Премия Эмми 

Глава из книги Ниной Аловерт,
подготовленной к выпуску
Таллинским издательством  “Макаров”.

Фотографии Нины Аловерт.

Уезжая из Советского Союза в 1977 году, я прощалась с русским балетом, как и с друзьями, навсегда, не предполагая вновь увидеть спектакли любимого театра. И вдруг летом 1986 года, то есть почти десять лет спустя после моего отъезда из Союза, Кировский балет “выпустили” в Америку. 

PBS, канал американского телевидения, собирался снять “Лебединое озеро” прямо во время выступления на сцене. Узнав об этом, я тут же позвонила в то американское пресс-агентство, которое работало с театром. К 1986 году я уже постоянно писала о балете и снимала спектакли для русских и американских газет и журналов Нью-Йорка и знала директоров агентств, которые работали с прессой. Я попросила дать мне билет “для прессы”. “Нина, извини, не могу — сказал мне директор агентства — Мы подписали контракт с представителями театра о том, что никто из русских иммигрантов у нас билеты не получит”.

Олег Виноградов после репетиции. В первом ряду сидит , повернув голову в мою сторону, Елена Забалканская. Ольга Ченчикова стоит среди чёрных лебедей. Вашингтон 1986

Я возмущалась везде, куда только ни приходила – как в русских, так и в американских редакциях газет и журналов. В результате мне позвонили из газеты “Нью-Йорк пост” и попросили дать интервью на тему русского балета и ситуации, связанной с их приездом. Я отказалась: мне не хотелось позорить театр, да и чем я могла бы помочь? Разве это их вина? Я приехала из той страны и знала о подневольном положении граждан…

В результате я получила куда более заманчивое предложение. Мне позвонила редактор  PBS и пригласила меня быть официальным фотографом фильма. “Пусть эти советские НАМ попробуют что-нибудь запретить!” — сказала мне редактор.  Конечно, я с радостью согласилась. 

Одетта – Ольга Ченчикова, Принц – Константин Заклинский «Лебединое озеро». Вашингтон. 1986

Мне разрешили взять с собой пятнадцатилетнюю дочь Машу. Я всё ещё очень плохо и мало что понимала в американской жизни и в бизнесе. Работника киногруппы, который выписывал мне деньги на билет на поезд и на оплату гостиницы, я уверяла: мы можем поехать самым «дешёвым» поездом! Он посмотрел на меня с недоумением, сказав: «Поезжай, каким хочешь! Мне всё равно». Хотя что для PBS были лишние сто долларов на билет! Но я этого тогда не понимала, а он не понимал меня.

Мы приехали в Вашингтон и пришли на репетицию в Вoлф Трап (Национальный парк исполнительских искусств Волф Трап– Wolf Trap National Park for the Performing Arts – расположен на 117 акрах (47 га) в округ Фейрфакс, штат Вирджиния), театр, который расположен в парке –  только несколько рядов находятся под навесом, а основная часть зрителей сидит под открытым небом. 

Этот год был началом “перестройки”, но только началом. Труппа приехала в сопровождении большого количества “искусствоведов в штатском” (так тогда называли гебистов, охраняющих артистов за границей). Никто из тех артистов, с кем я была знакома до отъезда в эмиграцию, не смел со мной даже поздороваться. Неожиданным исключением была Ирина Колпакова, которая сама подошла ко мне. 

Переводчица-американка принесла мне после репетиции кучу записок: “Нина, наша гостиница такая-то, я в номере таком-то, позвони! Надеюсь, ты еще ничего не забыла!.. Нина, не знаю, как тут у вас, но, пожалуйста, на всякий случай, не говори по телефону лишнего…Нина не обижайся на нас, что мы не здороваемся!”

Обижаться! Я страдала, наблюдая в какое унизительное положение были поставлены танцовщики!  

После спектакля многие американцы — поклонники русского балета — пытались проникнуть за кулисы. Тщетно! Между автобусами (причем окна были с затемненными стеклами), в которых артистов везли после спектакля в гостиницу, и артистическим входом в театр выстраивался “коридор” из “искусствоведов в штатском”. Артисты проходили по этому “коридору” от дверей театра до дверей автобуса.

Тариэль – Фарух Рузиматов «Витязь в тигровой шкуре». Театр им. С.М.Кирова. Ленинград 1987

Американцы, конечно, всему этому изумлялись. Как-то днем я стояла с редактором PBS у артистического входа в театр. Был очень теплый солнечный день. Репетиторы — все бывшие премьеры театра, “звезды” своего времени — сидели на траве около входа, отдыхали. А над ними у стены театра стоял “сопровождающий”, расставив ноги, только что винтовки в руках не держал… Репетиторы смотрели в мою сторону и улыбались. “Они тебя знают? И не могут с тобой поздороваться? — спрашивала потрясенная редактор. — Теперь я поняла, что такое советская власть, лучше, чем из всех статей и рассказов!”

