Цикл “Знаменитые киевляне”
Предыдущие выпуски см: Истинный аристократ; Киевские годы Константина Паустовского; Николай Мурашко. Он мало думал о себе…; Первый шаг в бессмертие; Выйдя в отставку…,Тот, кому не все равно, Малевич из Киева, Охотник, фантазер и его дома, Такая большая жизнь, Валентина Санина-Шлее, Киев. «Серебряный век», Признание в любви, Любовник красоты (Роман Балаян. Параджанов)
Ольга Яновская
“Он играет безукоризненно — очень сильный характер! На таких, как его герой, земля держится”, — написал об одной из ролей актера поклонник. Ярких образов, воплощенных в театре и кино, в его послужном списке сотни, ведь Богдан Сильвестрович был “поцелован Богом”. В августе кумиру миллионов исполнилось бы семьдесят пять.
Дело случая
Он появился на свет 27 августа 1941-го и стал лучшим подарком ко дню рождения мамы, которая родилась в тот же день. Родители, Мария Григорьевна и Сильвестр Дмитриевич, не могли нарадоваться на сына, названного Богданом — в честь гетмана Хмельницкого. Но шли шестьдесят седьмые сутки войны, их родной Куликов, расположенный на пути из Львова в Жовкву, был оккупирован фашистами. И мать, и отец молились лишь о том, чтобы ужасы войны поскорее остались в прошлом, как страшный сон, чтобы их мальчик слушал пение птиц, а не звуки выстрелов. И любовался мирным небом и красотой их древнего селения, известного еще с XIV века. О том, кем он станет в будущем, они не думали.
Время шло, Богдан рос, а страшный сон все не заканчивался. Позже Ступка редко говорил о событиях тех лет, но детская память навсегда сохранила воспоминания: “Містечко бомбардували, і ми — я, батько, дядько Павло — матері десь не було вдома — вискочили зі своєї хати за кілька хвилин перед тим, як у неї влучило. Ми добігли до сусіднього двору і сховалися в якійсь невисокій господарській прибудові з солом’яною стріхою, і я бачив, як горить наша хата… Все пам’ятаю, наче це сталося сьогодні: лежимо ми принишклі, коли раптом стріху нашої схованки прориває німецький чобіт і стає… батькові на спину! Німець, очевидно, не встиг зрозуміти, що стояв на живому тілі, бо інакше полоснув би нас автоматною чергою”. Тогда он чудом остался жив — разве о таком можно забыть? Его величество случай еще не раз имел место в жизни Богдана. Ведь и после того, как бои отгремели, беззаботного детства не случилось: мальчишки, играя, продолжали “воевать”, используя найденные артиллерийские снаряды, что нередко приводило к трагедии. К счастью, Богдана беда миновала — жизнь постепенно входила в мирное русло.
Возвращались к привычному укладу и его родители: когда мальчику исполнилось семь, семья переехала во Львов, где отец пел в хоре Оперного театра. А мама, обладавшая абсолютным слухом, всю жизнь мечтала об артистической карьере, но в профессии так и не реализовалась: вела домашнее хозяйство, растила сына. Годы спустя сетовала: “Я должна была быть великой актрисой, но кухня и быт меня заели. А я в 18 лет играла маму Маруси Богуславки!” Сильвестр Дмитриевич ее успокаивал: “Мария, может, ты меня любила больше, чем сцену?” Свою страсть к театру она передала сыну, который в школьные годы был завсегдатаем на спектаклях в оперном. Водил туда и одноклассников, а потом с удовольствием разыгрывал дома сцены, распевая на разные голоса арии Фауста и Мефистофеля.
