К 450-летию со дня смерти Питера Брейгеля Старшего

Виталий Орлов

Безумная Грета.

Мои отношения с изобразительным искусством начались давно и с отрицания.  В школе нас заставляли  учить стихи о Сталине и говорили, что его нужно любить даже больше, чем отца. Отец мой относился к этому с пониманием. Над  столом в его комнате висела фотография Политбюро ЦК во главе с имярек, а когда Л.П.Берию арестовали, отец велел мне фигуру Л.П. заклеить, но фото со стены не снял. Тем не менее я Сталина тайно не любил, но совершенно открыто говорил, что картины «Утро нашей Родины»  и «Переезд на новую квартиру» А.Лактионова, где вселяющийся пионер держит в руках фотопортрет вождя, я любить не обязан. А заодно и картины  всяких герасимовых и дейнек.

Закончив  политехнический и поступив на работу, я там познакомился с девушкой (шерше ля фам!), которая рассказала мне, что кроме социалистического реализма в изобразительном искусстве существуют Рембрандт, Левитан, импрессионисты и еще много такого, что пером не описать, а надо видеть. Прошло время, и то, что я узнал о живописи, перевернуло мои представления об этом искусстве, и с тех пор в  сознании оно  стоит, пожалуй,  рядом с музыкой.

В ту пору, в начале 60-х годов прошлого века, мне доводилось довольно часто ездить с командировкой в Москву, и там, как только у меня выдавался свободный час, я направлялся  в Музей изобразительных искусств им.Пушкина, и прежде всего, уже привычным путем, пробегал через его залы к «Портрету Жанны Самари» Огюста Ренуара.

По дороге к Ренуару, в одном из залов Музея висела небольшая картина  под названием «Охотники на снегу», которая как будто смотрела мне, пробегающему, вслед, и с каждым разом с какой-то необъяснимой силой все более к себе притягивала. Как я впоследствии узнал, это была неплохая копия картины Питера Брейгеля Старшего работы кого-то из его младших современников. 

С течением времени она стала моей любимой картиной, которая просто повергала меня в транс. На вопрос «почему?» я не мог бы ответить и сейчас, но я проводил возле нее чуть ли не часы, и эти часы почему-то были  полны какой-то грусти и «неземной»  тоски.

Я уже знал, что это не сам Брейгель, а копия; что оригинал находится в Музее истории искусств в Вене и имеет другие размеры – больше, чем у копии. Я купил два  альбома репродукций  Брейгеля, отпечатанных в Лейпциге, которые по тем временам казались верхом полиграфического искусства. Позднее приобрел альбом венского Музея, но отпечатанный уже в Италии. Эти альбомы и теперь со мной. Я прочитал несколько книг о судьбе и мастерстве великого нидерландца, и он, как Моцарт в музыке, остается для меня вне любых  рейтингов и оценочных списков. 

Охотники на снегу

Брейгеля иногда сравнивают с его несомненно великим соотечественником и предшественником Иеронимом Босхом. Я тоже люблю Босха, но Босх, как мне кажется, смеялся и даже издевался над человеком, а Брейгель ему сочувствовал…

Когда я упомянул о «неземной» тоске при взгляде на брейгелевских «Охотников на снегу», это слово в моем рассказе возникло не случайно. В 1972 году на киноэкранах появился фильм Андрея Тарковского «Солярис».  Репродукция  «Охотников на снегу» появляется в контексте фильма как символ того, о чем тоскуют астронавты в немыслимых глубинах космоса – о далеком, но незабываемом  родном доме и возвращении.             

Помните?

«И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А снится нам трава, трава у дома,
Зеленая, зеленая трава».

Основа сюжета «Охотников на снегу» –  возвращение домой. Причем возвращение это можно трактовать и как возвращение в свой мир из чужого, внешнего по отношению к картине,  мир которой вполне замкнут и самодостаточен. Если вспомнить, чем заканчивается фильм «Солярис», то очевидно, что тема возвращения домой в нем  не случайна.  Тарковский канонизирует художника, закладывает в его картину нравственный, очистительный смысл, которого у самого Брейгеля, возможно, и не было.  