Алтынай Асылмуратова – Никия «Баядерка» Вашингтон. 1986

Естественно, мой старый знакомый Олег Виноградов, головой отвечавший за труппу, также разговаривал со мной только по телефону из гостиницы. После того как было отснято “Лебединое озеро” (с Ольгой Ченчиковой и Константином Заклинским в главных ролях) и съемочная группа уехала, театр показал еще концертную программу. Виноградов достал нам с дочерью билеты на спектакли, но, чтобы получить их из его рук, мы должны были встретиться с ним в парке, окружавшем театр. Виноградов шёл по дорожке, небрежно помахивая билетами – как будто оказался там случайно, а нам с Машей в вечерних туалетах пришлось проползти под какой-то загородкой прямо по земле…

Андрей Босов, Ирина Чистякова, Игорь Петров «Фея кукол». Ленинград 1987

С фотосъёмкой мне повезло: я всё сняла удачно и в цвете и черно-белые.. Но все слайды и плёнки по договору, я должна была отдать PBS, у меня забрали даже всю съёмку второго состава, которая в фильме была не нужна. Я была неопытна в этом деле, и всё отдала, успела оставить себе только несколько слайдов. Попросила: нельзя ли мне получить копии лучших кадров? Конечно, ответили мне, и прислали несколько чёрно-белых отпечатков. Я постеснялась настаивать.

«Витязь в тигровой шкуре». Елена Евтеева, Татьяна Арискин, Евгений Нефф, Эльдар Алиев. Студийная съёмка в Ленинграде, 1987

Концерт я уже официально не снимала, так, несколько кадров для себя. В  том числе  – дебют молоденькой Алтынай Асылмуратовой, которая  впервые танцевала Никию в акте «теней» из «Баядерки» (впоследствии – одна из лучших исполнительниц этой роли на сцене Мариинского театра).

Фильм был отмечен премией Эмми. Премию получила вся съёмочная группа, включая меня, фотографа. Мне даже прислали личный сертификат. 

– Быть награждённой столь большой наградой не просто почётно, но и престижно. 

– Но я этого тогда не понимала, я покивала головой, положила сертификат куда-то в ящик и надолго забыла. Лет через десять об этом вспомнила даже не я, а моя подруга Зоя. И я стала вписывать полученную Эмми в своё резюме.

Лёд тронулся

Через год, уже в 1987 году, балет Мариинского театра вновь приехал в Америку. Гастроли начались в небольшом городе Глассборо, куда я приехала с другими американскими фотографами. Мы стояли в полутемном зале, ожидая начала репетиции, когда на сцену вышел Олег Виноградов. Он посмотрел в зал, увидел меня и громко сказал: “Нина! Как хорошо, что ты здесь!” 

Анастасия – Алла Михальченко, Курбский – Андрис Лиепа, Студийная съёмка, Большой театр, Москва. 1987

Я уже не встречалась тайно где-то в парке с Олегом Виноградовым, а с его разрешения  свободно ходила за кулисы и на репетиции, смотрела утренние классы, где Виноградов обратил моё внимание на двух молоденьких танцовщиков, стоявших рядом у станка,  блондина и жгучего брюнета: «Смотри, это будущее нашего балета, Лунёв и Рузиматов». Правда  «сопровождающие лица» не спускали с меня глаз. Одна из моих ленинградских подруг просила прислать ей какое-то лекарство и передать с танцовщицей Леной Забалканской. Я принесла лекарство в театр и пришла с ним в грим уборную, где переодевались Лена и Ира Чистякова. Как только я ушла, к ним в комнату ворвалась одна из «искусствоведок в штатском» с криком: «Что вам принесла Аловерт?»  «Наркотики», – невозмутимо ответила Лена. 

С друзьями. Стоят слева направо: Арсен Деген, Нина Аловерт, Галина Тудоровская. Сидят: Лизавета Гафурова (жена Арсена), Ирина Рудковская. 1987

Целая группа молодых танцовщиков не боялись общения с эмигранткой, они стали моими друзьями на много лет: Лена и Ира, Юля Махалина, Саша Лунёв, Андрей Босов,  Наташа  Павлова, Дима Корнеев и Ира Иванова, Юра Фадеев (тогда – скромный солист, сегодня – заведующий балетной труппой Мариинского театра), Геннадий Селютский, репетитор (в прошлом – премьер Кировского балета) и другие. 