Увы, природа, наделив его незаурядным артистическим талантом, не дала… музыкального слуха. “Мій друг Богдан співав гарно, а я вив. Але вив натхненно! Сусіди навіть писали в домоуправління, вимагали, аби я припинив співати за стіною”, — с улыбкой рассказывал Ступка. Еще обожал переодеваться и изображать окружающих. Как-то, будучи третьеклассником, решил сыграть Деда Мороза: отец помог раздобыть соответствующий наряд и бороду на резинке. Правда, дети, не узнав сказочного героя, испугались и с криком разбежались. “Я відтягував бороду на гумці і говорив: “Та не бійся, це я, Богдан”. Щось таке. Але тягнуло до артистичної братії. Батьки дуже не хотіли, щоб я до неї долучався. Бо батько співав у хорі, а це було 110 карбованців на той час, а мама не працювала. Був город, був сад. Була картопля, якось вижили”, — вспоминал маэстро. Говорил и о том, как уже в старших классах мечтал поступить в Киевский театральный, только денег на поездку не хватало. Но разве уйдешь от судьбы?
Вся жизнь — театр
Она явилась к пятнадцатилетнему Богдану в лице Романа Виктюка — уже успевшего прославиться земляка, который вернулся из Москвы в родной Львов. В то время Виктюк трудился в Театре юного зрителя, в кружок при котором записался и юный Ступка. Хотя разница между учителем и учеником была небольшая — всего пять лет, Ступка ловил каждое его слово и не уставал повторять: “Хочу бути актором!” — “Будеш! Ти побачиш небо в алмазах”, — пообещал ему молодой маэстро — и как в воду глядел!
Благодаря успешной игре в школьном драмкружке о нем узнали: как-то даже удалось принять участие в спектакле легендарного Театра имени Марии Заньковецкой. И хотя роль была незначительная, радость юного актера не имела границ. Однако мама совсем не разделяла его увлечение “несерьезной” профессией. “Досить мені одного артиста. Двох не витримаю. От якби пішов на завод інженером. Чи в торгівлю. Чи в медицину”, — увещевала Мария Григорьевна. “Краще відразу на ковбасну фабрику”, — посмеивался Богдан, уже отлично понимая, что его жизнь — сцена.
Однако перечить родителям не стал и подал документы на… химический факультет Политехнического института. Затем благополучно провалил экзамены. Чтобы не терять год, устроился работать во Львовскую астрономическую обсерваторию, где усердно учился фотографировать звезды. Но когда при театре открылась студия, сразу отправился туда. Несмотря на то что Сильвестр Дмитриевич, пользуясь служебным положением, лично попросил директора “гнать его сына в шею”, абитуриент Ступка сумел убедить приемную комиссию в своей профпригодности. Хотя без курьезов не обошлось. Отлично прочитал басню, справился с монологом Гамлета, но когда дело дошло до пения… экзаменаторы скривились, прервали и попросили станцевать. А уж в этом Богдану не было равных! Сыгранный им этюд окончательно убедил строгих судей, что у этого парня талант — участь молодого человека была решена.
Кроме театра и кино, которые регулярно посещал между занятиями, постигая тонкости профессии, Ступка был завсегдатаем джазовых концертов. Потом сам возглавил музыкальную группу “Хома енд Оклахома”, увлекся рок-н-роллом, носил “кок” — словом, стал настоящим стилягой. Что никак не мешало учебе и не вредило сценическому мастерству: дебют на профессиональной сцене 25 августа 1960 года, за два дня до девятнадцатилетия, в театральном мире не прошел незамеченным.
Осенью 1963-го Богдан в числе других призывников отправился в армию. И служить бы ему в ракетных войсках вдали от дома, если бы в дело не вмешался заместитель директора Театра имени Марии Заньковецкой Данило Годованец. Именно он убедил оставить талантливого студента в оркестре штаба Прикарпатского военного округа, то есть во Львове. Окажись он в другом месте, неизвестно, состоялась бы та встреча, о которой говорят, что она судьбоносная.