Композиционно эта вещь очень четко построена, в ней особенно ясно обнаруживаются те приемы, с помощью которых Брейгелю удавалось добиться впечатления абсолютной художественной цельности живописного произведения.  Композиционный каркас максимально обнажен: в нем явственно обозначены диагонали, вертикали, треугольники и прямоугольники. Не менее четко и его цветовое построение. Слева пейзаж  обозначен представленным в трехчетвертном ракурсе домом, который возглавляет череду спускающихся вниз с пригорка построек, определяющих собой четкую диагональ, уходящую вглубь картины. Ей вторит другая диагональ, примерно параллельная первой, придвинутая ближе к первому плану, составленная из стволов голых деревьев. Обратное направление подчеркивает скошенная линия заснеженного холма, которая ограничивает большой белый треугольник участка земли, где помещаются фигуры охотиков и собак, и, по контрасту с двумя первыми диагоналями, направлена от второго плана к переднему. Геометрически очерченные участки композиции  возникают и на втором плане. Таков прямоугольник поверхности зеленоватой замерзшей воды, усеянный черными точками фигурок конькобежцев. Несколько раз повторены острые углы фронтонов нидерландских домов, резко очерчены строгие  вертикали стволов деревьев. Но вдали «геометрии» уже нет. Там меньше рационалистических элементов и меньше заметных следов человеческой жизни. Редеют строения,  возникает простор широко раскинувшейся долины, которая слева уходит за горизонт, а справа замыкается остроконечными скалами.  Самим построением пейзажа взгляд зрителя настойчиво увлекается вдаль, в расположенную там зону широты и свободы, следуя за извивами замерзшей реки и рядами невысоких деревьев. И всеми средствами создается всеподчиняющий эмоциональный тонус картины, крепкое ощущение застывшей стужи как порождения мирового порядка.

В то же время теплые колористические оттенки, включенные в те части изображения, что связаны с жизнью людей, смягчают суровую интонацию картины: костер у дома на первом плане, мягкие очертания низкорослых ветел, свободных от леденящего стального оттенка;  помещенные на первом плане на фоне снега широко раскинувшиеся в стороны тонкие, вьющиеся наподобие легких змеек, изящные светло-желтые стебли какого-то  низкорослого растения.

В Венском Музее истории искусства

Не только по этой, но и по другим картинам Брейгеля видно, что он воспринимал мир как круговорот частностей в целом и отражения целого в каждой детали. Как тысячи  случайностей, рождающих почти точный механизм, и как Бога, отраженного в каждой мельчайшей детали. 

Тарковскому была очень близка эта идея, этот взгляд на мир, который нашел  отражение не только в «Солярисе», но и в «Зеркале» и, в принципе, уже и в «Рублеве».  Хотя, конечно, он в своем творчестве видоизменил идею пантеиста Брейгеля в нечто гораздо более заряженное христианством и богоискательством.

Строго говоря, все эти наблюдения и мысли мне удалось для себя сформулировать далеко не сразу и, главным образом, только после того, как я увидел оригинал «Охотников на снегу» в Музее истории искусств в Вене, где я побывал только четыре года тому назад..

Из  Нью-Йорка в Вену я прилетел, когда там было раннее утро. Гостиница, где мне был забронирован номер, находилась совсем недалеко от знаменитой Венской оперы, а оттуда до Музея – пешком рукой подать. Правда, шел небольшой и уже теплый мартовский дождь, но все же, оставив вещи и взяв зонтик, я пошел в Музей пешком: не каждый день появляется у человека возможность пройтись пару кварталов по красавице Вене. Зайдя в Музей, я не пошел сразу в зал с Брейгелем, решив эмоционально подготовиться к встрече с художником постепенно.  Но не получилось! Когда я вошел в брейгелевский зал, подлинный Брейгель на всех стенах, в натуральных размерах просто  ошеломил! Сколько времени я провел возле  «Охотников», не знаю, потом долго еще ходил по залам Музея, в котором, надо сказать,  вообще есть  на что посмотреть, но  несколько раз возвращался к Брейгелю…

Наследник Габсбургского собрания живописи – Музей  истории искусств в Вене обладает самым большим собранием живописи Брейгеля в мире – двенадцатью досками – более трети всех известных живописных произведений мастера. Это стало главным обстоятельством, почему именно здесь открылась выставка произведений великого нидерландца, посвященная 450-летию со дня его смерти, отмечаемому в 2019 году.

