выставке, которую в то время готовил Константин Маковский. Конечно же, он согласился.

Несколько раз удалось уговорить художника побывать у Александра Бенуа, где он сидел в сторонке, лишь прислушиваясь к чужим беседам и редко принимая в них участие. А вот в семье Добужинских интроверт Чюрлёнис чувствовал себя прекрасно, общался с детьми, через некоторое время стал играть на рояле. После он стал приходить даже в отсутствие хозяев, чтобы помузицировать за прекрасным«Беккером» — в небольшой комнатушке на Вознесенском проспекте было не до музыки. Но и там, среди шума и гама, он работал — писал картины, полностью отключаясь от мирской суеты, от уроков, которые давал ради пропитания,погружаясь в бесконечность своих внутренних миров.

Чюрленис стал художником, уже будучи состоявшимся музыкантом. Его детство прошло в маленьком курортном городке Друскининкай на юге Литвы. Отец Чюрлениса был замечательным органистом, и первые уроки музыки маленький Костек получил дома. Вместе с потрясающей способностью хватать музыкальную науку «на лету» в наследство от отца ему досталась склонности к фантазиям и романтике. Охота была для Чюрлениса-старшего поводом уйти в лес и блаженно бродить там в одиночестве, а однажды он и вовсе ушел из дома на год, «на свет поглядеть», оставив дома молодую жену с трехлетним сыном. Поглядел и вернулся,и был принят в семейный круг — Адель Радманн хорошо знала своего мужа и умела прощать. В этом браке родилось пятеро сыновей и четыре дочери. Костек был старшим.

Дальше была учеба в музыкальной школе городка Плунге, где Костека взял под свое крыло князь Михаил Огинский. При его моральной и финансовой поддержке в 1894 году Чюрленис поступил в Варшавский музыкальный институт, который благополучно окончил пять лет спустя. Здесь, в Варшаве, он впервые полюбил — глубоко и искренне. Его пленила Мария Моравская, сестра его друга Евгения. Однако отец девушки не желал своей дочери брака с небогатым, пусть и талантливым, композитором. Этот неудачный роман оставил в сердце юноши глубокую рану. Много позже, в письме другу он скажет: «Старый холостяк — страшная вещь. Прямо траурная! Глупая, банальная, словно опрокинутая жизнь. Верь мне, потому что пишу тебе почти по своему опыту. Если хочешь быть благородным человеком и нужным своему обществу, то в первую очередь женись (не вдруг,конечно). Или останься композитором…»

Через два года молодой музыкант поехал на обучение в Германию, где поступил в Лейпцигскую консерваторию. Смерть покровителя и невозможность продолжать учебу привели его осенью 1902 года в Варшаву. И здесь началось становление Чюрлениса как художника. Он поступил в рисовальную школу Яна Каузика, через три года продолжил обучение в художественном училище у Казимира Стабровского. Несомненный талант, граничащий с одержимостью, приводил учителей Чюрлениса и в замешательство, и в восторг. Музыкальность его художественных образов,созданных кистью, удивительным образом отражалсь, как в зеркале, в его произведениях, записанных на нотном стане.

Синтез музыки и живописи — вот к чему шел Чюрленис, вот что он воплощал в своем творчестве, и это стоило ему немалых душевных сил. Обучение рисованию будущий художник рассматривал не как способ воплотить тот или иной художественный стиль, но как обретение навыков для запечатления внутренних картин, рисуемых его воображением, и возможность показать эти образы другим людям. Позднейшие многочисленные попытки описать многогранность творчества Чюрлениса в рамках определенного жанра или стиля успеха не имели: здесь есть модерн и ар-нуво, символизм и искусство Востока. Художница Остроумова-Лебедева называла его картины «музыкой, прикрепленной к холсту красками и лаками».

Чюрленис воспринимал звуки и художественные образы как связанные между собой явления. Музыка вызывала моментальное возникновение цветового фона,и наоборот — зрительные впечатления порождали в нем музыкальные темы. Это прослеживается в «визуальных» названиях его музыкальных произведений — «Осень», «Море», «В лесу», а вот картины часто получали «музыкальные» названия — «Прелюд», «Соната весны», «Соната звезд», «Фуга». Еще в Варшаве он стал интересоваться спиритизмом и гипнозом, и определенно обладал некоторыми навыками — которые, впрочем, не любил применять на других людях. Влекли его и философские течения, религиозные верования, в которых он искал некое рацио. Он увлекался идеями Ницше, читал труды мистиков и философов Египта, Японии и Индии, восторгался произведениями Эдгара По и «Критикой чистого разума» Канта.

Художник совершенно не был приспособлен к обычной жизни. Спокойные,размеренные дни, хождение в гости, обеды, развлечения — все это не имело для него значения. Зато он много мечтал, строил планы заграничных путешествий,увлекался шахматами и историей, изучал мертвые языки и даже составил свой собственный алфавит, некоторые знаки которого сохранились на его картинах. Его нервная, чуткая натура требовала уединенности и покоя — и в этом он был похож на отца. Но все, что касалось творчества, увлекало его целиком. В Варшаве Чюрленис организовывал музыкальные вечера Литовского художественного общества, дирижировал на концертах. Переехав в 1907 году в Вильно, он погрузился в гущу музыкальных и художественных мероприятий — организовал хор, начал работу по гармонизации литовских песен, которые любил и собирал. Для театра общества «Рута» он создал эскиз и осуществил роспись занавеса, начал писать музыку к опере «Юрате» по мотивам сказаний литовского эпоса.

Они познакомились на открытии первой литовской художественной выставки в Вильно. Ему — 33, ей — 22. Их следующая встреча состоялась по инициативе Чюрлениса, который хотел «подтянуть» свой литовский: воспитанный в традициях польской культуры, родным языком он владел кое-как. Летом 1908 года они с Софией отправились отдыхать в Палангу.

Софья — звучит слишком строго. Чюрлёнис называет ее иначе. «Знаешь ли ты, кто такая Зося? Догадываешься, наверно, — это моя невеста. Та, о которой я столько мечтал, искал ее на своем пути, а встречал лишь жалкое подобие, разочарование и обман. Сейчас так хорошо у меня на душе, что хочется обнять весь мир, прижать к себе, согреть и утешить. Братец мой, знаешь, как хорошо будет у нас дома — какая-то дивная гармония, которую ничто не в силах нарушить, все существует как великолепное сочетание красок, как звучание прекрасного аккорда…» (из письма брату Повиласу Чюрлёнису от 7 сентября 1908 г., Друскининкай).

Влюбленный художник часто пишет Зосе, Зосеньке: это признания, фантазии,описания бытовых дел, планы… Любовь вдохновляет Чюрлениса, он работает с большим воодушевлением — создает «Сонату Моря», диптих «Прелюдия и фуга», триптих «Фантазия».