Одна любовь души моей
Девушку звали Лариса. Год назад она, выпускница Бакинского хореографического училища, приехала из столицы Азербайджана, где родилась и выросла, по приглашению балетной труппы Львовского оперного театра. В то время там шел балет “Рапсодия в стиле блюз” на музыку Джорджа Гершвина, а друг Ступки композитор Богдан Янивский исполнял одноименное произведение на пианино. Он и познакомил своего тезку с прекрасной юной балериной.
“У театра стояли сразу два Богдана — Янивский и Ступка.
Первый оказался хорошо знаком с моей спутницей Светланой, а второй из Богданов глянулся мне: высокий, худенький, голова вся в завитушках”, — вспоминала Лариса. Побывав однажды в гостях у молодого человека, где, по ее словам, “постоянно собирались интеллигентные компании”, сразу обратила внимание на то, как много у него книг. “Умный мальчик”, — отметила про себя. И тут же попросила дать почитать одну из них.
Модный среди творческой молодежи сценарий “400 ударов” был лишь предлогом поддержать знакомство и поводом встретиться еще раз, ведь телефона ни у нее, ни у него не было. “Когда мы только познакомились, — говорила Лариса, — Богдан служил в армии и не мечтал о женитьбе. К тому же он уже играл в театре и как-то сказал мне: “Ты можешь помешать моему творчеству”. Мы даже расставались из-за этого. По юности, мало что понимая, я говорила: “Богданчик, я всегда буду тебе только помогать!” Так оно и получилось, иначе мы с ним не прожили бы 45 лет…” Не раз она рассказывала в интервью и о том, как ее приглашали в Ленинградское хореографическое училище и как горевала, что возможность была упущена. “Тогда я плакала, а теперь понимаю: это же судьба моя, ведь Богданчик был во Львове”, — рассуждает Лариса Семеновна.
В 1967-м они поженились и первое время жили на съемной квартире, а потом переехали к родителям Богдана. Когда родился сын Остап, молодой папа пришел в роддом на рассвете и тут же… разразился под окнами палаты стихами. “Соседки проснулись и шепчут: “Какой муж у вас! Стихи читает! А наши-то — все пьют, подлюки!.. — с улыбкой вспоминала Лариса Ступка. — Бодя бегал на кухню за молоком, творожками, сам пеленал малыша…” Лариса же старалась не пропускать не только его спектакли, но и репетиции, переживая каждую роль мужа так, будто сама стояла на сцене.
Огни большого города
“Это счастье, что я уехал в Киев!” — часто повторял Богдан, отправившись по приглашению в столицу Украины в 1978-м: переезд открывал для него новые возможности. Ларису приняли в Театр оперы и балета имени Тараса Шевченко, но… “В первые два месяца меня совсем не занимали: я каждый день надевала пачку, пуанты и сидела без дела в гримерке. Приходила домой и ужасно плакала. Богдан не выдержал, пошел разговаривать в Министерство культуры: “Я поставил условие, что перееду в ваш город, если моя жена будет танцевать”. Тут же мне из театра позвонили, вызвали и стали занимать”, — рассказывала о событиях тех лет Лариса Ступка, уточняя: ее муж никогда не умел просить “за себя”, но когда речь шла о любимой женщине — дело принимало совсем другой оборот. Когда их театры разъезжались на гастроли, писали друг другу длинные письма: электронной почты и мобильных в 1970-х годах в Стране Советов еще не было.
Позже как киноактер он объехал пол земного шара, а со спектаклем “Тевье-молочник” выступал на Брайтон-Бич, где восторженная публика устроила настоящий бал в его честь. “Как вы похожи на Сильвестра Сталлоне!” — восклицали одни. “И Роберта де Ниро”, — добавляли другие.
Тем не менее в большое кино украинский де Ниро пришел лишь в 29 лет: дебют состоялся в массовке фильма, снятого Белорусской киностудией. А потом случилась “Белая птица с черной отметиной”. В фильме режиссера Юрия Ильенко ему досталась одна из главных ролей — бандеровца Ореста Звонаря. Снова помог случай, ведь эту роль автор сценария Иван Миколайчук писал для себя. Но высшее руководство запретило Кобзарю советского экрана играть антигероя.