Открытие состоялось  2 октября 2018 года, но  еще задолго до него эта первая в истории монографическая выставка Питера Брейгеля Старшего обрела статус легендарной: «европейский музейный проект года», «выставка тысячелетия».

Была собрана международная команда из пяти кураторов – крупнейших специалистов по Брейгелю, и эта команда готовила выставку шесть лет. Кураторы назвали выставку «Рука мастера». 

В проекте участвовали 12 партнерских организаций, свои произведения предоставили 26 музеев и несколько частных собраний. Среди них Королевский Музей изящных искусств в Брюсселе, занимающий второе место по числу «брейгелей» – 6, музеи Берлина, Мадрида, Антверпена, Рима, Праги, Лондона и Роттердама. Некоторые работы не выставлялись десятилетиями, а то и сотнями лет, потому что многие из них выполнены на дереве, и они со временем становятся все более хрупкими.

Inauguration of the exhibition in the presence of the Belgian King, the Austrian President, with their wives

Выставку торжественно открыли президент Австрии Александер Ван дер Беллен и король Бельгии Филипп. Она была открыта до 13 января 2019 года. На выставке были одновременно доступны  27 поразительных картин великого нидерландского мастера, 27 его рисунков и 33 гравюры. «Это больше половины всего Брейгеля, который известен сегодня», – сказала на пресс-показе директор Музея истории искусств Вены Сабина Хааг…

Ценитель, смотрящий через плечо художника на его работу и лезущий в карман за деньгами, – это сюжет знаменитого рисунка Брейгеля «Художник и знаток», который кураторы поместили в центр первого зала – как  вероятный автопортрет мастера и метафору отношений художника с этим миром. Свет в залах выставки приглушен – так  нужно для экспозиции графики. Произведения  живописи подсвечены индивидуально.

Впервые за 300 лет в одном зале на одной стене собраны четыре из пяти сохранившихся картин из цикла «Времена года», включая «Охотников на снегу».  Шестая не сохранилась, а еще одну, пятую – «Жатву», находящуюся в нью-йоркском Музее искусств Метрополитен, не удалось привезти: Музей отказался транспортировать ее  из соображений сохранности…   

Один из вариантов знаменитой картины Брейгеля «Большая Вавилонская башня» хранится в Вене; другой, называемый «Малая Вавилонская башня» – в Роттердаме, и третий – в  Дрездене. Первые два варианта  впервые выставляются вместе. 

Вавилонская башня

Из  собрания семьи графа Лобковица в Праге на выставку прибыл «Сенокос», ставший одним из центральных произведений выставки.

 Большинство представленных произведений никогда не покидали стены своих современных владельцев, а в одном случае пришлось даже изменить местный закон, чтобы «Поклонение волхвов на снегу» могло покинуть Швейцарию.

Картины Брейгеля высоко ценились уже при его жизни, но за 450 лет цены неизмеримо выросли. Если в Мехелене в 1572 году картины Брейгеля оценивались в крупную сумму от 50 до 200 золотых монет, то в 2013 году находящийся в Детройтском институте искусства «Свадебный танец» был оценен на аукционе  Christie’s в 200 миллионов долларов. 

The Wedding Dance, c.1566 (oil on panel) by Bruegel, Pieter the Elder (c.1525-69)

Выступая перед сотнями журналистов, собравшихся на пресс-показ, один из кураторов, директор Королевского Музея изящных искусств в Антверпене, профессор Гентского университета Манфред Зеллинк  сравнил метод Брейгеля с методом Андрея Тарковского: «В XVI веке Брейгель использовал те же методы, что и Тарковский в  наши дни, – сказал Зеллинк во время презентации. – Если вы посмотрите на фильмы Тарковского, то увидите, что он пользовался таким же движением в картинах по нарастающей, многослойным изображением, медленным вхождением в картину, медленным перемещением. В некоторых фильмах Тарковского можно прямо узнать картины Брейгеля. Конечно, Тарковский использовал не только произведения Брейгеля,  а и других художников. Но в том, как он ведет взгляд зрителя, привлекает внимание,  Тарковский пользуется методом, который Брейгель изобрел 450 лет тому назад».

Прошло 450 лет, а Брейгель и сегодня непревзойден!

Художник и знаток ” (предположительно “Автопортрет”)