Танцовщики уже не боялись общаться и с той группой американских поклонников, которые пришли со мной на спектакли, а затем приглашали артистов ужинать в ресторан. Правда, однажды после такого похода в ресторан, Виноградов сделал мне на следующий день замечание: я должна ставить его в известность, кто пошёл и куда. Дескать, ты забыла, из какой страны мы приехал, не думай, что наши порядки так кардинально изменились… Но потом и это правило отпало…

В том же 1987 году на гастроли в Америку впервые после бегства Годунова приехал и Большой театр, я подружилась с Андрисом Лиепой,  Ниной Ананиашвили,  Аллой Михальченко, Аллой и Валерием Артюшкиными и другими молодыми танцовщиками. Словом, история сделала поворот, с ней менялась и моя жизнь. 

Воскрешение из мёртвых

Среди фотографов, которые снимали гастроли Кировского балета  в Глассборо в 1987, году был и мой новый знакомый американец Монро Варшоу. Он увлёкся русским балетом и однажды сразил меня предложением лететь с ним в Ленинград. Он оплачивал мою поездку, чтобы я была переводчиком и гидом. 

Это было началом перестройки, железный занавес приподнялся, но никто ещё из моих знакомых эмигрантов не летал в Россию. Это было безумие, но отказаться я не могла. 

Нина Ананиашвили. Студийная съёмка, Большой театр, Москва. 1987

Осенью, кажется в октябре, мы вылетели в Петербург через Финляндию. В огромном пустом помещении аэропорта выстроились в ряд пропускные пункты с таможенниками. Но кто-то, по-видимому, прошёл и оставил двери на несколько минут открытыми. За дверьми на ступенях лестницы я увидела большую компанию своих друзей. Я успела их всех разглядеть, я не узнала только одного, заросшего бородой. Бородатый радостно махал мне обеими руками. Я испугалась: не узнаю! Не узнаю! Кого же я забыла!? Впоследствии оказалось всё просто: десять лет назад ещё совсем мой юный друг бороды не носил. 

Юлия Махалина – вариация в «Пахите». Известный балетный критик Клайв Барнс назвал её в рецензии за это исполнение «герцогиней на отдыхе».

Затем из толпы друзей выбежал Серёжа Сорокин, добежал до таможни и бросил мне через их головы огромный букет белых хризантем. 

Трудно объяснить сегодняшнему читателю, но мы уезжали в эмиграцию, как на смерть. То ли мы умирали, то ли умирали наши друзья. Мы точно знали, что никогда больше друг друга не увидим. Никогда. С этой болью я прожила десять лет. И вот – я их увидела, обняла, я с ними говорила!..

От этой поездки остались какие-то обрывочные воспоминания. Я не гуляла по Ленинграду, я пыталась увидеться со всеми друзьями, ходила в театры, где раньше работала, встречалась с актерами, c Игорем Владимировым, но успела встретиться не со всеми. Но успела завести нового друга – любимейшего мною пианиста Павла Егорова, за которого за эти годы вышла замуж моя подруга Таня Отюгова. И была дружна с ним до самой его смерти. Мы с Монро ходили в Кировский  театр. Думаю, я была плохим гидом. Я так была поглощена этим чудом – встречей с дорогими мне людьми, что не успевала думать о Монро. Мне стыдно вспоминать об этом, но думаю, так всё и было. 

Затем мы поехали в Москву, где ходили на спектакли в Большой театр и снимали в павильоне молодых танцовщиков.  За нами, конечно, наблюдали. В Москве это был куратор Большого театра, которого танцовщики между собой звали  «дядя Володя». 

Я не помнила телефона своей ближайшей подруги Эллочки Селькиной, пианистки, ученицы Г.Г. Нейгауза. Но я приехала по памяти к её дому, вошла в подъезд, поднялась на этаж и позвонила даже не уверенная, что верно нашла адрес. «Кто там?» – спросила Элла. «Элишка, открой!» – ответила я. С воплем «Ниночка!», она распахнула двери. Кроме меня «Элишкой» её никто не называл. 

Не знаю, понятно ли то, что я пишу. Это было больше, чем чудо: обнять навсегда потерянных и оплаканных друзей. Я встречалась с мужчинами, в которых была влюблена в прошлой жизни, все они были очень внимательны ко мне, с одним я даже целовалась. Все хотели тоже как-то утвердить это вернувшееся прошлое. 

Сергей Юрский дома.1987

В тот первый приезд в Россию я оказалась в гостях у Серёжи Юрского и Наташи Теняковой на кухне уже в их московской квартире, но в моей памяти, повторявшей ту ленинградскую, в которой прощалась с ними перед отъездом десять лет назад навсегда. Понять, осмыслить, пережить это было трудно. Это было свершившееся чудо. Почти невероятная встреча. Мы, естественно, выпили… Позднее Серёжа мне говорил, что он смотрел на свою квартиру «моими» глазами и думал, что надо сделать ремонт или вообще поменять. Я же не помню самой квартиры. Что там было? В безвоздушном пространстве стол, за которым мы сидели, и хозяева квартиры, которых я не думала когда-нибудь увидеть. И школьница Даша. И кот Осип.

Кот Осип. 1987