На Московском кинофестивале картина получила главный приз — и зрители, дождавшись актеров на выходе, дружно бросились именно к “бандиту” Ступке, а не к положительному во всех отношениях Миколайчуку. “Так же Богдана Сильвестровича встречали в Польше после фильма “Огнем и мечом”, где он играл с Домогаровым. К Богдану Хмельницкому, который по сюжету бил поляков, выстроилась очередь из сотни поклонников!” — вспоминали очевидцы.
“Ступка в роли Хмельницкого великолепен! Она как будто для него и создана: впрочем, а какие роли Ступки можно назвать слабыми?” — восхищались зрители. Были и другие работы: Тарас Бульба в одноименной драме, генерал-лейтенант Серов в мелодраме “Водитель для Веры”, Константы в фильме режиссера Кшиштофа Занусси “Сердце на ладони”…
Так же безукоризненно сыграл он роль художественного руководителя Национального драматического театра имени Ивана Франко. Когда маэстро спрашивали, почему он сам не ставил спектакли, а постоянно приглашал мастеров со стороны, он отвечал: “Не хочу, чтобы на одного бездарного режиссера стало больше. Я привлек в театр много молодых актеров и воспитываю их так, как учили меня”.
Когда по его стопам в актерскую профессию решил пойти сын Остап и поступил в театральную студию при Доме пионеров, только поинтересовался: “А его за талант взяли или за фамилию?” И лишь выяснив, что об их родстве никто не знал, благословил: “Пусть ходит”. Годы спустя отец и сын сыграли вместе во многих спектаклях.
Браво, маэстро!
Проблемы со здоровьем бывали и раньше: кто от них застрахован? Но ни отечественные, ни зарубежные эскулапы поставить точный диагноз долгое время не могли. Пока не случилась беда: болела нога, инфаркты, которые следовали один за другим, а потом обнаружили рак… “Что ты? — говорил он супруге. — Не плачь, ведь у меня была хорошая творческая жизнь, а Бог забрал со сцены и с экрана в один день”, — и ни слова упрека Всевышнему, ни сетований на судьбу. Возможно, потому, что сам Богдан Ступка всегда следовал принципу, выраженному в стихотворении Лины Костенко: “Не допускай такої мислі, що Бог покаже нам неласку. Життя людського строки стислі. Немає часу на поразку”.
Он не раз умирал на сцене и в кино, следуя замыслу драматургов, заставлял зрителей вновь и вновь переживать трагедию своего героя. Чтобы после воскресать, как Феникс из пепла, и, стоя на сцене среди коллег-артистов, дарить залу свою неподражаемую улыбку. Но в тот день все было по-настоящему.
“Я радуюсь солнцу, дождю, детям… А жизни? Она к закату движется…” — говорил в одном из последних интервью. Во время празднования своего юбилея в 2011-м на сцене родного театра Ступка вспомнил напутствие отца: “Ты должен дожить до 70 лет, а дальше — сколько хочешь”.
Сам актер признавался: хотел бы уйти в один день с мамой — 23 июля. Так сложилось, что пожелание Сильвестра Ступки Богдан выполнил, перешагнув рубеж семи десятков, а вот свое — не пришлось: его не стало ранним утром 22-го июля. В тот день возле здания Театра имени Ивана Франко собрались тысячи людей, утопив площадь в море цветов. “Браво, маэстро!” — крикнул кто-то, не сдерживая слез. “Браво!” — грустным эхом отозвались остальные, провожая аплодисментами корифея, навсегда покинувшего сцену жизни, чтобы остаться в вечности.
Его сын Остап и внук Дмитрий продолжили актерскую династию.
Ранее опубликовано в журнале «Натали» (Украина)
